— Я больше не могу, — говорил Виталий. — Это невыносимо! Ее деревенский говор, эти вечные «милки» да «касатики»…
Я специалист по языкам, черт возьми! У меня репутация!
— Но она же моя мать, — тихо отвечала Наталья. — Да, она живет в деревне, но она же моя мать!
— Вот пусть в деревне своей и остается! — рявкнул Виталий. — Там ей самое место!
— Ой, касатики мои, притомилася-то я как с дороги-то! — Мария Михайловна шумно опустилась на кухонный стул, промокая платком морщинистое лицо. — А ты, Наталька, все такая же красавица писаная, да теперь и расфуфыренная.
И Виталька твой — прям как артист заграничный!
Наталья покосилась на мужа.
Тот стоял, прислонившись к дверному косяку, и на его холеном лице застыла вежливая улыбка — та самая, которую он обычно приберегал для особенно трудных клиентов.
— Мам, может, чаю? — торопливо предложила Наталья, пытаясь разрядить обстановку. — Ты присядь, отдохни с дороги.
— А чего приседать-то? Я уж насиделася в энтом вашем поезде! — Мария Михайловна резво вскочила и принялась хозяйничать у плиты. — Ты где чай-то держишь? В каком шкафчике? В энтом?
Виталий поморщился, словно от зубной боли. Наталья успела заметить, как дернулся желвак на его скуле.
— Мария Михайловна, позвольте, я сам… — начал было он.
Но договорить не успел — в кухню ворвался маленький ураган по имени Антон.
— Бабушка! — радостно завопил мальчик, с разбегу впечатываясь в полные бока Марии Михайловны. — А правда, что ты теперь будешь жить с нами? Насовсем-насовсем?
— Ох ты, батюшки, касатик мой ненаглядный ! Какой большой стал! — всплеснула руками Мария Михайловна. — Да чисто твой папенька! Такой же красавец писаный!
Виталий издал странный звук — не то кашель, не то сдавленный смешок — и стремительно вышел из кухни. Наталья проводила его встревоженным взглядом.
Весь вечер она металась между кухней, где мать увлеченно рассказывала внуку деревенские байки, и кабинетом мужа.
Виталий заперся там под предлогом срочной работы, но Наталья знала — просто прячется от тещи.
— Ты бы хоть поужинал с нами, — робко предложила она, заглянув к нему в очередной раз.
— Прости, дорогая, но у меня важный звонок, — отозвался он, не отрывая взгляда от монитора. — Клиент из Барселоны, сама понимаешь.
Наталья вздохнула. Как объяснить матери, что ее зять — известный переводчик-синхронист, что он говорит на шести языках, что его услуги стоят баснословных денег?
И как объяснить мужу, что мама — простая деревенская женщина, и ее манера говорить — это не признак невежества, а часть ее натуры?
Развязка наступила через неделю.
За ужином Мария Михайловна, разливая борщ, поинтересовалась:
— А что, Виталька, много к тебе этой неруси-то ходит? Давеча видала — какой-то чернявый возле подъезда околачивался, все по телефону лопотал.
Виталий медленно положил вилку.
— Это был господин Рамирес, мой клиент из Мадрида, — произнес он ледяным тоном. — И я был бы признателен, если бы вы воздержались от подобных… определений его национальности.
— Да чегой-то ты, милок, — всплеснула руками Мария Михайловна. — Я ж любя! Вон какой ты у нас образованный, со всеми энтими иностранцами сразу балакаешь!
Вечером того же дня она случайно услышала разговор из спальни дочери.
— Я больше не могу, — говорил Виталий. — Это невыносимо! Ее деревенский говор, эти вечные «милки» да «касатики»…
Я специалист по языкам, черт возьми! У меня репутация!
— Но она же моя мать, — тихо отвечала Наталья. — Да, она живет в деревне, но она же моя мать!
— Вот пусть в деревне своей и остается! — рявкнул Виталий. — Там ей самое место!
Мария Михайловна неслышно отступила от двери. В груди щемило, но она расправила плечи и решительно направилась к себе.
Достала из сумки газету, которую прихватила в метро. На последней странице красовалось объявление: «Курсы английского языка для пенсионеров. Доступные цены».
А через месяц грянул гром. Виталий проводил важную встречу дома — его постоянный клиент, владелец сети отелей мистер Джонсон, заехал подписать договор.
Они сидели в гостиной, обсуждая детали контракта, когда в комнату вплыла Мария Михайловна с подносом.
— Хау ду ю ду (как дела), дорогой гость! — громко произнесла она, сияя улыбкой. — Вэлкам ту ауа хаус (добро пожаловать в наш дом)! Хотите чайку с варениками?
Мистер Джонсон поперхнулся кофе. Виталий побелел как полотно.
— What a charming lady (какая очаровательная леди)! — рассмеялся американец. — Your mother-in-law (ваша мать)?
— Еще какая чарминг (очаровательная)! — радостно подхватила Мария Михайловна. — Ай эм вери, вери чарминг (я очень, очень очаровательная)!
Это был последний контракт мистера Джонсона с Виталием. Выяснилось, что чувство юмора у почтенного бизнесмена было только внешнее, в внутри отсутствовало напрочь.
Едва за мистером Джонсоном закрылась дверь, Виталий развернулся к теще. Лицо его, обычно сдержанное и благородное, исказилось от ярости.
— Что. Это. Было? — процедил он, чеканя каждое слово.
Наталья, до этого момента застывшая соляным столбом, кинулась между ними:
— Витя, не надо! Мама просто хотела как лучше…
— Как лучше? — Виталий сорвался на крик. — Да она меня разорила! Джонсон — это треть моего годового дохода! Был! А теперь… — он задохнулся от возмущения. — Теперь я для него клоун! Шут гороховый с тещей-полиглотом!
— Не смей! — Наталья впервые за десять лет брака повысила на мужа голос. — Не смей говорить так о моей матери! Она учила этот чертов английский ради тебя! Чтобы ты перестал ее стыдиться!
— Стыдиться? — Виталий расхохотался, и в его смехе звенела истерика. — Да я не стыдился! Я терпел! Я сносил все эти «милки» и «касатики», все эти деревенские обороты! Но появляться перед клиентом… Это уже слишком!
Из детской донесся всхлип. В дверях стоял Антон, прижимая к груди потрепанного плюшевого зайца. По щекам мальчика катились крупные слезы.
— Папа, не кричи на бабушку, — попросил он дрожащим голосом. — Она хорошая. Она мне сказки рассказывает…
Мария Михайловна, до этого молча стоявшая в углу, вдруг встрепенулась:
— Ну все, касатики мои, будет вам. Антошенька, не плачь, золотко. Бабушка уезжает.
— Куда? — в один голос воскликнули Наталья и Антон.
— Домой, родименькие, домой. В деревню мою. Нечего мне тут… языки разные разучивать. — Она промокнула глаза уголком фартука. — Пойду собираться. Утречком и тронусь.
Наталья кинулась за матерью:
— Мам, не надо! Останься! Мы что-нибудь придумаем…
Но Мария Михайловна только отмахнулась:
— Чего уж там придумывать. Я ведь все поняла — не пара я вам, городским. Только хуже делаю.
Всю ночь в квартире царила гнетущая тишина. Виталий заперся в кабинете, Наталья укладывала плачущего Антона, а Мария Михайловна методично складывала вещи в старый чемодан.
Утром Виталий первым зашел в кабинет — разобрать бумаги перед рабочим днем. В кресле лежала забытая тетрадь в клеенчатой обложке. Он машинально открыл ее — и замер.
Почти детским, старательным почерком были выписаны английские слова. Каждое — по десять раз, с транскрипцией, с переводом. Даты на полях — три раза в неделю, последние два месяца.
Виталий медленно опустился в кресло. В горле встал горький ком. Перед глазами, как наяву, встала картина: немолодая женщина склонилась над тетрадью, шепчет незнакомые слова, старательно выводит буквы…
И все это — ради него, чтобы он перестал морщиться от ее «деревенского» говора, чтобы приблизиться к его миру хоть немножко.
Он нашел тещу в прихожей — та как раз застегивала чемодан.
— Мария Михайловна, — тихо позвал он. — Подождите.
Теща обернулась, и он с удивлением заметил, какие у нее усталые, грустные глаза. Совсем как у Натальи, когда та расстроена.
— Я тут подумал… — Виталий замялся, не зная, как начать. — Может, останетесь? У вас неплохо получается с английским.
Правда, произношение немного хромает… — Он набрал в грудь воздуха. — Если хотите, я мог бы вас поучить. В свободное время.
Мария Михайловна уставилась на него с недоверием:
— Это ты сейчас взаправду, али так, из жалости?
— Взаправду, — улыбнулся Виталий. — Честное слово.
Из кухни выглянула заплаканная Наталья. За ее юбку цеплялся Антон, тоже зареванный.
— Бабуль, правда останешься? — с надеждой спросил он. — Мы с папой тебя научим! Я тоже английский в садике учу!
Мария Михайловна переводила взгляд с внука на зятя, с зятя на дочь. Потом тяжело вздохнула и вдруг улыбнулась — светло, почти по-девичьи:
— А что, попробуем, касатики! Глядишь, и выучу все энти ваши «хау ду ю ду»! — Она лукаво прищурилась. — Только уговор: вы меня по-английски, а я вас — по-нашему, по-деревенски. Чтоб, значит, на равных условиях!
А через год Виталий, довольный успехами тещи и сына, преподнес им сюрприз — две путевки в Лондон. «Для языковой практики», — подмигнул он, вручая билеты.
Когда Мария Михайловна с внуком вернулись, она, захлебываясь от восторга, рассказывала, как они с Антошкой в Тауэр ходили, как в двухэтажном автобусе катались, как с настоящими англичанами чай пили.
«И представляешь, Наталья, — сияла она, — они мой английский поняли! Прям все, до последнего словечка! А я-то боялась — думала, опять опозорюсь…»
Виталий, слушая эти рассказы, только посмеивался в усы. Он-то знал: его теща говорит пусть с акцентом, зато от души. А это, пожалуй, поважнее безупречного произношения будет.
Устроила свекрови новогодний “сюрприз”