Они пришли как будто случайно, а остались — как будто навсегда. Никто из них не говорил вслух: «Мы будем жить у вас», но всё происходящее уверенно к этому вело. Сначала — пара ночей, «пока не решится с ремонтом», потом — неделя, пока «не выпишется мама». Потом — «мы уже здесь, не гнать же нас на улицу». А потом стало стыдно спрашивать, когда они собираются уходить.
Лиза ещё в начале мая посоветовалась с мужем:
— Саш, ну это же временно? Мы им помогаем. Помогать же надо?
Саша кивнул:
— Конечно. Я понимаю, это неудобно. Но ведь они с ребёнком… Ну как откажешь?
Племянница Саши, Надя, приехала с мужем и пятилетней дочкой. Жили в другом городе. Уволили обоих, съёмное жильё пришлось срочно освободить. Решили «переждать у родственников». У Лизы и Саши как раз была трёшка — лишняя комната стояла в основном под гладильную доску и коробки.
Сначала они вели себя вполне скромно. Лиза даже себя ругала за тревожность. Надя прибиралась на кухне, Игорь, её муж, носил пакеты из магазина. Дочка, Даша, была шумной, но Лиза терпела — возраст такой. Вроде всё ничего.
Но через две недели наступило первое: «А у вас мультиварка не работает? Мы решили плов приготовить, но у неё кнопка не жмётся». Мультиварка Лизе досталась от сестры, редкая модель, Лиза готовила в ней всё: от супов до десертов. Кнопка работала прекрасно.
Через день мультиварка пропала с кухонного стола.
— Поставила в кладовку, — пожала плечами Надя. — Там уже и так всё завалено. Мы любим на сковородке, привычнее. А тебе она прямо сильно нужна?
Вопрос повис в воздухе. Лиза растерялась. Что тут скажешь? «Это моё — верни» звучит как скандал. «Да, сильно нужна» — а тогда они будут ворчать. Она промолчала. Купила маленькую кастрюльку и стала обходиться.
К концу месяца началось «можно мы в воскресенье гостей позовём?». Пришло трое. Сели на кухне, открыли бутылку, громко слушали музыку из телефона.
— Мы тихо, не переживай, — махнул рукой Игорь, — и после одиннадцати — всё, без шума.
Шум стоял до двух. На следующий день Лиза встала на работу — в 6:30.
Второй раз она попросила потише — не подействовало.
На третий — они устроили встречу на балконе. Там пили, курили, разговаривали. Лиза закрыла все окна, но ночью ей стало душно. Открыла — в комнате запах дыма и визг смеха. Она снова ничего не сказала.
— Ты злишься, — сказал Саша, разминая плечи. — Я всё понимаю, но ты же сама говорила — помочь надо. Они же не специально.
— Они специально всё, — шептала Лиза подруге Жанне в телефон. — Специально в ванной вещи раскладывают. Мне пришлось вытирать пол перед душем. Специально полотенце моё взяли и пошли в сауну! Кто так делает?
— Они тебя проверяют. Проверяют, как далеко можно зайти. Если молчишь — значит, можно ещё. Ты поставь границы.
— Какие, Жанн? Я скажу — и они обидятся. Саша ссориться не хочет. Надя ведь его племянница, он её ещё с пелёнок помнит…
— Это их проблема, не твоя. У тебя в доме должен быть порядок. А то сядут на шею.
Через месяц Лиза заметила, что у них стали заканчиваться продукты в два раза быстрее, чем обычно. Молоко исчезало на следующий день после покупки. Хлеб черствел, потому что оставался разрезанным и открытым. И что удивительно — никто не покупал ничего взамен. Как будто продукты просто обязаны быть. Как будто Лиза работает только затем, чтобы кормить всех.
Она попыталась поговорить:
— Ребят, ну давайте как-то распределим, кто что покупает. Я не справляюсь.
— Ну давай, давай, конечно, — кивнул Игорь, — только ты список составь, а то я в магазине теряюсь.
Список она составила. В ответ Надя купила шесть банок кукурузы и три шоколадки. И потом ещё неделю рассказывала, как тяжело сейчас жить, как всё подорожало и как сложно кормить ребёнка.
Саша попробовал вмешаться, но только развёл руками:
— Они не со зла. У них просто по-другому в семье. Им объяснить надо.
— Я не училка. Я не обязана объяснять взрослым людям элементарное.
— Тогда скажи — и пусть съезжают.
Но сказать Лиза не решилась. Надя уже водила Дашу в местный садик — «на временное место». Писала заявление на регистрацию по этому адресу — «временно, чисто для привязки». Просила справки, что «живёт здесь» — для пособий. Слишком всё стало серьёзным, чтобы сказать «вы у нас только гость».
Лиза надеялась, что они и правда найдут работу, снимут жильё, съедут. Что всё само собой как-то уладится.
Она ошибалась.
Середина лета выдалась жаркой, и в квартире стояла духота. Лиза с утра открывала все окна, чтобы проветрить, а к обеду всё снова становилось липким и душным. Она уставала. Работала удалённо — бухгалтерия для двух фирм, отчётность, звонки, постоянный контроль. Дома — никакого уюта, никакого уединения.
Надя с Игорем, напротив, никуда не торопились. Их утро начиналось часов в десять. Лиза уже заканчивала первую половину рабочего дня, а Надя в это время на кухне жарила гренки, пила кофе и слушала какой-нибудь подкаст в полный голос. Игорь вообще пропадал — «по делам», хотя дел никаких видно не было.
— Они даже за ребёнком не следят, — жаловалась Лиза Жанне. — Даша ноет, всё время чего-то требует, рисует на стенах в коридоре. А они сидят и делают вид, что так и надо.
Жанна молчала, потом сказала:
— Тебе надо готовиться к худшему. Они не съедут. Они уже устроились.
В середине июля Саша ушёл на больничный. Старые проблемы со спиной — тяжёлые тренировки в молодости дали о себе знать. И тут же стало ясно: Наде с Игорем нужна была именно эта квартира. Не семья, не помощь, не тепло — только квадратные метры.
— А вы у врача узнали, надолго он? — без тени сочувствия спросил Игорь, заглядывая в комнату. — А то нам с Надей уже одобрили субсидию, но нужна справка, что тут живём. А если он по больничному — не знаю, дадут ли.
— А тебе какая разница? — поднял голову Саша. — Мы здесь живём. Это наша квартира.
— Ну так и мы здесь живём, — пожал плечами Игорь. — И Надя, и ребёнок. По факту.
Вечером у них был тяжёлый разговор. Саша впервые заговорил жёстко:
— Мы пустили их временно. Они же не платят, не помогают, хозяйничают, ведут себя, как будто мы — это просто фон.
— Они родственники, — тихо сказала Лиза, хотя чувствовала, как всё внутри сжимается.
— Родственники — это не значит «можно всё».
К середине августа терпение Лизы трещало. Всё, что раньше раздражало, теперь стало непереносимым. Даша залезла к ней в косметичку, разрисовала губной помадой раковину. Надя нашла в ванной новый шампунь и громко сказала: «Это ж не для твоих волос, Дашенька, пусть тётя Лиза сама такое вымазывает». Игорь стал приходить поздно, громко хлопал дверьми, по ночам смотрел телевизор в их гостиной, потому что «там прохладнее».
Однажды Лиза вернулась домой раньше — заказ отменили, и она решила заехать в магазин, приготовить ужин. В квартире пахло чем-то жареным. На кухне стояли Надя и её подруга, та самая, что в первый раз приходила на посиделки.
— Привет, — сказала Надя. — Мы тут с Оксаной борщ сварили. А то всё как-то по-быстрому да всухомятку.
— А кастрюлю мою зачем вы в духовку поставили?
— Ну ты же не пользовалась. Мы почистили, всё нормально.
Лиза не ответила. Она села в своей комнате, закрылась и… расплакалась. Горько, беззвучно. Как в детстве, когда родители ругались. Как в те редкие минуты, когда внутри всё разрывается, а слов нет.
Она пыталась поговорить. Без истерик. Спокойно. Вечером, когда Дашу уже уложили.
— Ребят, давайте поговорим. У нас начались трудности. Мы с Сашей устали. Всё время напряжение. Я понимаю, вам тоже нелегко, но это не может длиться бесконечно. Надо искать жильё. Мы готовы помочь, но… не можем больше так.
— Ага, — кивнул Игорь. — То есть выгнать хотите, но культурно.
— Никто никого не выгоняет. Я прошу, чтобы вы начали искать варианты.
— А что, мы на улице, по-твоему, окажемся? — Надя смотрела в упор. — У нас ребёнок. Или ты хочешь, чтобы мы в переходе жили?
— Это манипуляция, — сказала Лиза.
Игорь рассмеялся:
— Ты психотерапевта насмотрелась? Книжек начиталась? Все теперь умные стали — границы, пространство, токсичные люди. А жить где нам, Лиза? Ты подумала?
Она не спала полночи. Утром пошла на рынок, стояла в очереди за огурцами. Пожилая женщина впереди вдруг обернулась и сказала:
— Милая, ты будто тень. У тебя на лице всё написано. Пора тебе что-то менять.
Лиза не знала, что ответить. Просто кивнула. Да, пора.
А вечером она сказала Саше:
— Мы будем действовать. По-хозяйски. Это наш дом. И нам в нём тяжело.
Он взял её за руку:
— Я с тобой. Делай, как считаешь нужным.
Лиза начала с мелочей. Убрала с кухни всё своё — специи, кастрюли, кухонные мелочи, кофемолку. Сложила в ящик, подписала: «Личное. Не трогать». На холодильник повесила список покупок и рядом — лист со счётом за коммуналку и продуктами по неделям.
— Это что? — хмыкнула Надя, заметив бумажки.
— Расчёт. Общий бюджет. Вы здесь живёте — участвуйте.
— Ты серьёзно? Мы к вам не на побывку приехали. Мы — семья.
— Именно. А семья — это не значит, что можно вытирать ноги о других.
Надя вспыхнула, но промолчала. Видимо, не ожидала, что Лиза заговорит так спокойно, без крика. А Саша тем вечером вынес из кладовки ту самую мультиварку, молча поставил на кухню и сказал:
— Если что-то не нравится — обговорим. Но без самоуправства.
С каждой неделей Лиза становилась увереннее. Она поняла, что ждать — бесполезно. Надя и Игорь устраивались, как могли, и если можно ничего не делать — делать не будут.
Они не работали. Всё «искали», «ждали звонков», «записывались на собеседования». На деле — валялись дома, спали до полудня, Игорь частенько отсиживался у друзей, а Надя листала телефон, жалуясь, как тяжело жить без поддержки.
Когда Лиза однажды намекнула, что у её знакомой в магазине открыта вакансия, Надя фыркнула:
— Я что, на кассе? Да я себя уважаю. И вообще, я с ребёнком.
— Саша работает с болями в спине, а я на трёх подработках. Мы себя тоже уважаем. И мы не обязаны обеспечивать всех.
Открытым конфликт стал через неделю, когда Лиза зашла в комнату, где временно жили Надя с Игорем, и увидела, как Даша рисует на стене. Маркером. Большими буквами.
— Перестань, — спокойно сказала она. — Это не твоя комната.
— А мама разрешила!
— Где мама?
— В ванной. Она сказала, я могу тут, это ведь всё равно не её…
— Всё, хватит.
Она вышла, открыла окно, вдохнула воздух. И пошла к двери ванной. Постучала.
— Надя, выйди, пожалуйста.
— Сейчас кондиционер смою.
— Сейчас, пожалуйста.
Надя вышла, закутанная в полотенце. Лиза показала ей стену. Без лишних слов.
— И что теперь? — голос у Нади стал визгливым. — Это же ребёнок. Ты что, вообще детей ненавидишь?
— Я хочу, чтобы вы начали искать квартиру. Настоящую. Не «когда-нибудь», не «потом». А сейчас. У вас неделя.
— Что? — Игорь выглянул из кухни. — Ты это серьёзно?
— Совершенно. Неделя. Или я подаю заявление, что отказываюсь подтверждать ваше проживание. И говорю в садике, что Даша — не житель по месту.
Надя молчала несколько секунд. Потом выдала:
— Значит, ты готова нас на улицу выставить? Ради своей кастрюльки? Ради мультиварки?
— Ради себя.
Следующие дни были как на пороховой бочке. Надя перестала с ней разговаривать. Игорь хлопал дверьми. Ребёнок носился по квартире, как торпеда, и никто не пытался его успокоить.
На пятый день Лиза вернулась с работы и увидела в прихожей два чемодана.
— Мы уходим, — бросила Надя, не глядя. — Ты добилась. Теперь спокойно, да?
— Мне было спокойно, пока вы не пришли.
Игорь накинул на себя куртку, схватил сумку и подошёл к двери. Надя шла следом. Лиза молча подала им обувь.
Ни «спасибо», ни «до свидания». Только злобный взгляд и губы, сжимающиеся в узкую полоску.
Она уже хотела просто развернуться и уйти, но потом, неожиданно для самой себя, сказала:
— Вы как зашли без спроса, так и выйдете — без прощания.
Дверь хлопнула. В квартире повисла тишина. Она не была уютной, но была честной.
Саша подошёл из кухни, положил руку ей на плечо.
— Ты сильная. Спасибо.
Лиза только кивнула. Сказать было нечего. Впереди — уборка, пятна на стенах, выброшенные вещи. И, возможно, ссора с родственниками, обиды, сплетни, недовольные взгляды на семейных встречах.
Но она была готова.