Забавно, как сестра мужа всегда занята, когда что-то надо делать, - заметила Катя

Когда Катя познакомилась с Лешей, у нее не было иллюзий: обычный парень, работал айтишником, не слишком разговорчив, зато надежный, спокойный. Почти сразу он признался, что очень близок с сестрой, и Катя тогда только кивнула: ну и хорошо, значит, семья у него теплая. Потом Леша пару раз рассказал, как они с Таней вдвоем ездили в детские лагеря, как вместе ухаживали за больной бабушкой, как Таня защитила его от хулиганов в седьмом классе. Он это говорил с теплотой, но без фанатизма. И только позже Катя поняла, что Таня для Леши — не просто сестра, а почти что вторая мама. А иногда — настоящая хозяйка его жизни.

Они с Лешей поженились через полтора года после знакомства. Свадьба была скромная, больше по настоянию Кати: не хотела она этого балагана с танцами и пьяными тостами. Таня тогда приехала за день до церемонии и сразу предложила помощь: «Давай я рассажу гостей, а ты не напрягайся». Катя согласилась — глупо ведь отказываться. А потом весь вечер расставляла стулья за Таней, которая вдруг решила, что скамейки в арке — это «по-сельски». На следующее утро оказалось, что Таня сменила плейлист без согласования: «Ну, Катюш, ты же сама говорила, что у тебя в музыкальном вкусе провалы».

Катя тогда сдержалась. Они только начинали жить вместе. Леша не любил скандалов. А Таня — ну, бывает, у всех свои заморочки.

Через полгода после свадьбы у Леши умерла бабушка. Снова Таня — на передовой: уговаривала мать переехать в их с братом квартиру на пару месяцев, чтобы «пережить утрату в кругу семьи». Леша был за. Катя — против. Она уже поняла, как работает Танина забота. Через две недели их двухкомнатную квартиру населяли три женщины: Катя, свекровь и Таня, которая «приглядывала за мамой». Уезжать к себе Таня не спешила — «там ремонт», «там темно», «там одной скучно». Катя считала дни. Леша считал, что всё нормально: «Ну потерпи, им же сейчас сложно».

Таня уходила утром и возвращалась поздно — зато за ужином вела длинные разговоры о семейных ценностях, об их с Лешей детстве, о том, как «раньше всё было по-другому». Иногда прямо при Кате говорила: «А помнишь, как я тебя от кашля спасла в десятом классе? Ты мне тогда сказал, что всегда будешь мне доверять». Леша улыбался. Катя стискивала зубы.

Спустя год Катя нашла работу по душе — в небольшой дизайн-студии. Зарплата была не ахти, зато коллектив хороший. Леша поддержал. Таня — не очень. В разговоре со свекровью она как-то вякнула: «Ну, творчество — это, конечно, мило, но семье нужен стабильный доход». Катя услышала это случайно, проходя мимо кухни. Не сказала ничего. Просто пошла и закрыла дверь в спальню.

К тому времени Таня уже не жила с ними — но появлялась часто. Приходила «по делам», «за документами», «в гости к маме». Могла остаться на ночь, потому что «поезд отменила метель». Как-то Катя попыталась обсудить это с Лешей:

— Может, давай ей ключи не давать? У нас всё-таки семья…

— Так она же только на пару часов. И к маме. Ну чего ты?

Катя больше не поднимала эту тему.

А потом были деньги. Всё началось с того, что Таня потеряла работу. Как раз в тот момент, когда свекровь упала и сломала руку. Таня якобы бросила всё, чтобы ухаживать за мамой. Катя сначала помогала — готовила, убирала. А потом как-то услышала, как Таня говорит по телефону: «Ну а что мне делать, если я одна всё тащу? У Кати своя жизнь. Леша с работы не вылезает».

В тот вечер за ужином Таня сказала, что ей надо «перекантоваться пару недель». Катя вздохнула. Леша сказал: «Да, конечно, оставайся». И всё пошло по новой: Таня в пижаме по утрам, Таня в халате по вечерам, Таня на кухне, Таня в душе, Таня, Таня, Таня.

Катя старалась держать лицо. Она хотела быть взрослой. Она повторяла себе: «Это временно». Но однажды увидела, как Таня берет у Леши деньги. Просто так. На карточку. А потом — снова. И ещё. Катя спросила:

— Мы теперь спонсируем твою сестру?

Леша нахмурился:

— Катя, она в трудной ситуации. Это ненадолго.

— Как и её переезд? Как и визиты? Как и ночёвки?

— Ты сейчас несправедлива.

В ту ночь Катя спала на диване. Таня спала в их спальне. «С мамой», как объяснил Леша.

Катя тогда подумала: а если так будет всегда? Если Таня всегда будет рядом? И если ей всегда можно будет всё, потому что она «родная кровь»?

Она не знала. Но догадывалась.

Весна прошла в каком-то вязком напряжении. Таня вроде бы и ушла, но возвращалась при любом удобном случае: «Курьер не может доставить туда, я к вам на часок», «Интернет отключили, мне поработать надо», «Выручите, а?»

Катя старалась не взрываться, но внутренне накапливалось что-то густое, раздражающее, как пыль под ковром, которую никто не замечает, пока не чихнешь.

Таня между тем всё чаще говорила Леше фразы, которые Катя начинала ненавидеть:

— Ты же всегда говорил, что у нас с тобой — как один мозг на двоих.

— Ну кто тебя ещё так хорошо знает, как я?

— Ты же помнишь, ты сам сказал: «Я никогда тебя не подведу».

Иногда Леша в ответ улыбался. Иногда бросал «Тань, ну хватит». Но ни разу не сказал, что теперь у него семья. Что есть Катя. Что нужно соблюдать границы. И это ранило больше всего.

На семейном ужине у свекрови всё пошло наперекосяк, когда Таня вдруг заявила:

— Мы с Лёшей думали: может, дачу от бабушки лучше на меня оформить? Всё равно он не ездит.

Катя чуть не уронила вилку. Свекровь пробормотала:

— Ну… бабушка завещала её Лёше. Но если вы вдвоём решили…

— Мы не решали, — вмешалась Катя. — Мы это даже не обсуждали.

— Просто я с детства там бывала чаще, — добавила Таня с наигранной скромностью. — Ну ты сам помнишь, Лёш?

Леша откашлялся. Посмотрел на Катю. Потом на Таню. И ничего не сказал.

Катя тогда почувствовала, как будто невидимая рука стянула ей грудь.

Летом Леша предложил поехать в отпуск в Сочи. Только вдвоем. Без гостей, звонков, родни. Катя обрадовалась — наконец-то. Она даже заранее начала покупать летние платья. Но за два дня до отъезда Таня позвонила — плакала. Сосед сверху затопил её квартиру. Катастрофа. Всё мокрое, всё испорчено. И ещё этот злой участковый, который «вообще ничего не делает».

— Может, она с нами поедет? — осторожно сказал Леша, когда Катя вернулась с работы. — Ну, пока у неё там ремонт…

Катя тогда впервые за всё это время отказалась сдерживаться:

— Нет. Она не поедет. Я хочу побыть с тобой, без Тани. И без её бед. У нас с тобой отпуск. Понимаешь?

— Ты же знаешь, она сейчас на грани.

— А я не на грани? А я просто фон для её «драмы»?

Он долго молчал. Потом сказал:

— Я скажу ей, что не получится.

Катя не верила, пока не услышала, как он набирает номер. И действительно говорит: «Тань, извини, не сейчас. Мы хотим с Катей отдохнуть вдвоем».

Пауза. Потом тишина. Потом: «Да, я понимаю… но сейчас так». И он положил трубку.

Катя в тот вечер впервые за долгое время почувствовала, что у неё есть муж. Настоящий. Защищающий.

После отпуска было почти спокойно. Таня исчезла на пару месяцев. Снимала квартиру, как оказалось, у старой подруги. Работу пока не нашла, зато активно вела телеграм-канал — «о жизни», «о сложных отношениях в семье», «о женском одиночестве». Катя иногда заглядывала туда — хотела бы не заглядывать. Там были посты вроде: «А ты когда-нибудь теряла самого близкого человека, потому что его утащили в чужую семью?» Или: «Женщины, которые рушат братско-сестринскую связь, сами обречены на одиночество».

Имён не было. Но всё было понятно.

Однажды Катя сказала Леше:

— Твоя сестра ведёт публичную травлю. Как ты это допускаешь?

— Я с ней не говорил об этом.

— Почему?

— Потому что… ну, Катя, ты же знаешь, у неё сейчас тяжёлый период. Она всех винит.

— А я должна быть мишенью?

Он снова ничего не ответил.

Осенью Таня попросила денег. Большую сумму. На стартап. Что-то связанное с женскими марафонами и психологами. Катя, едва узнав, попыталась вмешаться:

— Леша, это бессмысленно. Она не вернёт. Она живёт в фантазиях.

— Это мои деньги, — отрезал он. — Я сам решу.

Катя посмотрела на него в упор:

— Мы с тобой семья. Мы копим на ипотеку. Или уже не копим?

Он помолчал. Потом сказал:

— Я дам ей. В долг.

— Ты сам в это веришь?

И снова — тишина.

Через два месяца Таня уехала в Ригу — «начать новую жизнь». Денег, конечно, не вернула. Но шлёт открытки. С фотографиями мостов, кофе, кирпичных улиц. И подписями: «Без корней, но с крыльями». Иногда звонит. Всегда в неудобное время. Леша отвечает. Говорит с ней мягко, по-братски. А потом, повесив трубку, делает вид, что ничего не произошло.

Катя всё ещё живёт с ним. Но уже не в том доме, где чувствовала себя в безопасности. А в пространстве, где стены прозрачны, а гости могут приходить без приглашения. Где каждое её решение может быть пересмотрено «по семейным обстоятельствам».

И каждый раз, когда нужно что-то делать — донести тяжёлый ящик, отвезти маму в поликлинику, съездить на дачу, отвести племянника на кружок, — Леша снова смотрит на Катю и говорит:

— Таня не может. У неё важные дела. У неё встреча. У неё вебинар. У неё сессия. У неё вдохновение.

И Катя только хмыкает. И молчит. Пока что.

Прошло ещё полгода. У Кати начались серьёзные проекты — заказчики из Питера, крупные бренды. Она больше не думала, что у неё «хобби с зарплатой», как раньше саркастично называла Таня. Ей наконец-то начали доверять серьёзные задачи. Иногда она задерживалась допоздна, иногда уезжала на встречи в другие города. И всё бы хорошо, но каждый раз, когда она возвращалась домой — Леша был какой-то… выключенный. Не злился, не жаловался, просто был не здесь.

— Ты что-то хочешь сказать? — спрашивала Катя.

Он качал головой:

— Нет, всё нормально.

Но всё было не нормально. Потому что каждый раз, когда Леша так говорил, через день ей звонила Таня.

— Он, по-моему, грустит.

— Ты его не нагружаешь?

— А вы вообще время вместе проводите, кроме как спать?

Катя перестала удивляться. Теперь Таня называла её абьюзером. А себя — спасительницей.

Однажды Таня выложила в сторис фото из их старого дома — того, где Катя с Лешей жили до переезда. Под фото — обрывок воспоминания: «Когда мы с братом жили вдвоем, всё было просто. Без притворства. Без масок. Без этой искусственной правильности». И сердечко.

Катя не выдержала. Подошла к Леше, протянула телефон:

— Это нормально? Это вообще как ты объяснишь?

Он посмотрел. Уткнулся в экран. Потом сказал:

— Она просто скучает. Это не против тебя. Просто у неё — вот так выражается тоска.

— Ты её жалеешь?

Он пожал плечами:

— Я её понимаю.

— А меня?

— Тебя — тоже.

Катя усмехнулась. Не выдержала:

— Ты не можешь понимать нас обеих. Мы в разных концах поля. Ты не судья, Лёш. Ты — игрок. Ты должен выбрать, за какую команду.

— Это не игра, Катя. Это моя семья.

— А я тогда кто?

Он не ответил.

Катя всё чаще думала о съёме квартиры. Своей. Только своей. Не потому, что хотела расстаться. А потому, что хотела тишины. Границ. Воздуха.

Она даже смотрела варианты. Однажды чуть не внесла залог. Потом передумала. Надеялась, что ситуация выровняется. Что Таня остынет. Что Леша, наконец, сам поставит рамки.

Ничего не происходило.

Однажды на семейном ужине у свекрови Таня снова приехала. Вся из себя столичная: новый шарф, громкий смех, маникюр «как у ведущих». Катя сидела напротив, держала лицо. А Таня вела себя так, будто Кати и вовсе нет.

— А помните, как Леша не мог уснуть без моего пения? — смеялась она.

— А помните, как я его откачала, когда он конфеткой подавился?

Свекровь хихикала, друзья семьи кивали. Леша улыбался в пол.

А потом Таня повернулась к Кате:

— Тебе не скучно с ним? Он же не душа компании. Я его знаю с рождения — он слишком мягкий для твоей амбициозности.

Катя не ответила. Её ладони стали ледяными.

После ужина Леша подошёл на кухне, попытался приобнять:

— Ну чего ты злишься?

— Я не злюсь. Я устала.

— От чего?

Она посмотрела на него долго. Потом сказала:

— От того, что твоя сестра считает меня угрозой. И ты её в этом поддерживаешь. Молчанием. Улыбками. Пассивностью.

Он сделал шаг назад.

— Это не так.

— Именно так. Её претензии — твоя вина. Она говорит, а ты молчишь. Значит, соглашаешься.

В тот вечер Катя ушла ночевать к подруге. Вернулась только на следующий день. Леша не звонил. Не писал. Она тоже не писала. В квартире было чисто. Тихо. Он просто ждал.

— Ты будешь меня когда-нибудь защищать? — спросила она вечером, не раздеваясь.

Он пожал плечами:

— Я не хочу войны.

— А я не хочу быть мишенью.

Они замолчали. Каждый в своей тишине.

Прошло ещё несколько месяцев. Таня снова приехала в город — «по делам». Осталась у свекрови. Но каждый вечер писала брату. Иногда звонила. Иногда приезжала.

Катя вела счёт. Дни, когда Таня в городе. Часы, которые Леша проводит с ней. Минуты, которые Леша отводит ей, Кате.

Иногда казалось, что этот брак — просто тонкая перегородка в комнате, где все живут вперемешку.

Весной свекровь попала в больницу. Нужны были дежурства. Таня взяла на себя дневные. Катя — ночные. Леша метался. Потом сказал:

— Я не могу быть круглосуточно. У меня работа.

Катя кивнула:

— Я тоже работаю. Но ничего, справимся.

— Спасибо тебе. И Таня говорит спасибо.

— Таня всегда говорит спасибо, когда ей удобно, — устало сказала Катя.

Леша нахмурился.

— Ты несправедлива.

— А ты всё ещё не понимаешь, в чём суть.

И вот однажды, вечером, Катя пришла домой и увидела: Таня на кухне. Снова. Греет еду. В их кастрюлях. В их доме. Без звонка. Без предупреждения.