Когда Вадим с Верой купили двухкомнатную квартиру в старом доме на окраине, им казалось, что жизнь началась с чистого листа. После десяти лет съёмных квартир и скитаний по общежитиям, у них наконец появился свой угол. Крошечный, но уютный. Вера выбирала шторы с цветами, полировала подоконники, выращивала зелень на кухне. Вадим неспешно чинил проводку, менял замки, в выходные ходил с дрелью по дому — наконец-то он мог делать всё в своём ритме.
Первый месяц был похож на медовый. Вера варила тыквенные супы и пекла шарлотку, Вадим приносил с работы мелочи: красивые ручки, держатели для полотенец, розетки с USB. Они мечтали, обсуждали будущую перепланировку, ссорились по пустякам и быстро мирились.
А потом в их жизнь ворвалась Ира.
— Привет, соседушки! — женщина лет тридцати пяти стояла в коридоре в леопардовом халате, с чашкой кофе в руках. — Это вы новенькие? А мы на пятом. Я с мужем. Мы тут всех знаем!
Она ввалилась в квартиру, не дожидаясь приглашения. Уселась за стол, оглядела обстановку, сделала глоток и засмеялась:
— Уютненько у вас. Пахнет выпечкой! А это у вас настоящий цветок или искусственный?
Вера растерянно улыбнулась. Был вечер среды, она только пришла с работы и хотела переодеться. На плите варились макароны, Вадим в соседней комнате что-то чинил в роутере. Гостья болтала без умолку, не обращая внимания на смущение хозяйки.
— Ты чего в куртке-то? — Ира поднялась и сама пошла в сторону шкафа. — Снимай! Ты чего, стесняешься?
Так они и познакомились.
Через день Ира снова зашла.
— У меня мука закончилась. Одолжишь стаканчик? А то мужу обещала блинов нажарить, а он как злобный становится, когда голодный.
Вера дала муку. Заодно и соль, и два яйца — «а то всё равно до магазина не добегу». Через три дня — сахар. Потом — немного масла. А ещё позже — взять утюг, пока свой не найдут.
Поначалу Вера не видела в этом проблемы. Она выросла в семье, где люди помогали друг другу. Всё казалось естественным.
— Надо быть добрее, — говорила она Вадиму. — Может, у них тяжёлое положение. Нам ведь тоже когда-то помогали.
— Помогать — это одно. А когда кто-то превращает твою доброту в магазин самообслуживания — это другое, — Вадим хмурился. — У тебя нет чувства, что нас как будто «взяли в оборот»?
Через месяц стало ясно, что в гости Ира ходит не просто так. У неё появился особый режим: утром — на кофе, днём — за продуктами, вечером — посидеть, «потому что муж на дежурстве, скучно одной». Иногда она приходила с мужем — толстым, молчаливым Виталием, который ел всё подряд, отмахиваясь от вопросов и не глядя на хозяев. Один раз он открыл холодильник без разрешения.
— О, колбаска. Беру ломтик, ладно?
Вера оторопела. А Ира хохотнула:
— Ну ты даёшь! Ты чего, чужой, что ли? Мы ж почти родственники. Почти родня.
Слово «почти» стало для Иры универсальным пропуском: в чужой холодильник, на чужой диван, к чужому вай-фаю.
Соседи по этажу вели себя сдержанно, но при случае качали головой.
— А вы наивные, — сказала как-то тётя Лида с третьего. — Они ещё в ту квартиру влезали, где Людмила жила. Та потом уехала к дочке, не выдержала. Всё в долг, всё «до завтра». А завтра не наступает. Только у них.
Вера удивилась. А тётя Лида продолжила:
— Хорошо устроились. У них даже стиралки своей нет. Всё по соседям. Пылесос, микроволновка, мультиварка — всё «пока не купим». Они вечно не покупают, потому что «зачем, если можно попросить»?
— А может, прямо сказать? — спросил как-то Вадим. — Что это не нормально.
— Ира обидится, — Вера вздохнула. — Она вроде как добрая… просто не замечает.
— Это не доброта. Это наглость. И она всё отлично замечает.
В тот вечер Ира снова пришла, с контейнером. «У вас суп такой вкусный был, может, ещё остался?»
Вера налила. Но молча.
Вадим молчал тоже. Ира заметила, прищурилась.
— Что-то случилось? Или мы вам мешаем?
Вера собралась с духом.
— Ир, мы вас уважаем. Но, честно, вы слишком часто заходите. Иногда хочется побыть вдвоём.
— А-а-а, понятно, — протянула Ира, встала, одёрнула халат. — Вы типа культурные, а мы — быдло, да? Ничего, ничего. Люди раскрываются со временем.
Она ушла. А на следующий день на двери Веры и Вадима появилась записка:
«Хорошие люди так себя не ведут».
С тех пор, как Вера попыталась вежливо выставить границы, Ира стала заходить реже, но не ушла окончательно. Теперь её тактика изменилась: вместо «в гости» — «по делу». То она «случайно мимо проходила», то ей «нужен был номер сантехника», то она «забыла вернуть миску» — и появлялась с пустой миской, в которой когда-то Вера давала ей борщ.
— Соскучилась по вашей стряпне, — говорила Ира, осматривая кухню. — Всё у вас с душой, прям как в журнале. Вот бы и мне такую атмосферу…
Иногда она приходила с чем-то съестным: блинами, салатом, пирогом — «вам спасибо, мы вот напекли». Вера поначалу брала, чтобы не усугублять напряжение, но каждый раз блюдо было сделано из «твоей же муки, твоих яиц и масла», как ехидно подметил Вадим.
— Это не благодарность, а инвестиция, — бурчал он. — Делают вид, что отблагодарили, а на самом деле закрепляют территорию.
Вскоре началась вторая волна «дружбы». Только теперь Ира пришла не одна, а с подмогой — её мать переехала к ним. «Временно, на месяц, максимум полтора», — объясняла Ира, но «месяц» быстро стал «третий месяц пошёл».
— Мам, познакомься, это те самые молодые — Вера и Вадим. У них тут как в доме мод, ей-богу. Всё вылизано. И вкусно у них! Вот где надо бывать, а не у нас, где всё сгорит, если отвернёшься.
Ира как бы в шутку всё время ставила себя ниже, но эти шутки звучали с привкусом яда. Мать её, женщина с тугим пучком на голове, молчала, но разглядывала Веру с головы до ног, не скрывая оценочного взгляда.
С того дня появляться в доме Веры и Вадима начала ещё и Валентина Семёновна — «мамочка». Приходила под предлогом «пройтись», «проверить давление на новом тонометре», «спросить, где тут у вас поликлиника».
— Ты погляди, как у вас чисто, — сказала она однажды, проходя по коридору. — У моей Иры, конечно, бардак, но она с характером. А вы с характером?
Вера молчала. Потом вздохнула:
— Нам бы тишины немного. Мы много работаем.
— Я понимаю. Просто вы такие… отзывчивые. В наше время таких не осталось. Вот и тянемся к вам.
Через пару недель Ира пришла с новым сюрпризом:
— А можно у вас мамочка переночует? У нас сосед снизу топит, мокро в комнате. Всего на одну ночь. Вы ж понимаете.
Вера онемела. Но Ира уже тащила сумку. Валентина Семёновна стояла с зажатым пакетом, как будто давно согласилась и ждала только команды.
— Вера, — прошептал Вадим позже, когда все устроились, — это уже слишком. Они садятся нам на шею.
— Я знаю. Но я не умею… вот так прямо выгнать. Это же бабушка…
— Это не бабушка. Это манипуляция в халате. Завтра останется ещё на пару дней. А потом попросит прописку.
Всё вышло почти как Вадим предсказал. Сосед снизу оказался «неисправимым алкоголиком», по словам Иры. «ЖЭК не реагирует», «судиться не хочется», а тут — нормальные люди, с добрым сердцем. Пусть уж мамочка пока у них.
На третий день у Валентины Семёновны появился свой кружок, своя подушка, свои тапочки, поставленные аккуратно у входа.
— У меня внуков нет, — вздыхала она за ужином. — А вы для меня как дети. Я даже стала лучше спать. У вас энергетика хорошая.
Друзья Веры и Вадима начали замечать изменения. Аня, подруга Веры, зашла в гости и шёпотом спросила:
— Ты что, приютила чужую мать? Добровольно?
— Не совсем добровольно… — Вера отвела взгляд. — Просто… ну, она одна.
— А ты не одна. Ты вообще-то в браке. А не в благотворительном марафоне. Хочешь — устрой пункт обогрева. Не хочешь — говори «нет».
— Ты же знаешь, я не умею так.
— Учись. А то скоро Ира вам кота подкинет — скажет, у вас корм дорогой.
Вера действительно пыталась «говорить». Один раз она сказала Ире:
— Мы устали. Нам бы побыть вдвоём. Давайте на выходных мама будет у вас?
— Что, мешает? — голос Иры стал ледяным. — А мы думали, вы хорошие люди. А вы, оказывается, не такие уж и душевные.
— Мы просто устали.
— А я не устала? Ты знаешь, как тяжело жить с Виталием? Он орёт с утра до ночи! Мамочка у нас — единственная отдушина. А вы — неблагодарные. Я вас к себе с добром, а вы нас прогоняете.
Валентина Семёновна в этот момент вышла из комнаты, услышала обрывки фразы и прыснула слезами:
— Всё. Я ухожу. Не держите. Лучше бы я в доме престарелых жила. Там хоть не делают вид, что ты им в тягость.
И ушла. Но не навсегда — через день появилась снова, якобы забыв свои лекарства.
— А давай сделаем ремонт, — предложил Вадим на следующий день. — Настоящий. С пылью, грязью, перфоратором.
— Зачем?
— Чтобы выгнать их. Им ведь уют нужен, комфорт. А у нас будет пыль, бетон и «неудобно». Только так. Они же сами не уйдут.
— Я не хочу жить через обман.
— А я не хочу жить с чужими людьми, которые жрут мою колбасу.
Но ещё до того, как они успели закупить материалы, произошло кое-что неожиданное. Вера вернулась с работы, и застала Иру на кухне.
— О, ты как раз вовремя. Я тут решила — мы с мамой у вас пока останемся. Мы подумали, у вас как-то… уютнее. Ира посмотрела на неё с довольной улыбкой и добавила:
— Я маме скажу, пусть тоже подтягивается.
Вера стояла у двери, не веря ушам.
— Что значит «останемся»?
Ира пожала плечами, как будто это было самое естественное на свете.
— Ну вы же сами говорили, что хотите помочь. И вообще — у вас здесь тепло, не течёт, соседи тихие. А у нас — тараканы, влажность, ругань. Маме плохо, она давление опять мерила — сто девяносто. Ей нужен покой. А у вас — вот он.
Она прошла по кухне, открыла холодильник, заглянула в чайный шкафчик.
— Надо зелёного купить. Мамочка только его пьёт. Я принесу, не переживай.
— Постой. — Голос Веры дрогнул. — Ты не можешь просто так… остаться. Это наша квартира.
— Ну да. Но ты же не против? Мы ведь свои. Я же не с улицы. Ты ж у нас человечная.
Вечером Вера всё рассказала Вадиму. Он слушал молча, потом встал и начал методично собирать инструменты с полки.
— Что ты делаешь?
— Начинаю ремонт.
— Сейчас?
— Завтра с утра будет перфоратор, грязь, треск по всему дому. Я даже в туалет выведу удлинитель и просверлю там стены. Пусть у мамочки давление скакнёт ещё выше. Зато у нас будет шанс избавиться от этих паразитов.
Вера хотела возразить, но не стала. Он был прав.
Утром всё гремело. Вадим долбил стены, как одержимый. Соседи жаловались, но он только кивал: «Ремонт». Ира стояла на пороге, бледная от гнева:
— Это подло! Мамочка не может жить в таком шуме!
— Это не гостиница, Ира, — Вадим даже не остановился. — Это наш дом. Мы делаем ремонт.
— Мы вас по-человечески просили!
— А мы по-человечески отказали.
— Хорошо! — крикнула Ира. — Живите в бетоне. Только запомните: после такого никто вам добром не ответит.
Они ушли. С грюканьем дверей, с обиженными лицами. Но в тот же вечер Ира позвонила Вере:
— Мамочка плохо себя чувствует. Мы всё равно к вам придём. Ты что, человека больного на улицу выгонишь?
Вера молчала.
— Я тебя просила, как подруга.
— Но ты не подруга. Ты нарушаешь границы.
— Границы? — голос Иры стал визгливым. — Какие границы? Мы тут живём как одна семья, а ты мне — про границы?
— Ты никогда не спрашивала, удобно ли нам. Ты просто ставишь перед фактом.
— А ты — неблагодарная. Помнишь, как я тебе блины приносила?
— Из моих продуктов, Ира.
На том конце повисла тишина. Потом Ира коротко бросила:
— Ну и сиди тут одна в своей стерильной клетке.
Вера положила трубку. У неё дрожали руки. Внутри клокотало — злость, вина, обида. Но была и странная лёгкость. Как будто она наконец вырвалась из липкой паутины чужого «добра».
Прошёл месяц. В доме стало тихо. Валентина Семёновна больше не появлялась. Ира мелькала иногда в подъезде — быстро, сжав губы, не здороваясь.
Однажды Вера пошла выкидывать мусор и увидела, как та шепчется у подъезда с какой-то женщиной. Соседка Лида, стоявшая поблизости, хмыкнула:
— Теперь к Светке с четвёртого пристала. У той муж на вахтах, она добренькая, одна с ребёнком. Ну, недолго им осталось. Они везде так. Пока не сожгут всё до тла.
Через неделю у Веры и Вадима был первый настоящий ужин за долгое время. Без гостей, без чужих чашек на столе, без тонометра на подоконнике.
Они сидели молча, наслаждаясь тишиной.
И вдруг в дверь позвонили.
На пороге стояла Ира. В ярком пальто, с улыбкой, как будто ничего не было.
— Привет! У вас так уютно… — сказала она и замялась. — Я маме скажу, пусть тоже подтягивается.
И всё. Ни «извините», ни «можно», ни «спросить хотела».
Вера стояла молча.
Не учи меня детей воспитывать, — огрызалась мать на замечания сына, полностью разбаловав внука