Юля устало потёрла глаза, прислонившись к дверному косяку. В кастрюле томился плов, в духовке подпекалась шарлотка. Муж, Слава, вымыл полы, дети рассортировали игрушки и ушли к бабушке на вечер. Всё было готово.
К восьмому марта они ждали гостей — двоюродного брата Славы с женой. Серёжа и Вера. Приехали «по делам» в город, но гостиницу, конечно, бронировать не стали. Ещё бы — у Славки родственник, да и жена у него, как говорится, «простая, хозяйственная». Юля знала эту простоту.
— Слав, я правильно понимаю, они опять с ночёвкой? — Юля покосилась на надувной матрас, который, впрочем, сдули ещё после их ноябрьского визита.
Слава вздохнул.
— Юль, ну ты же знаешь, гостиница — деньги. А у них ипотека. Ты же сама говорила, что семья — это про поддержку…
Он умолчал о том, что с прошлого приезда Вера оставила в ванной обломок своей туши, чужую расческу с волосами и пачку просроченного творога в холодильнике. Вера не стеснялась, нет. Она наоборот чувствовала себя слишком уютно.
— Юлька, ну ты у нас такая душевная, я ж даже посуду тебе мыла, когда были в прошлый раз! — Вера тогда громко хлопала себя по груди и рассказывала, как ей понравился суп «вот этот, как он… ну, неважно, с чем, но вкусный».
Юля не была против гостей. Но была против гостей, которые приезжают, как на базу отдыха.
— Хорошо, — сказала она тогда и пожала плечами. — Но пусть это будет последний раз.
Серёжа и Вера прибыли к пяти. С порога потянуло перегаром — в дороге «согревались». Серёжа бодро жевал жвачку, а Вера, разуваясь, швырнула на комод лёгкий пуховик.
— Ну здрааасьте, мои хорошие! — протянула она, целуя Славу в щёку. — Юлечка, не устала ты там со своей стряпнёй?
— Всё в порядке, — натянуто улыбнулась Юля.
Плов смели за десять минут. Вера съела три порции, добавив: «Вот что значит — хозяйка с руками!» Юлю это не радовало. После еды она пошла мыть посуду — Вера ушла в комнату полистать ленту на телефоне.
— Завтра у нас с Серёженькой дела. Мы тут и пробудем, если ты не против, — сказала она через плечо. — Мы ненадолго. Ну, дня на три.
Юля сжала губы. Не на ночь, а на три дня? И ни слова заранее?
Слава перехватил её взгляд, но промолчал.
На следующий день Юля ушла на работу. Работала она бухгалтером в детской поликлинике. Не графоманила и не пекла торты на заказ — цифры были её делом.
Когда вернулась домой, её встретил бардак. Плед свалился на пол, на столе стояла чашка с засохшей лапшой быстрого приготовления, а в ванной — мужская футболка и женские колготки. Вера, заметив Юлю, только фыркнула:
— Ой, я хотела прибраться, да что-то так засуетились… Не до этого, сорян. А у вас колбаса осталась? Я чё-то проголодалась.
Юля выдохнула и пошла разогревать остатки вчерашнего плова.
К вечеру пришла подруга — Лена. Юля позвала её «на чай и поддержку».
— Тебе надо жёстче быть, — сказала Лена, закусив бисквит. — Они же на шею сели.
— Да я понимаю… Но Славка… Он такой… Он не скажет ничего. А если я скажу, обидятся. У него с Серёжкой вся жизнь — плечом к плечу.
Лена скептически хмыкнула.
— Так пусть теперь плечом к плечу матрас надувают. Чего ты одна вкалываешь?
Вера вошла на кухню, как в собственную.
— Ой, не помешала? У меня шампунь кончился, ты не одолжишь? Только не тот, что с ромашкой, он мне кожу сушит. И если есть какой-то без парабенов, будет супер.
— Без чего? — не поняла Юля.
— Без парабенов. Я ж голову берегу, а то у нас в роду облысение женское. — И добавила: — А плов вчера был шикарный. Я Серёже говорю — вот бы жить так, как Юлька с Славкой, в достатке. А нам всё копить да копить.
Юля стиснула зубы. Достаток? Они годами копили, чтобы купить кухню. Работали оба, без отпусков и подарков друг другу. А Вера… да, Вера называла это «везением».
— Может, хоть на выходные к твоей маме поедем? — спросила Юля вечером у мужа. — Передохнём.
— А Серёжка с Верой?
— Они же не дети. Справятся.
— Юль, ты же понимаешь… Они и так на нас надеются. А тут ты — сбежать.
Юля почувствовала, как в ней копится что-то густое и горячее.
— Они не надеются, Слав. Они пользуются. Ты это понимаешь?
Слава ничего не ответил.
Юля выключила свет в зале. Вера уже устроилась на диване, включив сериал на полную громкость.
Серёжа храпел, развалившись поперёк кровати в спальне, которую они им уступили. Юля взяла подушку и пошла на кухню.
Утро началось с того, что Вера заглянула в кухню в халате Юли.
— Ну ты не обижайся, — протянула она, потягиваясь. — Я свой залила кофе. А этот такой мягкий, приятный… Китай?
— Турция, — коротко ответила Юля и сделала вид, что увлечена нарезкой сыра.
Она всё время делала вид. Что не замечает, не раздражается, не устала. Но внутри что-то начинало трескаться. Особенно когда Вера взяла кусок сыра прямо с доски, не дождавшись, пока Юля его подаст.
— А что у вас на обед? — продолжала Вера. — Слушай, если у тебя будет минутка, испеки те лепёшки. Ты в прошлый раз делала, такие… ну, с сыром, жареные. Обалденные.
Юля повернулась к ней, поставила нож в раковину и сказала, чуть дрогнувшим голосом:
— У меня сегодня отчёт. Я не успею.
— Ну как знаешь, — вздохнула Вера, — просто ты у нас такая ловкая, у тебя всегда всё получается. А я вот — ни туды, ни сюды. — Она всплеснула руками. — Всё бы тебе в порядке, а мне бы хоть кто помог…
Юля молча пошла в ванную. Закрыла дверь, включила воду и села на край ванны. Голову разрывало от раздражения и чувства вины одновременно.
За неделю всё только усугубилось.
Первый эпизод:
Вера начала пользоваться Юлиной косметикой. Даже не спрашивала. Юля нашла свою любимую тушь на полке рядом с чужой расчёской и ватными палочками.
— Ой, прости, я думала, это общая, — сказала Вера. — У нас с подругой так — что в шкафу, то общее. Мы ж не в магазине, правда?
Юля ничего не ответила. Просто выкинула тушь.
Второй эпизод:
Серёжа дважды не выключил газ после того, как подогревал сосиски.
— Да чё ты так завелась, Юль! — отмахнулся он. — Там же не горело!
— А то, что запах в квартире стоит и у нас дети — это нормально, да? — взорвалась она.
— Ты какая-то нервная стала… Может, тебе отдохнуть надо?
И Вера, услышав, вставила:
— Юль, может, тебе витаминов попить? А то как-то… ну, ты поняла. Всё раздражает.
Юля почувствовала, как по спине пробежал холодок. Неужели они действительно не видят, как себя ведут?
Третий эпизод:
Юля пришла с работы, а Вера сидела на кухне и пила чай с соседкой снизу — Анной Семёновной.
— Ой, а мы тут с вашей соседушкой разговорились, — весело сказала Вера. — Такая душевная! А я ей рассказала, какие вы молодцы — квартиру обустроили, кухню новую сделали, шторы красивые повесили.
— Шторы я сама шила, — добавила она с гордостью, как будто это было правдой.
Юля стояла в дверях, прижав пальцы к вискам. Она чувствовала, как у неё сжимается грудная клетка от беспомощности.
Четвёртый эпизод:
В субботу Вера подошла с предложением:
— Мы тут с Серёжей подумали… Может, вы в августе съездите куда-то? Мы бы за квартирой приглядели, с детьми погуляли. Ну, как бы и вам хорошо, и нам удобно.
— То есть… вы хотите тут жить?
— Ну, не навсегда! Пока вы в отпуске. Мы присмотрим. У вас же телевизор хороший, кухня опять же…
Слава тогда стоял рядом, промолчал, но уже выглядел растерянным. Он не знал, как реагировать.
А Юля встала, не говоря ни слова, и пошла на балкон.
— Я больше не могу, Лена, — сказала она подруге в телефоне. — Они живут, как у себя дома. Я их кормлю, стираю, а она ещё советы раздаёт, как мне «отдохнуть».
— А Слава?
— Слава мнётся. Боится испортить отношения. У него ж брат. Да какой он ему брат, если он нас как обслуживающий персонал воспринимает?
— Слушай, — сказала Лена после паузы. — А ты пробовала поставить границы? Не вежливо. А вот прямым текстом?
— Пробовала. Только они не слышат. Говорят — «ой, ну что ты заводишься». Переводят в шутку. Или в жалость.
— Тогда надо громче говорить.
Юля решилась.
В воскресенье утром она собрала Веру и Серёжу на кухне. Дети были у бабушки. Она заранее продумала, что скажет.
— Ребят, я понимаю, вам удобно. Но это наш дом. Нам тяжело. Мы устали. Слава устал. Я — тем более. Мы не можем быть для вас отелем.
Серёжа открыл рот, но Вера перебила:
— В смысле? Мы что, мешаем?
— Да, Вера. Мешаете. Вы живёте у нас неделю. Без конца едите, не прибираетесь, не спрашиваете. Я не обязана вас кормить. Вы взрослые. И если вы не собираетесь снимать жильё или уезжать, давайте чётко обозначим, сколько дней вы здесь.
Серёжа встал, махнул рукой:
— Да уж, спасибо, родня. Не ждали, видимо. Обидно, конечно.
А Вера вспыхнула:
— Ну вот, Слав, смотри, кого ты выбрал. Говорила мне мама, что она у тебя строгая! А ты молчишь!
Слава открыл рот, посмотрел на жену, потом на Веру. Впервые за всё время его лицо стало твёрже.
— Она права. Мы с тобой приезжаем как к себе. Мы наглеем. И ты, Вера, тоже. Я тебя люблю, но не до такой степени, чтобы оправдывать всё.
Это был первый раз, когда Юля увидела, что он — с ней.
— Ну ничего, — резко сказала Вера, вставая и собирая пакет с едой. — Мы не гордые. На полу поспим. Или на вокзале.
Юля смотрела, как та идёт в комнату, и с каждым шагом чувствовала — с плеч снимается груз.
Утром Вера проснулась раньше всех. Шумно хлопнула дверцей шкафа, пару раз чихнула — демонстративно — и вышла на кухню с опухшими глазами.
Юля уже варила кашу детям и гладила рубашку Славе.
— Я, конечно, извиняюсь, — начала Вера, — но мы сюда не за тем приехали, чтобы терпеть унижения. Мы ж как родные были. А тут — как будто нас выгоняют.
— Вас никто не выгоняет, — спокойно ответила Юля, не поднимая глаз. — Мы просто хотим жить своей жизнью. Без вторжений, без суеты, без спектаклей.
Вера уселась за стол и начала отрывать бумажку от пачки масла.
— Да ты просто устала. Женщины мы, нам положено. Но это ж не повод обижать родных. Или вы теперь — чужие?
Юля повернулась к ней лицом. Без злости. Только усталость.
— Мы не чужие. Но и не ваши служанки. И если вы это называете обидой — пусть будет так.
Вера вскинулась:
— Ну ты и холодная, Юль. А я думала, ты добрая. Мне Серёжа говорил — «Юлька-то у Славы с сердцем, с душой». А ты вот какая…
В этот момент Слава вышел из спальни. Застёгивал часы.
— Вера, — сказал он, — хорош уже. Ты слышала всё. Мы не хотим ссориться, но и молчать больше не будем. До завтра вы уезжаете. Мы не обсуждаем.
Серёжа, который в этот момент чистил зубы в ванной, заглянул в кухню.
— Слав, да ладно, не раздувай. Мы просто… Ну, правда, удобно у вас. Уютно. Мы и подумали — а чё бы не погостить. Юлька хозяйственная, ты добрый…
— Видишь, ты сам всё сказал, — тихо сказал Слава. — Вы не думали, удобно ли нам.
Вера до конца дня ходила по квартире, громко вздыхая, ковыряясь в сумке и с надрывом пересыпая крупы по пакетам — «чтобы место в рюкзаке сэкономить». Она не помогала. Не прибиралась. Даже не убрала за собой постель.
Серёжа старался не встречаться взглядом ни с Юлей, ни с Славой. Под вечер он всё же попытался завести разговор:
— Слав, ну прости, если что. Мы правда без задней мысли. Просто привыкли, что ты — брат, Юля — своя. Может, немного расслабились.
— Немного? — переспросил Слава. — Вы приехали на два дня, остались на восемь. Ели, спали, жили — как у мамы. Только мамы нет. А есть мы. Своей жизнью.
Серёжа почесал затылок.
— Я понял. Мы уедем.
Юля в этот момент мыла пол на кухне. Словно вымывала из дома всё — пыль, шум, чужое дыхание, натянутые улыбки.
На следующее утро Вера снова попыталась включить жалость.
— Мы, конечно, уйдём. Но знаешь, Юль, не всем так повезло. У тебя муж — золото, дети — как картинка. Квартира — конфетка. А мы вот как-то всё мимо. Может, поэтому ты и злишься?
Юля посмотрела на неё с удивлением.
— Думаешь, я злюсь потому, что мне хорошо?
— Потому что тебе страшно. Что отнимут. А я бы, на твоём месте, делилась. Ведь когда делишься — добро возвращается.
Юля кивнула.
— Обязательно возвращается. Но не тогда, когда тебя доят. Не тогда, когда ты сама с трудом держишься, а тебя при этом ещё подталкивают: «А ну-ка, улыбнись! Ещё немного! Ты же добрая!»
Вера фыркнула и отвернулась.
Когда они ушли — с рюкзаками, пакетами, надутыми щеками — в квартире воцарилась тишина.
Юля села на край дивана и наконец вздохнула полной грудью.
Слава принёс чай. Сел рядом.
— Спасибо, — сказала она. — Что поддержал.
Он взял её за руку:
— Прости, что раньше не мог. Я просто… мне надо было осознать, что семья — это не только кровь. Это — уважение.
Они сидели молча. Слушали, как где-то на улице кричат дети, как посуда на кухне тихонько остывает.
Вечером раздался звонок. Это была Тамара Аркадьевна, тётка Славы.
— Я тут слышала… Вы, значит, Серёжку выгнали? Прям так вот — на улицу?
Юля посмотрела на мужа.
— Мы никого не выгоняли. Просто больше не приглашаем жить у нас.
— Ага. Ишь ты, какие гордые. Это ж родня! Мы ж раньше как — всё вместе, да в обнимку. А теперь — холод пошёл. Ну-ну.
Юля выключила телефон.
Дети вернулись от бабушки, разбросали игрушки, включили мультик. На кухне благоухал свежий борщ. Слава крепко обнял жену за плечи.
— Юль, ты — молодец. Правда. Я раньше не видел, как тебе тяжело. А теперь понимаю.
Она посмотрела на него и кивнула. Медленно подошла к дивану, сняла с него плед и подушки, начала складывать их на кровать в детской.
Слава улыбнулся:
— Что ты делаешь?
Юля с тихой иронией ответила:
— Ну ничего, мы не гордые, на полу поспим, — сказала Юля, кладя подушки на кровать гостей.
И вдруг расхохоталась.
Смех был освобождающим. Настоящим.
Но в глубине души она знала — это ещё не конец. Серёжа с Верой не из тех, кто уходит насовсем. Они ещё вернутся. С жалостью. С претензиями. С новыми манипуляциями.
А значит — война только началась.
Сменил жену на тещу