Лера впервые почувствовала, что воздух в собственной квартире стал вязким, будто пропитанный невидимыми нитями раздражения. Свекровь, Людмила Андреевна, только две недели назад переселилась к ним, заявив, что соседей больше терпеть невозможно, а в своем загородном доме ей одиноко и страшно. Саша не смог отказать матери, да и Лера сначала подумала — ну поживет немного, что тут страшного?
Но она быстро поняла, что ошиблась.
Поначалу замечания Людмилы Андреевны казались почти заботливыми:
— Лерочка, ну кто ж так рубашки гладит? — вздохнув, сказала она в первый же вечер, демонстративно перестирывая и переглаживая бельё сына.
Затем «невинные» комментарии стали касаться её любимых вещей.
— Кофе, конечно, на любителя. Ты бы хоть иногда травяной чай заваривала. Саше на пользу бы пошло, — произнесла свекровь, аккуратно выливая в раковину кофе, который Лера приготовила утром мужу.
Каждый день приносил новую мелочь, которая постепенно накапливала раздражение в душе Леры. Она пыталась не обращать внимания, держаться тактично, но чем дальше, тем чаще ловила себя на мысли, что уже готова сорваться.
— Саш, твоя мама опять вещи переставила. Я же просила её не трогать мои документы! — тихо, но решительно говорила Лера мужу вечером в спальне.
— Мам, ну зачем ты опять полезла к Лериным вещам? — вяло вступался Саша, едва скрывая желание поскорее уйти от этого разговора.
— А что такого-то? Я порядок навела, вы же сами не справляетесь, — пожимала плечами свекровь, явно обижаясь на замечания.
Через месяц к мелочам добавились и финансовые вопросы. Людмила Андреевна взяла привычку просить у сына деньги на мелкие покупки, жалуясь на то, что её пенсии ни на что не хватает.
— Саша, ну ты же понимаешь, лекарства нынче дорогие. Мне бы пару тысяч до следующей пенсии, — жалобно говорила она, словно умирающая.
— Может, к врачу сходим? — осторожно предложила однажды Лера.
— Зачем к врачу-то? Я и сама знаю, что мне нужно, — резко обрывала свекровь.
Когда Лера предложила свекрови помочь ей оформить социальную доплату к пенсии, Людмила Андреевна посмотрела на неё так, будто невестка предложила ей нищенство.
— Я всю жизнь сама справлялась, и сейчас не попрошайка какая-то, — бросила она с вызовом.
Напряжение росло, и дом стал походить на поле боя. Лера каждый вечер чувствовала себя вымотанной, даже на работе замечали её усталость и раздражительность.
— Ты не заболела? — спросила как-то коллега Наташа. — Выглядишь не очень.
— Нет, просто дома напряжёнка, — коротко ответила Лера, не желая углубляться.
Однако дома ситуация лишь усугублялась. Особенно тяжело стало, когда Людмила Андреевна стала активно вмешиваться в воспитание их шестилетней дочери Даши.
— Зачем ты ребёнку голову забиваешь всякой ерундой? Какие ещё курсы английского? Пусть лучше рисовать учится, у неё талант! — категорично заявила свекровь.
— Мы с Сашей уже решили, что Даша пойдёт на языковые курсы, — попыталась возразить Лера.
— Саша решил или ты? — едко переспросила свекровь.
Лера почувствовала, как сердце забилось чаще от гнева, но сдержалась, только губы сжала до боли.
— Мы вместе решили, — тихо, но твёрдо ответила она.
— А по-моему, он просто соглашается, чтобы не спорить с тобой. Всегда он таким был, уступчивым, — вздохнула Людмила Андреевна и демонстративно ушла в свою комнату.
Вечером Лера снова подняла разговор с мужем.
— Саша, так больше нельзя. Она уже совсем рамки потеряла.
— Лер, ну что ты опять начинаешь? Она же мама, ей просто одиноко. Давай ещё немного потерпим, всё образуется, — слабо сопротивлялся муж, но Лера чувствовала, что он сам не верит в свои слова.
В очередной раз, возвращаясь с работы и увидев, что свекровь опять выбросила из холодильника её приготовленные обеды и заменила их собственными блюдами, Лера почувствовала, как её терпение подходит к концу.
«Ещё один такой номер — и я взорвусь», — с отчаянием подумала она, не подозревая, что настоящий конфликт был впереди.
В квартире стало невыносимо тесно, хотя по квадратным метрам ничего не изменилось. Просто воздух с каждым днем становился тяжелее. Уже прошел почти год, как мать мужа переехала к ним «на неопределённый срок». Она изначально говорила, что хочет просто побыть рядом с сыном, которого так редко видит, и помочь с внуком. Невестка, Катя, сперва даже обрадовалась: бабушкина помощь казалась реальной поддержкой. Однако очень скоро стало ясно, что ожидания и реальность совсем не совпадают.
— Катя, ну кто же так ребенка одевает? — голос свекрови звучал мягко, но снисходительно, будто она разговаривала с глуповатой девочкой. — Улица холодная, а у тебя сын в тонких штанах!
Катя глубоко вздохнула и медленно повернулась к ней.
— Елена Сергеевна, мы с вами уже говорили на эту тему. Я всегда смотрю прогноз погоды, и сегодня тепло. Он вспотеет в тёплых штанах и заболеет потом быстрее.
— Ну-ну, конечно, ты знаешь лучше, — демонстративно вздохнула свекровь, прижав руку к груди. — В наше время хоть слушали старших. Но разве вам есть дело до моего мнения?
Эта знакомая манипуляция уже перестала работать, но от нее Катю до сих пор коробило.
Вечером, когда муж вернулся с работы, Елена Сергеевна нарочито устало пожаловалась:
— Максим, сердце опять давит. Ты же знаешь, я не жалуюсь по пустякам… Но иногда кажется, что я просто мешаю вам здесь. Молчу, не вмешиваюсь, стараюсь помочь, но… всё не так.
Максим растерянно посмотрел на мать, затем на жену. Он прекрасно понимал, что сейчас начнётся очередная словесная война, но предпочёл спрятаться за привычной нейтральностью.
— Мам, ну перестань. Никто не хочет, чтобы ты уезжала. Да, Катя?
Катя чувствовала раздражение от такой подставы, но сдержалась:
— Елена Сергеевна, конечно, оставайтесь, сколько нужно.
Свекровь победоносно улыбнулась, а Максим облегчённо вздохнул. Вот и всё. Конфликт отложен, но не решён.
Катя ощущала, как её личное пространство стремительно сужается. Елена Сергеевна не только указывала ей, как одевать ребёнка, но и контролировала расходы семьи. Мать мужа с каждым днём всё чаще напоминала о том, как тяжело было растить сына одной, и как она экономила на всём ради него. Каждая покупка Кати казалась ей расточительной.
— Ты опять заказала еду из ресторана? — свекровь неодобрительно качала головой. — Деньги на ветер. В холодильнике полно продуктов, можно было суп сварить.
— Я устала после работы, — тихо возражала Катя.
— Устала? Вот в моё время мы тоже уставали, но старались, чтобы всё было по-домашнему, по-нормальному. А ты экономить не умеешь. Максим вкалывает, а ты деньгами раскидываешься.
Это была очередная попытка вызвать чувство вины, и она снова удалась. Катя чувствовала, как внутри поднимается злость, перемешанная с чувством собственного бессилия. Особенно обидно было то, что Максим, словно подросток, избегал участия в конфликте и тихо ретировался из комнаты, оставляя её наедине со свекровью.
Друзья и подруги Кати давно заметили перемены в ней. Она стала раздражительной, потеряла былую лёгкость. В разговорах то и дело проскальзывали нотки обиды и отчаяния.
— Катюш, тебе надо поставить её на место, — убеждала лучшая подруга. — Ты сама позволяешь ей так себя вести.
— Легко сказать, — вздыхала Катя. — Я пыталась говорить с Максом. Он только руками разводит: «Ну это же мама». А потом она опять начинает: давление, сердце, нервы…
На работе тоже заметили её подавленность. Однажды начальница вызвала Катю на беседу:
— Что происходит? Ты раньше работала с удовольствием, а сейчас от тебя всё время веет какой-то тоской. Может, тебе отпуск взять?
— Дело не в работе, — призналась Катя. — Просто дома проблемы… свекровь живёт с нами уже почти год и… Я устала от постоянных претензий.
— Может, стоит решить вопрос жёстко? — предложила начальница. — Или вы, или она. Понимаю, звучит жестоко, но так и до развода недалеко. Поверь, я знаю, о чём говорю.
Катя задумалась. Мысль о разводе была для неё болезненной, но она уже не казалась ей невозможной. Ещё несколько месяцев назад она бы отмахнулась от такого совета, но теперь поняла, что в словах начальницы есть смысл.
Дома снова ждала привычная сцена. Свекровь на кухне демонстративно возилась у плиты, тяжело вздыхая.
— Опять заказала пиццу? — спросила она, увидев коробку в руках Кати.
Катя не выдержала:
— Да, Елена Сергеевна, заказала. Потому что я хочу отдыхать, а не проводить всю жизнь у плиты.
Свекровь резко обернулась:
— Ты что, хочешь сказать, что я тебя заставляю? Я помочь пытаюсь, экономлю ваши деньги, пока ты гуляешь по ресторанам!
В этот момент в комнату вошёл Максим, но, встретив тяжёлый взгляд жены, поспешно вышел, якобы отвечая на срочный звонок.
Катя поняла, что больше так не может. Напряжение достигло пика, и нужно было принимать решение, которое она откладывала слишком долго.
Прошла ещё пара недель, и атмосфера в квартире стала напоминать пороховую бочку. Катя больше не могла притворяться, что всё в порядке. Каждый раз, приходя домой, она чувствовала, как внутри нарастает комок раздражения, готовый прорваться в любой момент. Максим продолжал прятаться от реальности, избегая любого разговора и надеясь, что всё разрешится само собой. Но само собой ничего не происходило.
Однажды вечером Катя пришла домой позже обычного — задержалась на работе, потому что не хотела возвращаться туда, где её никто не ждал. Войдя в квартиру, она услышала голос свекрови из кухни и осторожно замерла в прихожей.
— Максик, ты пойми, я же не просто так говорю. Она тебя совсем под себя подмяла. У нас в семье никогда женщины так не командовали. Я же вижу, как ты мучаешься, — говорила Елена Сергеевна тихо, но настойчиво.
— Мам, я не мучаюсь. Просто ты не можешь понять, что мы взрослые люди и сами решаем, как жить, — попытался возразить Максим.
— Вот-вот, взрослые! Только почему-то решения принимает одна Катя, а ты покорно соглашаешься. Ты и деньги ей доверил, и ребенка воспитывать, как ей нравится. А со мной даже посоветоваться не хочешь, словно я чужая, а не мать твоя, — голос свекрови звучал надрывно и жалостливо.
Катя почувствовала, как её руки непроизвольно сжались в кулаки. Она устала быть виноватой во всех бедах семьи, устала от того, что муж постоянно оказывается между двух огней и при этом не делает никаких попыток что-то изменить.
Она резко вошла на кухню. Максим и Елена Сергеевна одновременно повернули головы к ней, свекровь слегка растерялась, но быстро взяла себя в руки.
— Ой, Катя, ты уже дома? Мы тут просто обсуждали…
— Я всё слышала, Елена Сергеевна, — оборвала её Катя, стараясь говорить спокойно и чётко, чтобы не сорваться на крик. — Мне кажется, пора прекратить этот спектакль. Вам неудобно с нами, и мне тоже давно уже невыносимо. Максим, давай уже, наконец, решим, как быть дальше.
— Катюш, ну что ты… — нерешительно пробормотал Максим.
— Нет, Макс, «Катюш» не получится. Либо я здесь хозяйка и имею право сама решать, как жить и воспитывать нашего ребёнка, либо… Либо тебе пора делать выбор, — сказала она резко, посмотрев мужу прямо в глаза.
Максим сглотнул и опустил взгляд, словно пытаясь найти ответы в плитке на полу.
— Видишь, Максик, о чём я говорила? — не упустила момента свекровь. — Она даже не пытается понять твои чувства, сразу ультиматум ставит.
Катя глубоко вздохнула, чувствуя, как внутри всё трясётся от злости и обиды. Она посмотрела на мужа, ожидая хоть какой-то реакции, но Максим по-прежнему молчал.
— Ясно, — тихо произнесла Катя. — Видимо, решать придётся мне. Завтра я с сыном перееду к родителям. Оставляю вас, чтобы вы могли спокойно разобраться в своих отношениях.
— Катя, ну не глупи! — вдруг встрепенулся Максим, но голос его звучал неубедительно. — Давай спокойно поговорим.
— Мы разговариваем уже год, — спокойно ответила Катя. — И ничего не изменилось.
Свекровь победно вздохнула, но тут же постаралась изобразить искреннее сожаление.
— Да что ж такое, неужели нельзя спокойно всё обсудить? Я ведь так стараюсь, и борщ вот твой сварила, Катя. Только вот соли ты положила в прошлый раз многовато, я его вылила. Он был… на любителя, — усмехнулась она и поставила на плиту кастрюлю со своим супом.
Катя посмотрела на неё и впервые за всё время почувствовала облегчение от того, что решение уже принято.
— Спасибо, Елена Сергеевна, но пробовать ваш борщ я не буду. И впредь вам не придётся мучиться моими блюдами, — произнесла она, развернулась и вышла из кухни.
В эту ночь Катя впервые за много месяцев спокойно уснула, словно с плеч упала тяжёлая ноша. Утром она собрала вещи, взяла сына за руку и, не оглядываясь, вышла из квартиры. Максим стоял у двери и молча смотрел ей вслед. Он так и не нашёл в себе сил сказать хоть слово.
Свекровь осталась довольна своей победой. Но почему-то радости ей это не принесло. Квартира вдруг показалась слишком большой и пустой, а сын, замкнувшийся в себе, лишь иногда бросал на неё укоризненные взгляды.
Оказалось, выиграть битву — не значит выиграть войну. Но осознание этого пришло слишком поздно.
Сковородка животворящая