С самого начала Кира понимала: ничего хорошего из этого не выйдет. Но когда муж стоял перед ней с опущенными глазами и говорил: «Ну куда ей ещё идти?», она не нашла, что ответить. Она тогда ещё не умела спорить правильно — не так, чтобы не поссориться насмерть, но и не уступить всё подчистую.
Лидия Павловна въехала в их двухкомнатную квартиру тихо, почти извиняясь. Первые пару дней Кира и правда жалела её. Сын Лидии Павловны — Павел — заверил, что мама поживёт у них недели две, не больше. Она якобы не смогла ужиться с новой соседкой в коммуналке после обмена. Соседка «шумит ночами», «всё время звонит по телефону» — это было похоже на правду. Лидия Павловна не любила чужих людей, предпочитала держать всё под контролем.
На первой неделе Кира ловила себя на странной мысли: они втроём на кухне — как чужие. Лидия Павловна садилась ближе к сыну, клала перед ним лишнюю котлету и улыбалась, будто это ей одной дозволено. Кира наблюдала молча. В те дни она ещё старалась не замечать косых взглядов, когда наливала себе кофе или оставляла кружку в раковине. Она тихо мыла за собой, вытирала столы. Лидия Павловна замечала всё.
— Кирочка, ты когда мясо размораживаешь, пакет в раковине не бросай, — однажды сказала она с едва заметной улыбкой. — А то запах…
Кира выдохнула и ответила, что учтёт. На том и разошлись. Но на следующий день Лидия Павловна уже переставила половину специй, а любимую Кирину кастрюлю передвинула на антресоль: «Я тут порядок навела, так удобнее». Кира молча достала кастрюлю обратно и снова убрала специи по-своему.
Павел приходил с работы поздно и слушал их обеих неохотно. Кира пыталась рассказать, что ей некомфортно, но он только кивал: «Потерпи чуть-чуть. Она ведь стареет, ты сама видишь».
Пока Лидия Павловна раскладывала свои вещи по полкам, Кира вспоминала, как год назад они брали ипотеку. Это была их первая собственная квартира. Маленькая, но своя. Они вдвоём отказывали себе во всём — Кира тогда подрабатывала репетитором, Павел брал подработки на выходных. Лидия Павловна даже не одобрила покупку, сказала: «Зачем вам этот хомут? Лучше бы со мной жили». Но Павел настоял.
Поначалу Лидия Павловна спала на раскладушке в гостиной. Через неделю она робко предложила: «А может, я в спальне лягу? Там потише, соседи не шумят». Кира тогда уехала к подруге ночевать — ей нужно было подготовить школьников к экзаменам. Вернувшись, она обнаружила свекровь, мирно дремлющую на их кровати. Павел сказал: «Ну пусть полежит пару дней, у неё спина болит».
Кира упрямо молчала. Спать пришлось на раскладушке — уже им с Павлом. Спальню Лидия Павловна с тех пор не покидала. Окна в комнате выходили на тихий двор с клумбами — Лидия Павловна любила рассматривать, кто когда приходит, что несут в пакетах.
Однажды Кира вернулась домой раньше обычного. На кухне Лидия Павловна тихо говорила по телефону. Услышав шаги, подняла глаза и закрыла крышку ноутбука. «Кирочка, а ты разве не говорила, что вечером будешь?» — спросила она и продолжила, будто ничего не случилось, резать хлеб.
Ночами Кира лежала рядом с Павлом на узкой раскладушке и смотрела в потолок. Она думала о том, сколько ещё «пару недель» может длиться. Она никогда не говорила свекрови грубостей — в детстве мать её научила не ссориться со старшими. Но внутри у неё росло что-то тяжёлое, злое. Кира молчала. Лидия Павловна улыбалась. Павел переводил взгляд с одной на другую и снова делал вид, что всё в порядке.
Через месяц Лидия Павловна перестала даже извиняться за неудобства. Она вздыхала при Павле: «Ну что же делать, некуда мне деться», — и глядела на Кирину тарелку с такой укоризной, будто бы там лежал её собственный ужин.
Однажды Кира услышала, как свекровь говорит Павлу: «Ты посмотри, как она с деньгами управляется — на еду почти не тратит, зато себе кофточку новую купила. Никакой экономии». Павел кивнул — так просто, автоматически. Потом посмотрел на Кирину обновку и хмыкнул: «Дорогая была?»
Кира смотрела на них обоих и молчала. Её голос тогда всё ещё был очень тихим.
Когда Кира поняла, что голос у неё всё ещё есть, было уже поздно.
Это случилось утром, когда Лидия Павловна подошла к ней с квитанциями и сказала:
— Ты бы отложила свои занятия-то эти… На работе сидела бы подольше. Кредит ведь не резиновый. А мне лекарства дорогие. Ты посмотри, какие цены!
Сказала спокойно, не повышая тона. Сидела за кухонным столом, рассматривала бумажки так, будто они были её собственными. Павел кивнул и не сказал ничего.
Кира посмотрела на мужа — он делал вид, что пьёт чай, но уши его точно слышали каждое слово.
— Лидия Павловна, — сказала она медленно, — мы с Павлом всё оплачиваем вовремя. Ваши лекарства — это ваши расходы. Мы же не просим вас платить за ипотеку, правда?
Свекровь хмыкнула. Сложила квитанции ровной стопкой.
— Ну конечно, конечно. Кто же спорит. Только вот, если бы я знала, что вы такие жадные, я бы и не приходила сюда… Жила бы с людьми чужими, терпела бы. Но ты же жена, тебе бы и подумать, что мне больно и тяжело.
Голос у Лидии Павловны дрожал правильно — так, чтобы стало стыдно. Павел вздохнул и зачем-то потрогал её плечо. Кира стиснула зубы.
Вечером она услышала ещё лучше: Павел говорил с матерью, тихо, но стены были тонкие.
— Мама, ты пойми, Кире тяжело. Дай ей чуть пространства. Ты ведь всё равно пока здесь ненадолго…
— Ой, Пашенька, — жалобно протянула Лидия Павловна. — Ты бы видел, как она на меня смотрит. Я ж тут чужая, всё мне нельзя, всё не так. Ну ничего, ничего, переживу… Ты только не гони меня, сыночек.
Кира лежала на раскладушке, в телефоне светился чат с подругой: «Ты всё ещё терпишь?». Она не отвечала. Ей вдруг стало стыдно, что она действительно терпит.
Через две недели Лидия Павловна заболела — простуда, но её хватило на целый спектакль. Она кашляла, ставила в комнате банки, вызывала врача, жаловалась соседке снизу. Кира бегала за лекарствами. Павел приносил фруктовые соки. В спальню к свекрови они оба заходили шёпотом.
Когда Лидия Павловна пошла на поправку, оказалось, что она успела прижиться окончательно. Вещи её разрослись: какой-то новый плед, настольная лампа, фотография Павла в рамочке. На дверях спальни висел её халат.
Однажды Кира пришла с работы — и не узнала кухню. Свекровь отмыла всё до блеска, переставила крупы, банки с вареньем, посуду.
— Я решила тебе помочь, — сказала она с победной мягкостью. — Так чище. Ты ж у нас девочка занятАя, всё некогда…
Кира даже не спорила. Она просто развернулась и вышла на лестничную площадку. Зашла обратно только через час. Соседка снизу — Полина Сергеевна — пригласила на чай. Полина Сергеевна всегда всё знала: слышала, как Лидия Павловна плачет в трубку сестре, как жалуется на «чужую бабу» в квартире сына. Полина Сергеевна кивала:
— Ты держись, Кирочка. Я-то видела таких. Она уйдёт только когда всё под себя заберёт.
Кира вернулась домой с тихим стуком сердца. В гостиной Павел что-то искал в ящике комода. Она не стала спрашивать что.
На следующее утро Лидия Павловна сообщила:
— Надо бы кухню обновить. Шкафчики эти скрипят. Ты ж хотела ремонт? Давай уж сделаем, пока я тут. Я присмотрю за работой, у тебя же времени нет.
Кира вцепилась пальцами в столешницу. Медленно посчитала про себя до десяти.
— Давайте без ремонта, Лидия Павловна. Всё устраивает.
Свекровь шумно вздохнула и пожала плечами:
— Ну-ну. Жить в бедности — это твой выбор.
Павел слушал молча. Потом сказал Кире шёпотом:
— Ты бы помягче. Ей тяжело одной…
Днём Кира закрылась в ванной, села на крышку унитаза и тихо заплакала. Она понимала, что если не остановит всё сейчас, потом будет поздно. Но как? Сказать Павлу «выбирай — или она, или я»? Он же не выберет. Он просто снова промолчит.
В тот же вечер Кира вспомнила, как когда-то они с Павлом впервые зашли в эту квартиру. Пустую, с облупившимися обоями. Она тогда смеялась, что даже тараканы от них сбежали. Они сидели на полу, ели пиццу и мечтали, что купят мягкий диван, повесит гирлянды, что здесь будут только они вдвоём.
Сейчас всё выглядело так, будто она сама себе всё это придумала.
Ночью Кира не спала. Лежала на раскладушке, слушала, как в спальне сопит Лидия Павловна. Павел храпел рядом, забрав себе всё одеяло. Кира старалась не шевелиться — вдруг услышат. Утром она первой встала, на цыпочках прошла на кухню, включила чайник. Пока он шумел, она посмотрела на холодильник — на нём теперь висели магнитики, которые Лидия Павловна привезла из санаториев. Их тут раньше не было.
За чаем Кира взяла ручку и блокнот. Она посчитала всё ещё раз: ипотека, продукты, лекарства, коммуналка. Получалось, что даже без Лидии Павловны они с Павлом едва сводили бы концы с концами. С её приходом траты только росли, но Лидия Павловна не вкладывала ни рубля — всё бралось из их бюджета. Кира вспомнила, как свекровь вздыхала у окна: «Ты хоть бы кредит на меня переписала — всё ж родня». Сразу стало холодно.
Днём Кира решилась поговорить с Павлом серьёзно. Поймала его на кухне, пока Лидия Павловна спала.
— Паш, так больше нельзя. Слушай меня. Либо мы сейчас решаем, куда она переезжает, либо я уезжаю.
Павел даже не успел закипеть — смотрел на неё так, будто не понимал слов.
— Ты что несёшь, Кир? Это же моя мать!
— А я кто? — Кира смотрела ему прямо в лицо. — Я твоя жена. Эта квартира — наша. Мы платим за неё. Ты помнишь, что мне ещё десять лет эту ипотеку гасить?
— Ну и что ты предлагаешь? — Павел говорил уже громче, чем хотел.
— Я предлагаю — снимаем ей комнату. Или договариваемся с её сестрой. Пусть съездит к ней. Всё, что угодно. Но здесь её больше не будет.
Павел выдохнул, развёл руками:
— У тебя сердце каменное, Кир. Она же больная.
— Нет, Паш, больная я. — Она смеялась без звука. — Потому что терплю всё это. И больше не хочу.
Через пару дней всё стало ещё хуже. Лидия Павловна услышала их разговор. Она не кричала — сидела в кресле и гладила по колену платок.
— Вот и всё. Я вам мешаю. Родная кровь стала лишней. Сначала квартиру у меня отобрали, теперь ещё и жить не дают. Ну и что, что я мать… Никому я не нужна…
Она говорила тихо, но Павлу этого хватило. Он развернулся к Кире:
— Ты довольна? Посмотри, до чего ты её довела!
В ту ночь Кира собрала сумку. Наутро уехала к подруге — той самой, у которой когда-то пряталась от раскладушки. Полина Сергеевна, встретив её у подъезда, кивнула: «Вот и правильно. Зачем тебе это всё?»
Павел звонил пару раз. Писал: «Вернись. Мы всё решим». Она молчала. Решать он всё равно не умел. Через неделю он пришёл к ней сам — стоял у подъезда, измятый, с бледным лицом.
— Кира, давай поговорим. — Он говорил медленно, словно извинялся за всё сразу. — Мама согласна переехать. Только ты вернись. Давай снова попробуем…
— Куда она переедет? — Кира смотрела прямо. — Ты снял ей комнату?
Павел опустил глаза.
— Я думал, ты поможешь выбрать…
— Я не буду выбирать. Это ты выбираешь.
Через пару дней он снова пришёл — с помятой папкой под мышкой, с грустным взглядом. Сказал:
— Я решил продать квартиру. Мама не может одна. Мы возьмём что-то побольше, в ипотеку ещё одну влезем, ты же тоже будешь платить.
Кира выслушала, кивнула и впервые за всё время рассмеялась вслух.
— Знаешь что, Паш? — сказала она спокойно. — А я где жить буду? — свекровь удивлённо посмотрела на невестку из-за его спины.
Воспитывать невоспитанных людей приходится без их согласия