— Ты что это удумал? – грозно спросил при встрече Игоря бывший тесть.
— А что я удумал? – удивился тот.
— Предал память моей Анечки!
Не дай Бог кому-то пережить собственного ребенка. Причем, совершенно не важно, в каком это произойдет возрасте.
И, хотя считается, что лучше хоронить в пеленочках, чем в веночках – это будет легче пережить – ничего подобного!
Все это – одинаково тяжело: ведь во всем этом присутствует противоестественность — это же дети должны хоронить своих родителей, а не наоборот!
А любая противоестественность вызывает неприятие. А эта – еще горечь утраты и даже ненависть к оставшимся: они-то остались живы!
А еще несчастные родители ждут, что все остальные будут скорбеть так же долго и интенсивно, как они сами. И тут оказывается, что не все согласны с такой трактовкой происходящего.
И некоторые не хотят скорбеть долго. Да, в сущности, и вообще не хотят скорбеть: жизнь-то продолжается!
Как же так? Вашего любимого ребенка уже нет, а они продолжают улыбаться, есть вкусную еду, развлекаться и, вообще, радоваться жизни?
Ну, с чужими-то – все ясно: что взять с этих жалких и бездушных людей! Но когда так начинают вести себя близкие, то это заслуживает презрения, порицания и вообще!
А уж если так начинает вести себя муж, точнее, уже вдовец единственной дочери, то это вызывает сплошное негодование!
Анечка ушла внезапно: поехала покататься и не вписалась в поворот – девушка очень любила скорость.
Горю отца не было границ: единственная доченька – красавица и умница – и тут такое!
Мать девушки умерла от инфаркта шесть лет назад. И тут впервые Виктор Григорьевич порадовался, что жена не дожила до этого скорбного события и не увидит этого ужаса. Хотя, кто знает: сверху-то все – как на ладони.
Похороны прошли, как в тумане. Взрослый мужчина, отставной военный, всегда сохраняющий хладнокровие, рыдал и пытался броситься в могилу вслед за дочерью.
А на поминках напился и уснул прямо за столом. Хотя до этого алкоголь не уважал, а пьющих людей презирал за малодушие и отсутствие у них силы воли: вот слабаки!
Видимо, смерть любимой дочери несколько сместила в мозгу у отставника центр тяжести и по-новому расставила приоритеты.
После похорон у Виктора до девятого дня осталась пожить сестра – Анечкина тетя: они стали учиться жить без нее.
До этого все – и папа, и дочка с мужем Игорем – жили в одном подмосковном поселке: муж был владельцем небольшой фермы. А Аня – на хозяйстве: все знают, как хлопотно жить на земле в собственном доме.
Пара считалась в поселке очень дружной. Их дом располагался неподалеку: жили вместе со свекровью. Папы у мужа тоже уже не было.
Аня с Игорем были знакомы с детства. Потом ходили в одну школу. И, после учебы в ВУЗах – у обоих было высшее образование – встретились и уже не расставались. А три года назад поженились: детей у пары пока не было.
И девушка с высшим образованием возилась в огороде, разводила кур и была вполне довольна происходящим.
Но этим был не совсем доволен ее папа: он тебя поработил!
И хотя дочь утверждала, что любящий папочка ошибается, у тестя с зятем были прохладные отношения.
После смерти жены Игорь дождался девятого и сорокового дня – все было, как положено – поездка на кладбище и поминки — и выставил дом на продажу.
— Ты что это удумал? – грозно спросил при встрече мужчину уже бывший тесть.
— А что я удумал? – удивился тот.
— Предал память моей Анечки!
— А как я ее предал-то? – поинтересовался Игорь. — Да, я решил продать дом – мне находиться здесь слишком тяжело. Поэтому, и переезжаю! Вы можете взять все то, что посчитаете нужным. Ну, а остальное…
И, не прощаясь, ушел: он и раньше не шибко ладил с категоричным тестем, считающим, что мужчине не пристало возиться с коровами и часто обзывающим его телком.
— Что значит, что посчитаете нужным? – остолбенел Виктор Григорьевич. Да Анечкина комната должна остаться неприкосновенной – в целости и сохранности! А он хочет все ее вещи вынести на помойку?
Для негодования скорбящий отец выбрал симпатичную соседку Валентину, с которой он жил через забор. И поэтому часто переглядывался и переговаривался до гибели дочери.
Валентина, сорокалетняя разведенка, с удовольствием кокетничала с крепким отставником: в поселке пару уже давно поженили.
И, хотя их отношения пока еще не перешли в решающую фазу – все было на уровне кокетства и ухаживаний — но этот момент был уже близко.
— Предал этот … память моей доченьки! – начал с привычного Виктор.
И тут выяснилось, что Валентина, которая должна была разделить его мнение, с этим категорически не согласна.
— Ну почему же сразу предал-то, Витюша? – не согласилась соседка: они уже перешли на уменьшительно-ласкательные – Витюша, Валюша… Вот закончится траур, и тогда – все остальное! А пока нужно было утешить убитого горем отца.
— Как это — почему? – возмутился бравый военный. – Дом надумал продавать!
— И правильно! – неожиданно поддержала ненавистного зятя-телкА Валя. — Может, ему здесь плохо одному? Ведь все напоминает о любимой жене: Анечку-то он любил!
А тут с глаз долой – из сердца вон! Я бы тоже так поступила!
Ты же не думаешь, что он все время будет жить рядом с тобой? Ему-то от этого какой интерес?
А если жениться надумает – что тогда? Зачем ему ты и твое негативное мнение по этому поводу? Ты же его не любишь – и все это знают!
— Как это жениться? – изумился Виктор Григорьевич. – Тело Анечки, можно сказать, еще не остыло, а он – жениться?
— Мозги включи, — ласково посоветовала соседка. – Это я насчет «не остыло»: второй месяц пошел. А насчет жениться – так он обязательно женится!
Молодой интересный мужик – что ему, рядом с Аней твоей лечь? Вон и ты в сторону женитьбы поглядываешь, а тебе уже — к шестому десятку!
В принципе, женщина была права. Но Виктору очень не понравилась эта правота: она оказалась очень для него неудобной! Как это так – Анькин муж и вдруг женится на другой?
Да он должен каждый день приходить к нему и жаловаться, как ему плохо! Вот это скорбящему отцу очень бы подошло. И даже немного успокоило бы его ноющее сердце.
Мужчина остолбенел: с ним не только не разделили его умную точку зрения, но и осмелились возразить. И кто? Та женщина, которую он, еще недавно, намеревался взять в жены…
Мы считаем умными людей, которые с нами соглашаются. А Валя осмелилась не согласиться, и, тем самым, подписала себе приговор. Не смертный, конечно, но где-то рядом.
— Это куда я, интересно, поглядываю? – взвился отставник. – Ты это чего о себе возомнила, ду…рында? На тебе, что ли, я жениться собрался? Ты зенки-то протри: где ты, а где я!
— Ну и где ты? – не удивилась Валентина неожиданным словам кавалера, хотя ей стало ясно, что свадьба-то, возможно, накроется. – Правильно тебя покойная жена называла солдафоном: ты и есть солдафон!
— Это кто солдафон? – заорал Виктор Григорьевич, который все прекрасно знал про солдафона. Потому что жена ему это и в глаза не раз говорила. И, как оказалось, не ему одному.
А сейчас эта …дина Валька наступила прямо на его больную мозоль…
— Ты и есть! Вот и давай двигай на обозначенные тобой позиции! – неожиданно серьезно предложила всегда улыбчивая Валюша. – Короче, кругом и шагом марш!
Они разговаривали у соседки в доме: стало ясно, что бравого отставника банально выгоняют вон.
Ну, что – настоящие военные всегда выполняют приказы. А это был, несомненно, приказ.
И Виктор Григорьевич ушел: ему стало ясно, что «продолжения банкета» не предвидится. Да и свадьбы тоже: это уже было серьезно.
Но происходящее ему не представилось существенной потерей: подумаешь, невидаль! Да таких, как она, пучок на пятачок — ему только свистнуть!
Горе утраты вытеснило всю эту ерунду. А эта к…за пусть строит глазки кому-нибудь другому – ничего ей теперь не отломится!
Шло время, Игорь продал дом и уехал с матерью в соседний поселок: он всегда относился к ней очень трепетно.
Иногда они встречались: ферма-то была рядом. В такие моменты бывший зять держался отстраненно – просто, проходя мимо, молча кивал.
И со словами извинения на шею к тестю не кидался. А должен был! Зачем отпустил дочь одну вечером кататься? Почему не поехал вместе с ней?
Он-то – теперь жив! А его Анечки нет рядом с ним! Вот, негодяй!
И Виктор костерил зятя, почем зря, всяко-разно и всем подряд. Ну, а что вы хотели? Ведь смысл жизни его теперь был полностью потерян! Если бы хотя бы внук остался…
Все общение между бывшими родственниками было сведено до минимума. Но через год на могиле дочери, когда земля осела, появился памятник: гранитный крест с овальным портретом Анечки.
Было ясно, что все это сделал Игорь.
А потом Виктор узнал, что тот женился. Да, на подруге Анечки – это было расценено отцом, как двойное предательство! Сговорились, сво…, не иначе! Просто ждали и дождались!
И все высказывания в адрес бывшего зятя приобрели новую окраску: к ним добавились новые действующие лица и исполнители.
Причем, этот …, зачем-то, осмелился поставить его в известность относительно свадьбы. Да, пришел лично: так и так – женюсь! Вас не приглашаю – все равно не придете!
— Конечно, не приду! – заорал бывший тесть. – А вы жируйте, точнее, пируйте на костях!
— На каких костях? – устало переспросил Игорь. – Вы, я вижу, совсем с катушек съехали! Может, вам заняться чем-нибудь конструктивным, папа?
— Иди ты, знаешь, куда, — посоветовал отставник на прощанье. Но идея насчет «заняться конструктивным» показалась ему достойной внимания.
И назавтра в налоговую было отправлено анонимное письмо от доброжелателя.
А в нем, по аналогии с тиграми в цирке, которым не докладывали мяса, говорилось, что с коровами на ферме тоже все не так лучезарно.
И им тоже не хватает сенажа и фуража. А еще коровы не в полной мере платят налоги. Ну, или не коровы. Но что-то вроде того. Поэтому, даешь проверку! А дальше, Игоряша, твой дом – тюрьма!
Но ничего из этого не вышло: проверка нарушений не нашла! А он уже всем раззвонил, что посадит предавшего память дочери зятя в острог: там ему и место!
Как же так?
— Ты бы поунялся немного, правдолюб …енов! – беззлобно предложила встретившаяся отставнику Валентина, которая стала еще краше. — Зачем парня гнобишь? Разве он виноват, что твоя Анька куда-то там въехала?
Может, это ты виноват? И не надо было так рано девке машину дарить? И учить нужно было, чтобы не гоняла!
Виктор задохнулся: мерзкая тетка обвиняла его в смерти единственной дочери!
— Ах, ты, …янь! – выдавил из себя мужчина.
— Ну-ну: тешь себя, убитый горем папочка! Думаешь, мы не знаем, кто написал анонимку? В два счета вычислили, что это ты!
— И что теперь? Донесешь, что это я?
— Больно надо! Да и кому ты нужен? Тебе же с этим жить! Только так ты один останешься!
— Вот и хорошо! – окрысился Виктор Григорьевич.
Валентина коротко вздохнула и ушла. А у мужчины осталось чувство досады: Валентина оказалась опять права!
Ведь жена уговаривала тогда не дарить дочери машину! Но кто же будет слушать глу..пую ба..бу? Тем более, бравый военный!
И теперь получилось, что получилось. Да, кстати, соседи стали как-то неохотно общаться с убитым горем отцом.
И уже без желания выслушивали его разглагольствования насчет неостывшего тела и предания памяти любимой дочки.
Так прошло три года. На день рождения Анечки Виктор поехал на кладбище. И, подходя к могиле, увидел три фигуры: это был Игорь с женой и полуторагодовалым сыном — они уже все прибрали и собирались уходить.
И тут крохотный мальчик положил на заросший травой цветник две белых розы, которые дал ему Игорь: это были любимые Анечкины цветы.
А потом немного подумал, и добавил к цветам растаявшую шоколадную конфету: это было видно по его запачканной ручонке, которую стала вытирать ему платком мама.
И тут Виктор Григорьевич впервые почувствовал, что в его сердце нет больше злобы.
Да, в этом бессмысленном сражении не оказалось победителей: просто оно подошло к концу. И это – уже хорошо.
А Валентина, с которой он пытался помириться, ему отказала! Да, ему – бравому военному! А он уже и колечко ей припас…
Это было совершенно неожиданно. Ну, ничего: он своего добьется! И соседка обязательно согласится выйти за него замуж!
Никто же не будет спорить, что это – очень конструктивное занятие: добиваться руки своей любимой дамы…
Пленница пустыни (Часть 5)