— Нет, это ты послушай! — она шагнула вперед, сжимая кулаки. — Десять лет! Десять лет ты не интересовался нами. Ни разу не спросил, есть ли у нас что есть, есть ли где жить. А теперь явился? Зачем?
Ее голос сорвался на крик. Из кабинетов выглядывали встревоженные медсестры.
— Я… я только сегодня узнал… то есть понял… — Олег запнулся, беспомощно разводя руками. — У него та же патология, что у меня. Марина, я был не прав… Я…
— Олежек, ты куда собрался в такую рань? — Антонина Петровна всплеснула руками, выглядывая из кухни. — Без завтрака опять? Не пущу!
Олег поморщился, но покорно свернул к накрытому столу. Спорить с матерью — себе дороже, проще съесть эти неизменные утренние котлеты с пюре.
— Мам, мне сорок три, — буркнул он, плюхаясь на стул. — Может, хватит уже опекать?
— И не подумаю! — отрезала Антонина Петровна, подкладывая сыну добавку. — Вон до чего довела тебя эта… эта бессовестная! Кожа да кости остались.
На лестничной клетке звякнул лифт. Антонина Петровна встрепенулась, кинулась к двери — как раз вовремя, чтобы перехватить соседку.
— Нина Васильевна! — зашептала она трагическим голосом. — Вы представляете, моего мальчика вчера опять сердце прихватило. А все она, разлучница! Довела человека, чуть не угробила, да еще и оклеветала…
Олег с силой сжал вилку. Мать методично, день за днем превращала его жизнь в фарс — с этими котлетами, бесконечными попреками в адрес бывшей жены, демонстративной заботой.
А он терпел. Может, из чувства вины — что не сумел построить свою жизнь, что вернулся под материнское крыло как нашкодивший подросток. А может, просто не хватало сил что-то менять.
Антонина Петровна тем временем уже в красках расписывала соседке, как «вертихвостка крутила шуры-муры» с его компаньоном, как «окрутила бедного мальчика», а потом «подсунула» чужого ребенка…
«Господи, дай мне сил», — подумал Олег, залпом допивая остывший чай. И поспешно выскользнул из квартиры, пока мать не успела придумать новую причину его задержать.
В безликом больничном коридоре мальчик показался Олегу знакомым. Что-то неуловимо родное мелькнуло в его облике — острые плечи, чуть сутулая спина, привычка склонять голову набок. Даже шея — тонкая, с выступающим позвонком — напоминала его собственную в детстве.
Олег замер, не в силах отвести взгляд. Мальчик сидел на кушетке у кабинета кардиолога, болтая худыми ногами в потертых джинсах.
Лицо бледное, с россыпью веснушек на переносице, глаза прикрыты — видно, задремал в ожидании приема. Темная челка падала на лоб точь-в-точь как у него самого когда-то.
«Не может быть», — пронеслось в голове у Олега. Сердце заколотилось, во рту пересохло. Он вдруг вспомнил, что сегодня годовщина. Десять лет. Прошло ровно десять лет с того дня, как он в последний раз видел Марину.
Воспоминание накатило внезапно, яркое, как вспышка. Летний вечер, модное кафе в центре, девушка за соседним столиком с книгой. Она то и дело отводила от лица выбившуюся прядь, и это простое движение завораживало. Он тогда не выдержал, подошел:
— Простите, что отвлекаю. Не думал встретить поклонницу Бродского в таком месте.
Марина подняла глаза — зеленые, с золотистыми искрами — и улыбнулась:
— А где, по-вашему, нам положено обитать? В пыльных библиотеках?
Они проговорили до закрытия. Она оказалась преподавателем литературы, только что защитила диссертацию. Умная, острая на язык, с особенным взглядом на мир. Олег влюбился мгновенно и безнадежно.
Через полгода они поженились. Еще через год Марина забеременела. Олег летал как на крыльях — бизнес процветал, любимая жена носит их ребенка, жизнь казалась безоблачной.
А потом появился Андрей. Новый партнер по бизнесу, с блестящими связями и революционными идеями. Олег проводил с ним всё больше времени, расширяя компанию, он часто приходил к ним домой, был знаком с Мариной. А потом однажды Олег застал его в их с Мариной квартире.
— Мы обсуждали новую программу для старшеклассников, — торопливо объяснила жена. — Андрей консультирует наш лицей…
Но червь сомнения уже проник в душу. Олег начал замечать взгляды, случайные прикосновения, недосказанность в разговорах. Марина светилась каким-то внутренним светом — списывала на беременность, но он-то видел: все изменилось.
Когда родился сын, медсестра что-то говорила про небольшую патологию, врачей, консультации. Но Олег уже не слушал — в голове стучало: «Не мой. Не может быть моим». Белые стены палаты плыли перед глазами.
— Как ты могла? — хрипло выдавил он, глядя на жену. Марина прижимала к груди сверток с младенцем, непонимающе хмурилась.
— О чем ты?
— Не делай вид, что не понимаешь! — взорвался Олег. — Думала, я не замечу? Все эти ваши «консультации», взгляды, разговоры! Ты… вы…
— Господи, да что ты несешь! — Марина побледнела. — Какие взгляды? Олег, опомнись! Это же наш сын!
— Не мой, — отрезал он. — Хватит лгать. Я подаю на развод.
Он вылетел из палаты, не слыша рыданий за спиной. Через месяц все было кончено — развод, раздел имущества, новая жизнь. Он запретил себе вспоминать, похоронил прошлое, с головой ушел в работу.
А теперь? Неужели прошлое настигло его здесь, в больничном коридоре? Мальчик приоткрыл глаза — серые, с той же раскосинкой, что и у него. Сходство било под дых, выбивало почву из-под ног.
— Глеб, подожди немного, документ еще не готов, — врач улыбнулся, а затем повернулся к Олегу. — Олег Викторович? — окликнул его доктор. — Проходите, анализы готовы.
В кабинете пахло лекарствами и безнадежностью. Врач долго молчал, изучая бумаги.
— У вас редкая генетическая патология, — наконец произнес он. — Встречается у одного из ста тысяч. Удивительно, но сегодня у меня второй такой случай — мальчик в коридоре…
Олег не слышал дальше. В ушах зашумело, комната закружилась. Выскочив в коридор, он увидел, как мальчик берет у медсестры бумагу и поворачивается к выходу.
— Подожди! — окликнул он срывающимся голосом. — Постой… Как тебя зовут?
Мальчик обернулся.
— Вам какое дело? — процедил он, делая шаг назад. — Я вас не знаю.
— Глеб! — раздался за спиной знакомый голос. — Сынок, ты где?
Олег обернулся так резко, что хрустнула шея. Марина стояла в дверях отделения — все такая же стройная, только в волосах серебрились ранние седые нити. Она не замечала бывшего мужа, высматривая в коридоре сына.
— Мам, я тут! — откликнулся мальчик, отступая от Олега. — Тут мужчина… он меня спрашивал, как меня зовут…
Марина наконец увидела Олега. Лицо ее окаменело, в глазах мелькнул испуг, быстро сменившийся яростью.
— А ну-ка, иди сюда, — процедила она, притягивая сына к себе. — Что тебе здесь нужно? — это уже Олегу, с такой холодной ненавистью, что он невольно попятился.
— Марина, послушай…
— Нет, это ты послушай! — она шагнула вперед, сжимая кулаки. — Десять лет! Десять лет ты не интересовался нами. Ни разу не спросил, есть ли у нас что есть, есть ли где жить. А теперь явился? Зачем?
Ее голос сорвался на крик. Из кабинетов выглядывали встревоженные медсестры.
— Я… я только сегодня узнал… то есть понял… — Олег запнулся, беспомощно разводя руками. — У него та же патология, что у меня. Марина, я был не прав… Я…
— Не прав? — она рассмеялась, страшно, надрывно. — Не прав — это когда забываешь купить хлеба. А ты… ты меня уничтожил. Растоптал. Знаешь, как я жила эти годы? Нет? Так я расскажу!
Она шагнула еще ближе, почти упираясь ему в грудь:
— Квартиру пришлось продать — на лечение сына. У него с рождения проблемы с сердцем, а ты… ты даже не захотел узнать об этом!
Мы снимали угол в коммуналке, я подрабатывала уборщицей, пока Глеб спал. Недоедала, но ему покупала фрукты и витамины. А ты в это время…
— Мама, не надо, — тихо произнес мальчик, дергая ее за рукав. — Пойдем отсюда.
— Нет, пусть знает! — Марина смахнула злые слезы. — Пусть узнает, как его сын засыпал голодным. Как я варила бульон из куриных костей, потому что на мясо денег не было. Как продала обручальное кольцо, чтобы купить ему зимнюю куртку!
Олег стоял, оглушенный. Каждое слово било наотмашь, вскрывая гнойник его вины.
— Если бы не Сергей… — Марина перевела дух. — Он учитель. Заметил, что Глеб иногда падает в обморок. Помог найти хорошего врача, потом стал забегать к нам, приносил продукты… Единственный, кто не отвернулся. Единственный, кто поверил в меня.
— Мама права, — вдруг заговорил Глеб, глядя на Олега в упор. — Сергей — мой настоящий отец. Это он возил меня по больницам, сидел ночами у кровати. А вы… вы нам никто.
Олег дернулся, как от пощечины. В глазах мальчика стояла такая взрослая, выстраданная ненависть, что перехватывало дыхание.
— Марина! Глеб! — от лифта спешил высокий мужчина в потертой кожаной куртке. — Я отпросился с работы, как вы тут?
Лицо Марины мгновенно преобразилось. Будто солнце выглянуло из-за туч — морщинка между бровей разгладилась, в глазах заплескалась нежность.
— Сережа! — она подалась навстречу мужу. — Мы только что закончили.
Сергей обнял их обоих — жену и пасынка, — прижал к себе. Глеб уткнулся ему в плечо с таким детским доверием, что у Олега защемило сердце.
— Ну что, герой, как обследование? — Сергей взъерошил мальчику волосы. — Доктор что-нибудь новое сказал?
— Потом расскажу, — Глеб улыбнулся — впервые за все время. — Пойдемте домой? Я есть хочу.
— А я как раз пирожные купил, твои любимые, с ягодами.
Они двинулись к выходу — маленькая, но такая дружная семья. Марина что-то говорила, легко взмахивая руками, Сергей слушал с улыбкой, приобнимая ее за плечи. Глеб шагал между ними, то и дело поглядывая на отчима с обожанием.
Олег смотрел им вслед, и внутри будто что-то обрывалось. Он сам выбрал этот путь — путь одиночества и пустоты. А Марина… она выстояла. Сквозь нищету, унижения, боль прорвалась к своему счастью. Теперь у нее есть все, о чем можно мечтать — любящий муж, замечательный сын, настоящая семья.
Створки лифта сомкнулись за ними, оставляя Олега наедине с его запоздалым раскаянием.
Должна заботиться о племянниках