– А вот когда я на работу вышла и сюда поступить смогла – сразу поняли, что можно что-то с меня поиметь. И связались со мной через социальные сети.
Сначала все вроде бы как хорошо начиналось. Ну, знаешь, когда мама в трубку начала говорить, что пришло время признать старые ошибки.
Глава 2
Глотнув горячего чаю, Катя начала свой рассказ. То, каким спокойным голосом она говорила, почему-то Нину ужаснуло.
Конечно, может быть это связано с тем, что она росла в благополучной семье и «жизни не нюхала», а вот для Кати, оказавшейся в других условиях, все происходящее с ней было вариантом нормы.
Но, скорей всего, ей просто было жутко представлять на месте Кати себя и понимать, что она бы в такой ситуации просто сломалась.
Выросла Катя, как и предполагала Нина, в небольшом городке в пятидесяти километров от их нынешней «альма-матер».
Отец и мать девочки считались нормальными людьми по меркам окружения: не пили, работали на приличных работах.
Правда, такими же приличными зарплатами похвастаться не могли – школьные учителя редко бывают зажиточными людьми.
А уж учитывая наличие в семье троих детей, можно было вообще удивляться, как у Яны и Андрея получалось всех обуть, одеть и накормить.
Да только в образцовой семье все было образцово только на людях. А за закрытыми дверьми приличные учителя превращались в домашних тиранов, причем только в отношении Кати.
Нет, они не били старшую дочь и даже не кричали на нее. В конце концов, это просто непедагогично.
Да и зачем делать что-то подобное, когда есть другие, цивилизованные способы наказания?
Например, неделю не разговаривать с девочкой, если она посмела попросить себе в магазине конфеты.
А еще можно запереть ее на всю ночь одну в комнате и выключить свет, прекрасно зная при этом, что семилетняя малышка боится темноты.
Получится сразу и наказание, и воспитание. Ведь своим страхам надо смотреть в лицо, преодолевать и превозмогать их.
И вообще – потом Катя, когда вырастет, спасибо скажет за то, что родители приучали их к порядку, дисциплине и послушанию, а не в одно место дули, как некоторые из их окружения.
Вот что за блажь это – платье на выпускной? В семье нет на это денег.
Во времена детства отца и матери все они приходили на свои выпускные в обычной школьной одежде а-ля «белый верх и черный низ» и отлично себя чувствовали.
И бесполезно было доказывать родителям, что в их времена «все» так ходили только потому, что в городок практически ничего не завозили, а что попадалось – было либо из-под полы через знакомых за хорошие деньги, либо же шилось под заказ, а с тканью была точно такая же история.
Быть в «черно-белом» среди таких же «черно-белых» детей – это ведь не то же самое, что быть в «черно-белом» среди одноклассниц в симпатичных платьях? Пусть и самых дешевых, но все же хоть сколько-нибудь да нарядных.
Катя выпросила у родителей разрешение самой подрабатывать и накопить на платье. Те разрешили, но было видно, что на успех не надеялись.
А когда увидели, что дочь действительно выбрала и оплатила наряд – недолго думая, отобрали его и отнесли обратно в магазин, забрав деньги себе.
Ах, простите, конечно же, не себе, а на «нужды семьи». Ведь младшему брату нужны на осень ботинки в школу, а сестру Сонечку пришло время отправить в школу, а это еще один комплект канцелярии и подходящая для учебы одежда.
А Катька придумала непонятно что, платье ей подавай! О семье надо думать…
Эта история стала, на самом деле, последней каплей, переполнившей чашу Катиного терпения.
И даже не она, а то, как отец и мать стыдили ее, напоминая, как они всю жизнь ради нее горбатились, все что могли, ей отдавали.
А Катя все стояла перед ними, слушала и пыталась понять – это где же ей отдавали все, что могли, когда именно ее одевали, кормили и даже лечили по остаточному принципу, прежде всего заботясь о младших детях, а «ты вообще-то большая уже, должна понимать и входить в положение».
Она и входила. Бесконечно долго входила, терпела, но вот эта история…
Она окончательно расставила все точки над «и». На Катю у родных не было времени, денег, других ресурсов…
И с тех пор она решила, что будет относиться к ним точно так же, как относились к ней.
— Я ведь, как и ты, сюда после техникума пришла. Пока там училась на бюджете – с меня взять толком нечего было ни деньгами, ни еще какой помощью.
Они и не вспоминали обо мне, — Катя говорила все так же ровно, отстраненно и спокойно.
Как будто все происходящее на самом деле было не с ней.
А Нина с трудом сдерживала нервную дрожь, потому что у нее тоже был младший брат Саша, но она в страшном сне представить не могла, чтобы ей отказали в чем-либо, потому что «Саше нужней».
Даже наоборот – братишку, еще когда он маленьким был, мама приучала, что «конфеты куплены не только тебе, но и Ниночке».
Нину, конечно, тоже приучала к тому, что брат – маленький, о нем надо заботиться, уделять ему внимание и где-то терпеть детские заскоки…
Но было и так, что мама, наоборот, ругала брата, если он слишком сильно разыгрывался и мешал Нине делать уроки.
А Катя рассказывала сейчас о жизни в каком-то параллельном мире.
И было очень жутко вот даже просто знать, что это все «параллельное» существует буквально под боком.
– А вот когда я на работу вышла и сюда поступить смогла – сразу поняли, что можно что-то с меня поиметь. И связались со мной через социальные сети.
Сначала все вроде бы как хорошо начиналось. Ну, знаешь, когда мама в трубку начала говорить, что пришло время признать старые ошибки и замолить грехи, я подумала, что сейчас услышу извинения и…
Нет, на шею бы сразу не кинулась, конечно, но шанс бы дала. Ну, знаешь, приехать на выходных, пообщаться и все в таком духе…
Но когда мне опять начали затирать про то, что я должна помогать семье… — Катя замолчала и вздохнула.
— Да уж, та еще история. Даже странно, что ты после такого осталась… — Нина замялась, не зная, как правильно подобрать слова.
— Адекватной? – хмыкнула Катя.
— Ну… вроде того, — смущенно кивнула девушка.
— Знаешь, многие вещи доходят достаточно быстро, если над ними просто сесть и подумать.
Я вот достаточно быстро додумалась до того, что родители меня не любят. И из этого сразу следовало две вещи.
Первое – я не обязана любить их в ответ, второе – я в целом обязана относиться к людям так, как они относятся ко мне.
Ну, знаешь, чтобы все было как-то… По-честному.
Ты вот постоянно удивляешься, что я с тобой вожусь, объясняю тебе всякие вещи непонятные…
Да просто ты единственный человек, которому не наплевать, что я с утра сплю до последнего и не успеваю даже кофе выпить.
Ждешь меня после смены сразу рядом с учебным корпусом с пирожками этими своими после каждой своей смены, — Катя тепло улыбнулась. – За спиной обо мне гадости не говоришь, да даже вот с этой вот историей не в тихушку начала «семью спасать», а просто мне рассказала все, что произошло за этот вечер.
Ты со мной по-хорошему – и я с тобой так же. А эти… Плевать мне на них. Хоть там болеют, хоть сд..охнут, хоть еще что с ними случится – а мне просто наплевать.
После этого разговора прошло семь лет. Уже давно Катя и Нина окончили университет, причем Катя – еще и с отличием.
В родной город подруга не вернулась, вместо этого осталась там же, где и училась.
Сначала снимала комнату, а потом и своим жильем обзавелась, пусть и в ипотеку.
Подруги периодически перезванивались и делились новостями, но о родителях Катя больше никогда не говорила. До одного случая.
На ежегодной встрече выпускников Катя представила всем своего жениха, и, естественно, в разговоре не обошли тему будущей свадьбы.
Нина, естественно, должна была быть свидетельницей.
— Жаль, что Катины родители не дожили до этого дня. Мне бы хотелось познакомиться с теми, кто воспитал такую замечательную девушку, — улыбнулся жених, переплетая свои пальцы с Катиными.
Нине не показалось – по лицу Кати пробежала легкая тень. Но она привычным, ровным и спокойным каждый раз, как заходила речь о ее семье, голосом, произнесла.
— Вот так сложилось, не суждено тебе с ними встретиться. Зато твои, кажется, всерьез меня удочерить собрались.
— Это да. Мама Катю просто обожает. По секрету мне сказала, что боялась, будто я безрукую какую себе найду, а потом увидела, как Катенька вяжет – и сразу растаяла.
О, в этом Нина не сомневалась – Катя могла подход к змее гремучей найти, не то что к потенциальной свекрови, которая еще, судя по вскользь оброненным фразам, была вполне себе нормальной женщиной. Особенно на фоне Катиных родителей.
Не удержавшись, Нина все же написала Кате потом вопрос о том, правду ли она сказала, или просто не хочет знакомить жениха со своей семьей.
«Правду. И семь лет назад я тебе тоже правду говорила. Их уже три года как нет – и мне все равно».
На Нину Катины слова никак не повлияли. За свою достаточно долгую жизнь (тридцать два года, как-никак, не пятнадцать или шестнадцать, когда юношеский максимализм из всех щелей прет) она тоже усвоила, как и Катя, несколько правил по общению с людьми.
И одним из них было то самое, заветное «не судите – да не судимы будете».
Своих маму и брата она берегла и любила. О безвременно ушедшем еще во время ее учебы в колледже отце горевала так, что чуть сама в больницу не загремела.
Ну а Катя… В Катиной шкуре она не была (и это замечательно), а поэтому – судить и осуждать ее не вправе. Поэтому от себя Нина лишь пожелала подруге удачного замужества и принялась выбирать подходящий подарок на свадьбу.
Ах, да, еще надо было приготовить подходящую речь. И самое главное – выучить ее. Это было самое сложное, на самом деле, потому что с заучиванием со времен универа дела Нинины лучше не стали.
Но больше она не жалела, как во времена учебы, что все-таки согласилась тогда выучиться в университете ради повышения. Ведь вместе с желаемой должностью она получила еще и настоящую подругу.
Понятную, добрую и самое главное – честную. Просто надо хорошо к ней относиться – и Нину никогда не предадут и не подставят. Возможно, Катя такой уникум, а может быть – женская дружба действительно существует.
Точного ответа на этот вопрос Нина не знала и не собиралась узнавать. Главное – что Катя в ее жизни все-таки есть.
И за это она уже много раз сказала мысленное спасибо и кому-то там наверху, и даже, отчасти – непутевым Катиным родителям, благодаря которым и состоялось в итоге их знакомство.
Правда, жалеть от этого об их смерти Нина не начала. Это Катя ей родная, а те двое… Чужие люди. И дела ей до них нет.