Люся и Света попали в дом малютки в разное время и в разном возрасте.
Люсю родила двадцатилетняя студентка, которая наивно доверилась своему молодому человеку, обещавшему и жениться, и ребенка признать. Но, защитив диплом, парень исчез за линией горизонта, заявив, что все проблемы с ребенком его бывшая возлюбленная должна решать сама, а перед ним открываются великолепные перспективы, отказаться от которых он себе позволить не может.
На нервной почве роды случились преждевременно, и полтора месяца Люсей, прежде чем отправить ее в дом малютки, занимались врачи.
Молодая женщина, родившая ее, сделала для своей дочери единственное, что могла – она написала официальный отказ от ребенка.
Теперь малышку могли спокойно удочерить. Обычно с новорожденными так и бывает. Но с Люсей этого не случилось. Может быть, из-за состояния здоровья девочки при рождении.
Как бы то ни было, но Люся уже два с половиной года жила в доме малютки. Она не чувствовала себя несчастной, потому что девочка не знала, что жизнь может быть совершенно другой: что у детей могут быть мама и папа, что игрушки могут принадлежать только ей, что можно выбрать, что есть на полдник – пряник или печенье.
Однажды у них в группе появилась новая девочка. Обычно новички плакали, цеплялись за взрослых, которые привели их, а эта молчала, только внимательно смотрела на собравшихся рядом детей. У девочки были черные глаза и торчащие уши, которые казались большими, потому что девочка была пострижена налысо.
– Вот ребята, это Света, – сказала воспитатель Нина Васильевна, – покажите ей, какие у нас есть игрушки.
Но Света отодвинула рукой ребят и осталась стоять на месте. Ее оставили в покое. А когда собрались на ужин, то воспитатель нашла новенькую в углу за стеллажом с игрушками. Света сидела на полу и издали наблюдала за остальными детьми. Как ни старались вытащить девочку из угла, ничего не получалось — она упиралась и не хотела сдвинуться с места.
Тогда к ней подошла Люся, просто взяла новенькую за руку и что-то ей сказала. Света встала и пошла за Люсей.
Так они вместе и ходили теперь везде: на прогулку, на занятия, в медицинский кабинет. Им даже кровати поставили рядом.
Света попала сюда из дома, если, конечно, место, где она жила с матерью, можно было так назвать. Их комната в коммунальной квартире представляла собой притон, в котором каждый вечер собиралась компания собутыльников. Соседям надоели ежедневные гулянки, они стали регулярно вызывать полицию. В результате мать Светы лишили родительских прав и забрали у нее дочь.
Когда девочкам исполнилось три года, их перевели в детский дом. Здесь они тоже держались вместе до тех пор, пока Люсю не удочерили.
В это время им было уже шесть.
Взрослые напрасно думают, что дети ничего не замечают и не понимают. На самом деле даже самые маленькие уже многое видят. И иногда умеют делать выводы, правда, не всегда верные.
Но когда в детском доме появлялись люди, желающие усыновить ребенка, дети всегда отличали их от других взрослых – членов различных комиссий или благотворительных фондов.
Практически каждый ребенок лет с восьми-девяти знал свой статус. Надеяться на усыновление в первую очередь могли круглые сироты и те, от кого матери отказались официально. Тех, чьи родители были лишены родительских прав, брали под опеку реже. Были дети, которых усыновить было нельзя – их родители находились в местах не столь отдаленных или были ограничены в правах.
Но покинуть детский дом надеялись все. Даже подростки лет тринадцати-четырнадцати, которых усыновляют очень редко. Они старались казаться равнодушными, но почти каждый где-то в глубине души надеялся на чудо.
В эти дни можно было случайно подслушать где-нибудь в укромном уголке такой разговор:
– Меня не возьмут – у меня есть младший брат – Мишка. Нас должны только вдвоем взять. А кому такая обуза нужна? – говорила девочка лет восьми.
– А у меня нога кривая, – отвечал ей мальчишка такого же возраста.
Несмотря на строгое соблюдение тайны, примерно через неделю после того, как в детдоме появилась эта пара – улыбчивая женщина и симпатичный высокий мужчина лет тридцати пяти, – разнесся слух: хотят взять девочку лет пяти-шести.
Они выбрали Люсю.
Девочка была в смятении: она не знала, что ждет ее в семье, поэтому немного побаивалась. Но, с другой стороны, понимала, что многие хотели бы оказаться на ее месте, и радовалась. Только одно расстраивало Люсю – она знала, что навсегда расстанется со Светой.
Конечно, потом, когда Люся окунулась в новую жизнь, она уже не так скучала по своей подруге, а со временем почти забыла ее. Тем более что жизнь у нее теперь была совсем другая.
Через месяц после того, как Люся освоилась в семье, она стала ходить в детский сад. Мама Вика объяснила девочке, что детский сад – это не детский дом, что здесь у всех детей есть родители, которые каждый вечер забирают их домой. А приводят только на то время, пока работают.
Люся все это поняла, но первые дни все равно боялась, что мама за ней не придет.
Потом Люся по субботам стала ходить в школу – в подготовительную группу, и тут выяснилось, что девочка очень способная – буквы она выучила еще в детском доме, поэтому быстро научилась читать.
А еще Люся очень любила рисовать, и ее новые родители стали водить ее в художественную студию, а через год отдали в художественную школу.
Но иногда вечерами, когда Люся уже укладывалась спать, она вспоминала Свету и думала о том, как живет ее подружка.
Прошло много лет. Люся окончила школу, затем университет, устроилась на работу в архитектурное бюро.
Коллектив был молодой, одну из коллег Люси звали Светланой.
– У меня в детстве подружка была – ее тоже Светой звали.
– И где она сейчас? Вы общаетесь? – спросила коллега.
– Нет, мы расстались очень давно, еще в детстве, и я ничего о ней не знаю, – ответила Люся.
Вечером она снова вспомнила о Свете, и ей пришла в голову мысль найти подругу. Люся поделилась этой идеей с мамой.
– Не буду тебя отговаривать, – сказала та, – но, знаешь, не всегда такие встречи с прошлым заканчиваются хорошо. Иногда бывают разочарования. Хочешь найти эту девочку – попробуй, но не бросайся сразу ей в объятья, она, может быть, тебя и не помнит.
– А я ее лицо тоже не помню, – сказала Люся, – так, образ какой-то неясный. Помню только, что у нее шрам над левой бровью был – такой светлый, длинный и узкий, как ниточка.
Люся все-таки решила найти Свету и направилась в детский дом.
Она не была здесь с того времени, как ее увезли отсюда родители. Но Люся узнала двор и высокое крыльцо. Во дворе появились две новые детские площадки – яркие, нарядные, – в то время их здесь не было.
– Я к директору, – сказала Люся женщине, которая открыла ей дверь.
– К Степану Петровичу? Я вас провожу.
Люся, краснея и сбиваясь, объяснила директору, зачем она пришла. Ей было неудобно отрывать от дел занятого человека, и сама идея – найти Свету – теперь показалась абсурдной.
– Так вы из наших воспитанников? – спросил Степан Петрович.
– Да, но меня удочерили, а Света осталась здесь. Вот я и хотела о ней узнать.
– Мы, вообще-то, таких сведений посторонним людям не сообщаем. А фамилию своей подруги вы помните?
– Нет, только имя.
В этот момент открылась дверь и в кабинет заглянула молодая девушка.
– Вот, Мария Александровна, тоже, как и вы, наша бывшая воспитанница – окончила педколледж и теперь работает у нас, – сообщил Степан Петрович.
– А я вас что-то не помню, – сказала девушка, вглядываясь в лицо Люси.
– Ее в шесть лет удочерили, а сейчас она пришла свою подружку искать, – сказал директор.
– Ее Светой звали, – добавила Люся.
– Уж не Пономареву ли Свету вы ищите? – спросила Мария. – Помните, Степан Петрович, ее подружку удочерили, а Светка потом здесь всем такое устроила!
– Скажешь тоже, Маша! Что могла устроить маленькая девочка? Расстроилась, замкнулась, не хотела идти на контакт, но потом же все нормализовалось, – возразил Степан Петрович. – Помню я вашу Пономареву. Окончила девять классов и поступила в колледж. В какой, не помню. Но у нас почти все девчонки или на швею, или на повара-кондитера тогда шли. А что там с ней дальше было и где она сейчас, вам вряд ли кто-то скажет. В архиве, конечно, сведения есть, но человеку с улицы их не дадут.
Люся попрощалась с директором и пошла к выходу. Когда она уже была на крыльце, ее окликнула Маша:
– Постой, ты и вправду решила Светку найти? Вообще это так себе идея. Степан Петрович все прекрасно помнит, просто рассказывать не хочет. Светку в восемь лет взяли в семью, под опеку, а через полгода вернули.
– А почему?
– Вела себя безобразно, там в семье еще дети были, так она над малышами издевалась. А когда ее вернули, она здесь так фестивалить начала, даже сбегала два раза. Когда она выпустилась, все воспитатели левой пяткой перекрестились. Мне это Валентина Михайловна рассказывала – она здесь давно работает.
– Ладно, спасибо, – сказала Люся. – Я пойду. Жаль, конечно, что ничего не получилось.
– Подожди, Светка, наверняка, живет в той же квартире, где они с матерью жили. Мать ее то ли помepла, то ли ее посадили, в общем Светка хвасталась, что у нее комната в коммуналке есть – от матери осталась, – сказала Маша.
– Но я ведь не знаю, где они жили.
– А ты оставь мне свой телефон. Я кое-куда загляну, вполне возможно, что в личном деле адрес есть, – предложила Маша.
– Вот спасибо! – воскликнула Люся.
– Только не жди прямо сегодня, может, не сразу получится – дня через три-четыре, – сказала Маша.
Действительно, через несколько дней Люся узнала адрес Светы. Она отправилась туда в субботу после обеда, чтобы наверняка застать девушку.
Люся шла вдоль дома, вглядываясь в написанные на дверях подъездов номера квартир. Вот: семнадцатая – тридцать вторая. Именно в семнадцатой квартире и жила Света.
Люся уже хотела свернуть к подъезду, как ее на повороте обогнала молодая женщина, появление которой вызвало бурную реакцию двух мужчин потасканного вида.
– О! Светка! Принесла?! – обрадовался один из них.
В пакете, который женщина поставила на скамейку рядом с мужчиной, что-то звякнуло.
Люся прошла к подъезду и сделала вид, что набирает код.
– Вы в какую квартиру? – спросила ее женщина.
– В девятнадцатую, – солгала Люся.
– К Пахомовым? Так они все на дачу уехали, – ответила Светка. Это была она. И светлый шрам на левой бровью был на месте – длинный и узкий, как ниточка.
– Светка, ну, что ты там застряла, давай, наливай! – позвали ее приятели.
– Спасибо, извините, – сказала Люся и быстро пошла подальше от этой веселой компании.
Вечером, рассказывая родителям о результатах своих поисков, Люся сказала:
– А если бы вы меня не забрали, ведь и со мной могло такое случиться.
– Нет, Люсенька, – сказала мама, – у тебя были такие ясные чистые глаза, мы, когда тебя увидели, сразу поняли, что ты наша дочка. И с тобой такого никогда бы не случилось.
Бывший не отпускает