Собирайте всё, что разложили. Вы у меня не поселились — вы ошиблись адресом

Светлана и Артём въехали в квартиру чуть больше года назад — типовая двушка в панельной девятиэтажке. Дом не новый, зато метро рядом, тихий двор и зелёные кусты сирени под окнами. Купили в ипотеку, без помощи родителей, и гордились этим. Всё обустраивали сами: от выбора светильников до укладки ламината. Даже ванну перекладывали кафелем по видео с YouTube.

Света работала бухгалтером в частной компании, Артём был слесарем на производстве. Люди простые, хозяйственные. Из тех, кто привык всё делать вовремя, проверять трижды, не просить лишнего. За ремонт отдали почти всё, но на каждую покупку копили по ведомости.

— У нас будет дом, как мы хотим, — говорила Света. — Без занавесок с мишками и ковров в цветах.

Они давно хотели зажить «по-взрослому». И вроде получилось.

До тех пор, пока в один из вечеров не позвонила Лена, двоюродная сестра Артёма.

— Мы с Серёжей решили на время перебраться в Москву, — бодро сказала она. — Пока на ногах не встанем, можно у вас перекантоваться? Ну, буквально на пару недель.

Света не любила сюрпризы, особенно такие. Но Артём пожал плечами:

— Ну, родня всё-таки. Тем более — ненадолго.

Лену Света знала шапочно — встречались пару раз на семейных посиделках, общение заканчивалось на фразах: «Как работа?» да «О, а это ты торт пекла?» Казалась она шумной и несобранной, но в глаза не бросалось. Пока не приехала.

— Ууу, как тут миленько! — с порога воскликнула Лена, запихивая в прихожую чемодан, объёмом с их стиральную машину.

Серёжа, её муж, был молчалив, с вечно надутыми губами. Шёл за ней с двумя пакетами, в которых гремели кастрюли. Да, они привезли даже свои кастрюли. И мультиварку. И два пледа. И настольную лампу. Мол, спать под своей удобнее.

Они расположились в гостиной, разложили диван, расставили по полкам какие-то коробки, в шкаф повесили одежду. На второй день на подоконнике уже стояли Ленины комнатные цветы, а на кухне — их кофемашина.

— У вас розеток мало, кстати, — заметила Лена. — Надо бы удлинитель купить.

Света проглотила. Неделю они действительно старались быть незаметными. Готовили еду на двоих, уходили «по делам», вечером тихо сидели с ноутбуками. Но уже на восьмой день началось.

— Мы тут подумали… — сказала Лена за завтраком, в пижаме, с ногами на табуретке. — Нам тут так хорошо, что мы, может, ещё задержимся. Ну, до конца месяца точно. А там видно будет.

Артём посмотрел на Свету, как будто прося поддержки. Она промолчала, но внутри что-то кольнуло.

Через пару дней Серёжа приволок два мешка с вещами — оказывается, съездил за остальным. Лена сказала: «Ну раз уж мы тут, так что мелочиться». На полке с книгами теперь стояли её журналы по дизайну. Из ящика на кухне исчезли все вилки — оказалось, они лежали в ящике у дивана, потому что «им так удобнее».

— А ты где утюг поставила? — спросила Света однажды у Артёма.

— Лена забрала. Говорит, её блузки плохо гладятся чужим утюгом.

Света открыла шкаф — там висели рубашки Серёжи, её футболки были свалены в ящик. На полке с полотенцами лежали их новые, махровые, ещё с бирками. Мыльница, которую Света подбирала под кафель, сменилась на пластиковую из «всё по 49».

Лена будто плавно, но решительно выживала их из собственного пространства. Делала это улыбкой, болтовнёй, как бы между делом.

— Ой, Свет, я твой халат взяла, а то у меня свой в стирке, — сказала она как-то. — Не возражаешь?

— Возражаю, — ответила Света, но Лена уже ушла в ванную.

Вечером Артём сказал:

— Ну что ты так, подумаешь — халат. Родня всё-таки.

Света долго молчала, крутя ложку в чашке. Она чувствовала себя гостьей в собственной квартире. Ходила по кухне на цыпочках, не включала телевизор поздно вечером, даже гладила бельё в спальне, чтобы не мешать «гостям».

— Они не собираются съезжать, — сказала она подруге по телефону. — Но я боюсь устроить скандал. Артём вечно мнётся.

— Свет, ты чего? У тебя ипотека, это твой дом. Пусть ищут съём. А то у тебя будет коммуналка по родственным соображениям.

В один вечер Света вернулась с работы раньше. В гостиной стояли двое. Лена показывала риелтору окна:

— Да, вид сюда, хороший свет. Ну и планировка удобная, конечно…

Света вошла на цыпочках, молча, чтобы не услышали. Села на кухне, уткнулась в стол. Сердце стучало в ушах.

— Мне показалось, или они собираются тут оставаться? — спросила она у Артёма.

— Да ну, не выдумывай. Лена сказала, что просто интересовалась районом. Типа, прицениться. А квартиру свою они пока сдавать не планируют.

Света поняла, что её внутреннее спокойствие рассыпается. Как пыль от ковра, который трясут чужие люди у тебя в ванной.

Прошла ещё неделя. Света с трудом узнавала собственную жизнь. Пространство, где они с Артёмом когда-то по вечерам пили чай на кухне и обсуждали новости, превратилось в проходной двор. Лена с Серёжей то работали дома («фриланс, Свет, это свобода!»), то принимали гостей («ну, нам неудобно в кафе, да и дорого»), то устраивали спонтанные «воскресные бранчи» на кухне, где Света потом находила крошки и пролитый кофе.

— Ты как-то напряжённая стала, — заметила Лена. — Расслабься. Жизнь — не только работа и уборка. Научись кайфовать.

Света стиснула зубы. Кайфовать? В собственной квартире, где чужие люди носят её халат, ставят свои цветы, едят её запасы, и ещё упрекают в напряжённости?

— Ты у меня спросила, можно ли позвать друзей? — тихо спросила она, убирая со стола.

— Да ладно тебе, не чужие же. Мы же почти семья.

Почти.

Через пару дней пришёл племянник Серёжи. С вещами. На пару ночей. Ванну он занял минут на сорок, после чего в ней остались его носки и пенка для бритья. Света, вытирая зеркало, вдруг услышала, как Лена говорит по телефону:

— Ну конечно, живём пока у родни. Хорошо устроились, да. У них ремонт классный, кухня шикарная, и вообще, повезло.

В эти вечера Света стала позже задерживаться на работе. Бухгалтерия — тихое, бумажное болото, но оно вдруг стало казаться ей спасительным. Никто не сидит в её кресле, никто не двигает кружку, не ворчит, что плохо вымыт пол.

Артём, кажется, предпочитал не видеть проблемы.

— Надо потерпеть, — говорил он. — У них пока всё сложно. Ну не выгонять же на улицу?

— А ты видел, как они живут? Вон, Лена вчера платье за семь тысяч заказала. А ты говоришь — сложно.

— Может, ей скидка попалась.

— Серьёзно?

Света чувствовала, как нарастает злость. Не вспышками — как вода в кастрюле: сначала тихо, потом медленно, но уверенно начинает бурлить. Ей снились сны, в которых она кричала на Лену. Бросала её кофеварку в окно, собирала сумки и выставляла за дверь. А утром снова варила овсянку и вытирала за племянником ванную.

Пока однажды не произошло нечто, что стало поворотной точкой.

В пятницу она вернулась домой раньше обычного — бухгалтерский софт дал сбой, и их отпустили в три. В прихожей — чужие ботинки. В комнате — чужие голоса. За столом сидели трое: Лена, Серёжа и какая-то женщина в яркой кофте. На столе — её лучший сервиз, который она берегла «для гостей по-настоящему». На плите — её запеканка, оставленная на вечер.

— А, Свет, ты рано, — бросила Лена. — Познакомься, это Мариша. Мы с ней на курсы дизайна ходили. Я ей пообещала показать, как можно «сделать уют» в обычной панельке.

Света смотрела на стол, на тарелки, на свой торт, нарезанный и выставленный, будто на продажу.

— Ты брала мой сервиз?

— Ну, он же у тебя просто стоит. А чего хорошему добру пылиться?

Света отошла в сторону. Сердце билось так громко, что заглушало голоса. Руки дрожали.

Позднее вечером Артём пробовал успокоить:

— Ну перестань. Что ты зациклилась на посуде? Главное — люди. Уют. Доброта.

— Уют? Доброта? У меня на балконе сушатся их джинсы. На полке стоит их зубная щётка. Я не могу спокойно выйти в халате в коридор. Меня тут не осталось!

Артём ушёл спать молча. Как всегда — чтобы не портить. Света осталась на кухне. Сидела, глядя в окно, и не понимала: когда произошёл слом? Когда они дали этой «переездной компании» столько места?

Она вспоминала, как всё начиналось. Как Лена просила на пару недель. Как они с Артёмом отодвинулись, дали место, терпели. Надеялись, что люди сами поймут.

Но они не поняли.

Суббота началась с криков. Племянник Серёжи что-то ронял в ванной, Лена спорила с Серёжей, что её фен пропал. Света подошла к холодильнику — из её контейнера с винегретом осталась только ложка.

— Свет, у нас закончился майонез, — крикнула Лена из комнаты. — Ты в магазин не собираешься?

Света не ответила. Взяла куртку и ушла. Просто вышла, без объяснений. Ходила по району, дышала. Зашла в булочную, села в уголке, заказала кофе с молоком. В голове крутились слова, фразы. Все те, что она хотела сказать — и не сказала.

Когда вернулась — в квартире был смех. Лена рассказывала что-то весёлое, громко, с хохотом, который будто резал уши. На плите жарились сырники.

Света зашла в спальню. Открыла шкаф. Достала коробки.

— Ты чего? — удивилась Лена, заглянув в комнату.

— Помогаю вам собраться, — спокойно ответила Света.

— Что?

— Вы просили на две недели. Вы здесь два месяца. Вы используете мои вещи, мою еду, моё пространство. Вы не поселились. Вы ошиблись адресом.

Лена застыла.

— Ты серьёзно? Это из-за винегрета?

Света посмотрела в глаза. Тихо, устало, но твёрдо:

— Нет. Из-за того, что вы решили, что я обязана. Что можно жить у других, как у себя. А нельзя.

— Ну, извини, что мы тебе мешаем дышать, — фыркнула Лена. — Но ты бы хоть Артёма послушала. Это его семья, между прочим.

Света молча достала из шкафа коробку, в которую складывали новогодние игрушки, и положила туда Ленины журналы, расчёску и её крем с розовым колпачком.

— Да подожди ты. Серьёзно, вот так сразу? С сумками? Куда мы ночью поедем?

— На такси. Или к Марише, — Света кивнула в сторону кухни. — Она же ваша подруга. А мне нужен мой дом. Не склад. Не проходной двор. Дом.

Лена застыла. Потом громко выдохнула.

— Ты, конечно, себе на уме. С виду такая тихая, а внутри ледяная. Типичная бухгалтерша. Всё по правилам. Всё по полочкам. А душа где?

Света почувствовала, как внутри зашевелилась боль — не от слов, от обиды. От того, что её чувства опять свели к «бухгалтерии». Но сдержалась.

— Душа? — спокойно сказала она. — Душа — это когда с уважением. Когда спасибо говорят, а не «мы тут надолго». Когда не берут чужое, даже если очень хочется.

В комнату заглянул Артём. Смущённый, растерянный.

— Свет, может, не надо так резко?

— А ты скажи, что надо, — спокойно обернулась она. — У тебя есть мнение, Артём?

Он открыл рот, но ничего не сказал. Потом только пожал плечами:

— Ну вы же родные…

— А я тебе кто?

Молчание повисло в воздухе.

Лена тем временем собрала свой косметичку и начала срывать с полки свои книги.

— Не ожидала. Правда. Подумать только — мы сюда с душой. С доверием. А ты — чемодан-вокзал. Как с чужими. Хотя бы предупредила!

Света не выдержала.

— Я вам месяц намёки делала. А вы делали вид, что не слышите. Сначала тапочки, потом халат, потом ванна. У меня тут всё ваше, кроме самой квартиры. Даже полотенце моё — ваше.

Серёжа подошёл к двери:

— Да пойдём уже, Лена. Не унижайся. Раз человеку жалко места — пусть живёт одна. Вот и посмотрим, как она потом нас искать будет.

— Не ищите, — твёрдо сказала Света. — Я — не терялась.

Через сорок минут квартира стала вдруг тихой. Пустой. На вешалке — снова только их с Артёмом куртки. На полке — её книги. В ванной — только один шампунь. На кухне пахло мятой — Света мыла плиту, будто стирала чужое присутствие.

Артём сидел на диване, молчал. Он не ругался, не оправдывался. Просто сидел. Как будто не знал, что теперь делать с этим пространством — освобождённым, но уже не прежним.

— Я не хотел так, — наконец сказал он.

— А я не хотела жить с теми, кто не видит, как я исчезаю.

Он ушёл в спальню. Света осталась в кухне. Долго сидела у окна. В голову лезли чужие слова, Ленины «да ладно», «ты чего напряглась», Артёмово «ну потерпи». А потом — вдруг всплыла фраза, которую она ни разу не произносила вслух, но столько раз думала.

Она встала, подошла к двери, посмотрела на полку, где ещё лежали три чужие книги, забытые Лениным племянником.

И тогда, не поднимая голоса, почти шепотом, сказала в пустоту:

— Собирайте всё, что разложили. Вы у меня не поселились — вы ошиблись адресом.

К утру в чате семейной группы появилось сообщение от Лены: