— Лицемерка старая, — проворчал дед Павел.
— И рядом не было, — вытирая платочком слезы, ответила баба Нина.
— Как же ж не было, если сначала обложила, чем смогла, а сейчас слезу давишь? – возмутился дед Павел.
— Так, я такого не помню, значит, не было! – возмущение мгновенно сменило слезы. – И чего это ты на меня наговариваешь?
— Я? – удивился дед Павел. – Наговариваю? Это я еще не договариваю!
— А ты договори! – потребовала баба Нина. – Договори! Только смотри, не договорись! – баба Нина уперла руки в бока: — Ну?
— А я и говорю! – кивнул дед Павел. – В глаза одно, а за глаза такое, что и повторить стыдно!
— Ой, стыдно ему! – фыркнула баба Нина. – Стыдливый нашелся! Да я за всю свою жизнь слова плохого никому не сказала!
— Нинка, это склероз называется! – дед Павел постучал костяшками пальцев себе по голове. – Последние мозги уже выдуло! Не помнишь ничего!
— Что мне надо, я отлично помню, а чего не помню, значит, неважное! А неважное, так того и не было!
— Хороший подход к делу! – дед Павел кивнул. – Сначала человека обругаешь по всем статьям, а потом: «Не было такого!» и фиг, что докажешь!
— А тебе с того какая печаль? – поинтересовалась баба Нина.
— Лицемерка ты, вот и весь сказ! – дед Павел повернулся и пошел в дом.
После визита детей и внуков уборки было выше гор.
— Паша! – крикнула баба Нина. – Ты тут про мою память говорил, а я же прекрасно помню, как ты соседке Ольке крышу перекрывал!
Светкой я тогда ходила! А ты у нее дневал и ночевал! И денег же потом не принес! И чем она с тобой расплачивалась?
Дед Павел замер в дверях:
— Нинка, ты точно с ума сошла! Это сорок лет назад было! А за ту работу мне её муж трактора дал на месяц!
Мы ж на нем в роддом ездили! А потом же я в город катался, чтобы все для Светки купить! – дед Павел усмехнулся. – Кривая у тебя память! Как в кино, тут помню, тут не помню!
— Но помню же!
— Так это не отменяет того, что ты лицемерка старая! – хохотнул дед Павел и скрылся в доме.
Баба Нина заперла калитку и пошла следом. То, что ее благоверный ушел в дом, не говорило, что она закончила с ним разговор.
— И чего ты сел? – возмутилась она, едва войдя в дом. – В погреб лезь! Там порядок надо навести! Анька с зятем там полчаса хозяйничали! Теперь там вообще ничего не найдешь!
— Она сказала, что там порядок, — ответил дед Павел, продолжая собирать постельное белье, где спали внуки.
— А ты ей и поверил! – воскликнула баба Нина. – А прошлым разом попереставляла, что я банку огурцов в компотах нашла!
А варенье как в картошке лопнуло? Беда была страшная! Я тогда трижды пожалела, что ее родила!
— А что ты это мне говоришь, а не ей? – дед Павел закончил с бельем и кинул жене под ноги. – Говорю ж тебе, вредная ты! На, вот, с тряпками разбирайся!
— А ты в погреб лезь! – баба Нина подобрала ком белья. – И молись там, чтоб я на люк шкаф не поставила! Достал же хуже горькой редьки!
— Так и ты молись, чтобы я не выбрался! – прикрикнул дед Павел. – А если выберусь, тебе хуже будет!
— Бить будешь? Родную жену? – встрепенулась баба Нина. – И совесть тебе позволит?
— Буду я еще о тебя руки марать? – фыркнул дед Павел. – Пойду по деревне и каждому расскажу, что ты про него говорила! У меня-то память отличная!
— Какая у тебя память? – отмахнулась баба Нина. – Очки вчера сколько искал? – она хохотнула. – А нашел у себя на голове!
А как ты поросят по два раза кормишь? Они ж лопнут скоро!
— Очки – это закономерность, а поросятам хорошая кормежка только на пользу! – защищался дед Павел.
— А курам, значит, диета полезна? – усмехнулась баба Нина. – Трижды я тебя посылала курам дать, а ты так ни разу и не дошел!
— Я с внуками играл, — обиженно проворчал дед Павел.
— Ага, в прятки! Они тебя на сеновале нашли, и час добудиться не могли!
— Это потому что мне жена покоя не дает! Так уже скоро, как лошадь, стоя спать научусь!
— Я не даю? – вскрикнула баба Нина. – Да на кой ты мне сдался? Жила б одна, горя б не знала!
— Так вот? – набычился дед Павел. – А вот уйду из дома, и что ты делать будешь?
— Жить спокойно! Да, только не с моим счастьем! Кто тебя подберет?
— А я к Елене Васильевне уйду! Она женщина интеллигентная, мужика не обидит! – заявил дед Павел.
— Дачница, что ль? – задумалась баба Нина. – Ах, ты ж! Эта всех подбирает! Или ты с ней сговорился уже? Так я тебя сейчас научу, как от жены на сторону смотреть!
Она замахнулась полотенцем, но ударить не успела.
В дверях стояли Аня со Светой и громко хохотали.
— Доченьки! – воскликнула баба Нина. – Вы вернулись? Еще погостите? И правильно! А белье я сейчас свежее постелю!
— Ой, заквохтала! – проворчал дед Павел. – Ты посмотри! Козочкой подхватилась!
— Мам, пап, — сквозь улыбку произнесла Аня, — вы ругаться не устали?
— А кто ругается? – удивилась баба Нина. – Разговариваем просто!
— Сколько себя помню, — произнесла Света, — вы только так и разговариваете! А еще же три года и полвека вместе! Может, пора уже как-то…
— Доченька, хорошо у нас все! – заверила баба Нина. – Это мы с ним так, чтобы в тонусе быть!
А вы вернулись-то чего? Останетесь еще на недельку? Оставайтесь! Заносите вещи, сейчас все разложим!
А я пироги думала печь, да для деда и не интересно! А для деток, внуков, да зятьев – милое дело!
На широкую улыбку бабы Нины дед Павел отреагировал односложно:
— Лицемерка! – и ушел на кухню.
Если сильно присматриваться к характеру, так ни один брак долго не проживет. А с учетом, что характер с годами портится, так вообще – катастрофа.
Хотя, это больше городская беда, где все умные стали. А в деревне было так, что характер корректировался добрым словом и благим матом. Так и отношение другое совсем.
Когда Павел после армии пошел свататься к Нине, ему по барабану было то, что слыла она самой языкастой невестой в деревне.
Была она красива, статна, трудолюбива.
— А то, что она языком молотит, так это ее личные проблемы! – отмахивался Павел. – На меня фыркнет, так тем же и получит! А если на кого, так я защитить смогу! Ну, если сама не отгавкается!
Веселая получилась семья. Со своей перчинкой, так сказать. Где с шуткой, где с уколом, а где и с добрым криком, но в счастье и согласии.
Молодым же свой дом подняли, да участок оградили, а дальше дело молодых. Работы было, что хоть спать не ложись! Так не до характеров было. Когда за день умаешься, до подушки бы добраться!
Характер, конечно, с годами портится. И язык у Нины стал значительно острее. Только с годами дел становится больше. И даже зубастые реплики с ответами на них – это лишь краткая передышка в бесконечных заботах.
Как дочки подрастать стали, могла бы выйти хорошая подмога. Но и их учли, да хозяйство расширили.
А куда в деревне без своего огорода? А без кур? А как же кролики? Да и свинка к месту будет! Так и работу никто не отменял!
С «ласковых» губ Нины кто только не был обласкан! Мужу доставалось, дочкам перепадало. А уж дома она каждому косяку время и поток слов уделила!
А про скольких соседей Павел всякого разного услышал, так можно романы писать.
Нет, можно же было и по-доброму. Только психологи говорят, что негативная эмоция, когда изливается, сил прибавляет не в пример больше!
Для доброго дела можно рук пожалеть, а если назло, так горы в пыль перетираются!
— Перематеришь огород и лопату, — говорил Павел, — так и копается легче!
— Начальника помянешь матерно, — отвечала Нина, — так и придирки его не огорчают!
А потом наступает переломный момент, когда язвительный характер начинает доставать. И момент этот приходит с помощниками по хозяйству.
Дочки взрослые приезжают к родителям, чтобы помогать. Потом мужей стали привозить. А следом и внукам находилось дело.
Дела делались быстрее, свободного времени становилось больше. Да и пенсия способствовала, чтобы языками почесать.
Вот тут Павел и понял, что Нина ему Богом была дана. Их характеры слились, да усилились. И гармонично дополняли друг друга.
Но у Нины была одна особенность, которая вскрылась в старости. Она напрочь забывала, что плохого про кого говорила.
И это бесило Павла, потому как за всё, что на людей наговорено, ему в вину ставилось. За это он лицемеркой ее и звал.
И под каникулы внуков в школе повторялся один и тот же разговор:
— Каникулы скоро, внуков опять привезут, — недовольно говорила баба Нина.
— Скачи с ними сайгаком по буеракам! – ворчал дед Павел.
— Денег опять просить будут! – накидывала баба Нина.
— Когда уже сами зарабатывать научатся?
— В погребе опять бардак наведут и половину консервации свезут!
— А на огород без шашлыков не затащишь! – поддакивал дед Павел. – И нет бы, зятья сами жарили, так им дым глазки ест! А кому он не ест?
— Готовь же на них! – качала головой баба Нина.
— Постель стели! Стирай потом еще!
— А потом же снова про свой город рассказывать будут, что у них там магазины!
— Вот и сидели бы в своем городе! – кивал дед Павел. – Нет, же ж! Едут! Едут!
А как гости на пороге, так дед Павел ворчать продолжал, а баба Нина в любезностях рассыпалась.
А как провожать, так платочком машет, слезы льет, снова в гости зазывает! А потом в дом только войдет и снова ворчит, что не остановишь!
Дочки не те, внуки сами по себе, зятья – вообще не пришей кобыле хвост!
Да и между собой в постоянных переругиваниях. То одно вспомнится, то другое. Да и за недавнее претензий накидать – милое дело.
Дочки про такое общение знали. Когда с шуткой вспоминали, а когда и с настороженностью.
Непонятно было, насколько это нормально. Ведь жизнь прожили, не разбежались. А все равно, какой смысл постоянно нервы точить?
— Пап, ну, чего ты на маму так? – спросила Аня.
— А потому что характер у нее противный! – ответил дед Павел. – Сначала языком ляскает, а потом не помнит ничего!
— Пап, так и у тебя характер не сахарный! – заметила Света. – Как ты мужей наших вечно отчитываешь?
— По заслугам! – дед Павел указал на бабу Нину. – Эта ж тоже их крепким словом не обходит! Но слышу это только я!
— А ты уши закрывай! – усмехнулась баба Нина.
— Вот! Как есть лицемерка! – дед Павел махнул рукой.
— Вот же подобрались! – рассмеялась Аня. – Вы, когда женились, друг друга выбирали, кто лучше ругаться умеет? А потому соревнуетесь всю жизнь?
— Доченька, — баба Нина улыбнулась. – А нам так жить веселее! Если все тихо и ладно – скучно! А так, я ему словцо, он мне парочку!
Я отвечу, он покричит! Норма жизни у нас такая! Да и разве это ругань? Так, ворчим по-стариковски, чтобы в тишине не сидеть! Ну, иногда громче!
— И чего вы вообще пристали? – проворчал дед Павел. – Уехали, так езжайте, приехали, так оставайтесь! И нечего лезть туда, где ничего не понимаете!
Вы сначала до наших лет доживите, а потом поймете, что у каждого человека есть суверенное право поворчать! Сами когда бабками станете, поймете!
Дочери вернулись с дороги, чтобы сумку забытую забрать. Да вот и попали на ликбез по семейной жизни. А уезжали в глубокой задумчивости.
— Не в характере человека дело, — наконец, сказала Аня. – Важно, чтобы на одной волне быть! А поворчать, так оно в любом возрасте иногда полезно. Чтобы не скандал, а так, легкими намеками. Вроде и сказал, а вроде, можно и подумать.
— Вот она – мудрость, — ответила Света. – Хоть и ругались все время, а жизнь прожили, нас родили, хозяйство держали. И сейчас друг за дружку держатся! И ведь даже с криками они счастливы!
Суверенное право поворчать