Ксюша сидела на полу в детской, складывая по коробкам рассыпанные кубики. Дочь, Полина, уже спала — день был тяжелый, шумный, а вечер закончился очередным визитом Елены Александровны.
— Вот, — сказала свекровь, войдя без стука, с пакетом еды. — Принесла нормального супа. Не знаю, чем вы её кормите. Ребёнок же бледный. Ты опять веганские свои котлетки лепишь?
Ксюша промолчала. Она давно уже поняла: спорить бессмысленно. Пройдут года, десятилетия, эпохи — а Елена Александровна всё равно будет считать, что суп с косточкой важнее всего остального.
Их квартира — трёшка в панельке — была оформлена на Артёма, Ксюшиного мужа. Покупали её в складчину: половину внесли молодые — сбережения, маткапитал, кредит; вторую добавила свекровь. Тогда казалось: просто помощь, жест доброй воли. Ксюша была беременна, Артём выматывался на работе, и без этих денег они бы точно не потянули.
Только позже выяснилось, что деньги — это не просто помощь. Это билет в постоянное вторжение.
Первый год после покупки всё было терпимо. Елена Александровна приезжала раз в неделю, иногда реже, и если начинала делать замечания, Ксюша переводила в шутку. Артём тоже старался сгладить: «Мам, ну хватит», — говорил, но мягко, без нажима. Он и по жизни был таким — избегал прямых разговоров, надеялся, что всё само уладится.
А потом началось: «Я приеду на пару дней — ремонт у соседей, сверлят», «Мне к зубному рано утром, а от меня неудобно ехать», «Я плохо сплю у себя, у вас как-то спокойнее»…
Сначала свекровь оставалась на пару ночей, потом на неделю, а затем просто перевезла часть вещей и заняла комнату. Якобы временно.
Она не шумела, не устраивала скандалов. Просто присутствовала. Постоянно. В любой момент. И всегда с укоризной во взгляде.
Ксюша чувствовала, как её дом превращается в чью-то арену власти.
— Ты опять эту кофту сушишь на батарее? Она растянется. Ты зачем вообще такие вещи покупаешь?
— Мне так удобно, — пыталась возразить Ксюша.
— А удобно — это когда потом опять деньги на ветер? Ясно.
Полина уже начала говорить «баба», чаще, чем «мама». Она тянулась к бабушке, особенно когда та приносила новые игрушки или печенье, которое Ксюша просила не давать — у дочки была аллергия.
Артём отстранялся. Вечерами он сидел в наушниках, играл, листал ленту или просто делал вид, что спит. Ему было удобно — дома порядок, еда готова, ребёнок под присмотром. Только иногда он тихо говорил:
— Потерпи, Ксюх. Она же одна. Ей трудно. Это же мама…
Однажды Ксюша пригласила свою подругу, Лену, в гости. Та как раз вернулась из отпуска. Пока Полина спала, они устроились на кухне с чаем и пирогом.
— Ну как вы тут? — спросила Лена. — Я, если честно, за тебя волнуюсь.
Ксюша чуть усмехнулась. — Живём. Коммуналка на троих. С кухней в семь квадратов.
— Слушай, ты ей не должна. Вы взрослые. Это ваш дом.
— Знаю. Но Артём… Он как будто в стороне. И она постоянно напоминает, что без неё мы бы ничего не купили.
— А вы бы и не купили. И что? Это даёт ей право тут жить и командовать?
Лена ушла, пообещав позвонить. Через пятнадцать минут Елена Александровна зашла на кухню. Села напротив.
— Подружек своих тут не разводи. Болтаете — ребёнок не может уснуть. И не надо мне делать одолжение — я у себя дома, если что.
Ксюша почувствовала, как в ней что-то обрывается. Но промолчала.
Пока.
Ксюша начала замечать странные мелочи.
То её ежедневник с заметками по работе оказывался на другом месте. То в холодильнике не было приготовленного заранее детского супа — «Наверное, испортился, я вылила». То зарядка от ноутбука, который она всегда оставляла в спальне, оказывалась в комнате свекрови.
Вещи словно начинали жить отдельной жизнью. И эта жизнь явно проходила под контролем Елены Александровны.
— Ты, может, уберёшься уже в кладовке? — как-то заметила та. — Я вчера искала аптечку, а там бардак. И вообще, с твоими графиками ничего не найти. Всё вечно по-своему.
— Это мои вещи, — тихо сказала Ксюша. — И мой порядок. Вам же ничего оттуда не нужно…
— А если нужно? — вскинулась свекровь. — Дом общий. Или ты думаешь, он только твой?
Артём, как всегда, отмолчался. Он сказал что-то вроде «ну вы договоритесь», даже не подняв головы от телефона.
Они стали реже обедать втроём. Ксюша старалась подгадывать время, чтобы свекровь была в своей комнате или на прогулке с Полиной. Она ловила передышки, как животное между грозами — короткие, тревожные, но хоть какие-то.
Иногда заходила к соседке, Вале. Та была на пенсии, шила на заказ, и в доме у неё пахло мелом и тканью. Валя слушала, цокала языком, но ничего не советовала. Только однажды сказала:
— Ты либо миришься и живёшь по её правилам. Либо уходишь. Другого варианта нет. Женщины редко меняются. А особенно такие, которые считают, что заплатили — значит, теперь всё их.
Ксюша кивнула, но тогда ей казалось — не всё так однозначно. Ведь была помощь. Была забота о Полине. Иногда даже добрые слова. Может, она сама слишком чувствительна?
Но потом случилась история с деньгами.
Ксюша работала удалённо — вела проекты, оформляла сайты для небольших бизнесов. Доход был нестабильный, но часто даже выше, чем у Артёма. Деньги копила отдельно — знала, что хочет в будущем съехать. Пусть даже в съёмную. Но быть в своём пространстве.
В один день зашла в онлайн-банк — и не обнаружила части суммы. Исчезли сто тридцать тысяч. Она перепроверила. Потом поднялась в панике к Артёму:
— Ты снимал деньги с моего счёта?
Он побледнел. Мялся, потом выдал:
— Мам… попросила. У неё там с зубами, что-то серьёзное. Говорит, что потом вернёт.
— Ты дал ЕЙ мой пароль?
— Нет. Просто… она увидела, когда ты вводила. И запомнила. Потом попросила у меня — я подумал, ты не будешь против.
— Ты думал?! — голос Ксюши сорвался. — Это МОИ деньги! Я их копила! Она даже не спросила меня!
— Ксюх, не начинай. Это всё равно для семьи.
Она не знала, что страшнее — предательство мужа или то, с каким спокойствием он всё произносил. Как будто забрать у неё деньги — это нормально. Он ведь даже не извинился.
В тот вечер Ксюша не спала. Её тошнило. Не от ситуации даже — от бессилия. Казалось, у неё украли не деньги. Украли саму идею, что она может что-то контролировать в этой жизни.
Она пыталась говорить с Еленой Александровной. Та не отрицала.
— Я же не на салон красоты их потратила, — спокойно сказала она. — Импланты нужны. Ходить уже не могла. А Артёму неоткуда было взять.
— Вы могли спросить. Я бы помогла. Но вы просто залезли…
— Вот ты всё о своём. А я, между прочим, не чужой человек. Я бабушка твоего ребёнка. Я вложила в эту квартиру больше, чем ты. И вообще, если бы не мои деньги, вы бы по съёмным до сих пор жили.
Эта фраза ударила в грудь, как плетью.
Ксюша ничего не ответила. Просто ушла в детскую, закрыла дверь и долго сидела, прислонившись к косяку.
Что-то в ней окончательно сломалось.
Через два дня Ксюша сняла комнату. Небольшую, с выцветшими обоями, зато с отдельным входом и кухней-уголком. Хозяйка оказалась спокойной женщиной лет шестидесяти, тихой и ненавязчивой.
— Мне бы просто, чтобы без пьянок, — сказала она на первой встрече. — И чтоб ребёнок не шумел по ночам. А остальное — живите как хотите.
Ксюша слушала и чувствовала: это — уже роскошь. Её никто не учит, не проверяет холодильник, не переставляет вещи местами. Она может просто… быть. Решать сама. Впервые за долгое время.
С Полиной было сложно — девочка скучала. Адаптация прошла со слезами. Но со временем вошли в ритм: утром садик, потом прогулка, вечером сказки. Простая жизнь, в которой Ксюша снова чувствовала себя живой.
Артём звонил через день, иногда приходил. Сначала злился.
— Ты что устроила? Мать в шоке. Я в шоке. Ты не могла нормально поговорить?
— А ты мог? — спросила она тихо. — Ты вообще хоть раз встал на мою сторону?
— Она тебе что, враг? Она помогла нам, а ты сбежала, как…
— Я ушла, потому что иначе бы начала кричать. А может, и хуже.
Он замолчал. Потом начал оправдываться — мол, не думал, не хотел, просто все навалилось. Привычная пластинка: «я между двух огней».
Вскоре Ксюша узнала от общей знакомой, что Елена Александровна уже рассказывала знакомым: «Психанула, ушла. Молодёжь нынче слабая. Я ей только помогала. А она, неблагодарная…»
Через месяц Артём предложил «всё наладить». Снять жильё вместе. Начать заново. Без матери.
— Правда? — Ксюша скептически посмотрела на него. — И ты сможешь ей сказать «нет», если она завтра снова объявится с чемоданом?
Он отвёл глаза.
На судебное разделение долей Ксюша не пошла. Квартира оформлена на мужа, свекровь при покупке просто перевела деньги ему на счёт. Юридически — всё «чисто». А вот морально…
Морально она просто устала быть в вечном долгу.
Они разошлись официально через полгода. Без громких скандалов. Просто подписали бумаги, как чужие. Елена Александровна не пришла в ЗАГС. Потом звонила. Сначала Артёму, потом Ксюше — сухим, отчуждённым голосом:
— Я просто хотела, чтобы вы жили нормально. Чтобы всё было как у людей. А ты всё испортила.
Ксюша не отвечала.
Полина выросла. Иногда вспоминала «бабу» — смутно, отрывочно. Ксюша не мешала: не настраивала против, не запрещала. Просто молчала.
В какой-то момент она даже позволила себе простить. Не из доброты — из инстинкта самосохранения. Чтобы не таскать эту тяжесть дальше. Чтобы не думать, что она «украла» у дочери бабушку. Она ничего не крала. Она спасала то, что ещё могла спасти — себя.
Год спустя они случайно столкнулись в аптеке.
Елена Александровна смотрела на Ксюшу исподлобья. Помолчала, потом сказала:
— Если бы не мои деньги, вы бы до сих пор по съёмным жили.
Ксюша вздохнула, молча взяла чек и вышла. На улице стоял тёплый ветер. Она повернула за угол, выдохнула — и вдруг поняла: ей больше не нужно оправдываться. Ни перед кем.
Свою квартиру она ещё купит. Свою жизнь — уже построила.
За продуктами очереди, а у нас денег нет, — Светлана разбудила мужа перед праздником