Когда Вера впервые вошла в эту квартиру — светлую, с большими окнами, скрипучими половицами и облупленными батареями — она ещё тогда почувствовала, что ей здесь будет неуютно. Но не из-за стен или старого паркета, а из-за чужих следов в воздухе.
Саша водил её по комнатам, гордый, что «сестра отдала им ключи».
— Тут я раньше с Леной жил, — сказал он тогда вскользь, так, будто Вера должна бы знать, кто такая Лена. Но Лена была не бывшей девушкой, а его сестрой. Сестра, которая жила с ним вместе почти десять лет. После смерти бабушки они остались вдвоём — и Саша забрал Лену в город, подальше от деревни, к себе. Говорил, «меньше скучать будем». Тогда это казалось ему нормальным. Вере — странным.
Они поженились тихо. Без больших банкетов. Родня Саши сидела угрюмо: мать с каменным лицом, сестра Лена — с прищуром.
Вера тогда поймала на себе её взгляд. Тот самый прищур, в котором и не доброжелательность, и не злость — а что-то среднее.
— Лена добрая, — успокаивал Саша, уже ночью, когда Вера не могла уснуть. — Ты к ней привыкнешь.
Вера привыкла. Точнее, пыталась. Но Лена в их жизни была как мебель: вроде бы её не замечаешь, но если сдвинуть — сразу пустота.
— Ты не против, если Лена иногда будет оставаться у нас? Ей сложно одной. — Саша говорил это весной, когда они только переехали.
Вера была не против. Однажды Лена просто перестала «иногда оставаться» — и снова вселилась насовсем.
Объяснила просто: развод с мужем, некуда идти, кто ж родной брат, если не пустит.
— Пусть поживёт, — сказала тогда мать Саши. — Она у нас и так без поддержки. Ты уж потерпи.
«Ты уж потерпи» — эти слова Вера потом часто слышала и от Саши.
Поначалу Лена и правда старалась быть незаметной. Готовила ужин, гладила Саше рубашки, приносила Вере чай.
— Спасибо, Лена, не надо, я сама, — улыбалась Вера.
— Ты устала, я вижу, — тихо отвечала Лена. — Ты ещё привыкнешь ко мне. Я же как сестра.
Прошло полгода. Вера работала допоздна — бухгалтерия, отчёты, всё как у всех. Приходила домой — а дома Лена. Лена знала про всё: что Вера ела на обед, сколько у неё премия, с кем она разговаривала в коридоре.
— А ты чего так поздно? Опять с Ирой на перекуре трепалась? — бросала Лена, встречая в коридоре.
— Ты откуда знаешь?
— Саша сказал. Он переживает. Ты не куришь, надеюсь? — Лена смотрела прямо, не моргая.
Вера отмахивалась, закрывала дверь ванной, включала воду погромче, лишь бы не слышать. Но за дверью Лена была всё равно.
Саша не замечал — или не хотел замечать.
— Она волнуется за нас. Ей одной-то страшно, а тут семья, всё родное. Она тебе добра желает.
— А я? — спрашивала Вера. — Мне кто добра пожелает?
Саша не отвечал.
Вера уговаривала себя потерпеть. Лена готовила вкусно, убиралась так, что Вере и пылесос доставать не приходилось. Иногда они смеялись вместе — но смех быстро заканчивался, стоило Саше войти в комнату. Тогда Лена вставала ближе к брату, поправляла ему воротник, что-то шептала на ухо. Вера смотрела — и не понимала: кто она здесь? Хозяйка? Гостья? Заложница?
Вскоре Лена начала вмешиваться в покупки.
— Это вы что, за три тысячи взяли? На рынке дешевле, ты знаешь?
— Лена, я сама могу решать, что покупать, — пыталась возразить Вера.
— Это ты можешь решать у себя, а у нас тут всё общее, — Лена улыбнулась, но глаза оставались холодными.
Иногда Вера ловила себя на мысли, что скучает по той скрипучей пустоте, что была тут до неё. В пустой квартире было бы проще дышать. Но теперь пусто не было нигде — Лена заполняла каждый угол.
Вера всё чаще задерживалась на работе. Она сама бралась за отчёты других сотрудников, вызывалась перепроверять договоры, лишь бы не возвращаться домой слишком рано.
Коллеги посмеивались:
— Мужа дома оставляешь, а сама отсиживаешься? Или любовник тут у нас, в бухгалтерии?
Вера только отмахивалась. Как объяснить им, что дома у неё не муж — дома у неё Лена.
Иногда Вера пыталась разговаривать с Сашей серьёзно.
— Саш, ты понимаешь, что нас трое? Я хочу быть с тобой. Наедине. Мы семья.
Саша вздыхал, гладил её по волосам.
— Ты преувеличиваешь. Лена — она же одна. Ей ведь некуда больше. Ты хочешь, чтоб я выгнал сестру? Ты бы своего брата выгнала?
Вера молчала. У неё не было брата. И сестры не было. Родители жили далеко, редко звонили. И каждый раз мама спрашивала:
— Ну как ты там? Всё у тебя хорошо? С Сашей ладите?
— Ладим, — отвечала Вера. Потому что правду рассказывать было стыдно. Правду никто бы не понял.
Вскоре Лена начала хозяйничать и в Вериных делах. Однажды Вера нашла в прихожей коробку с её обувью. На коробке — жёлтая наклейка «Отдать».
— Лена, это что?
— Я подумала, ты всё равно это не носишь. А у меня подруга заберёт, у неё дочка как раз твоего размера. — Лена стояла с телефоном, будто ничего особенного не происходит.
— Ты не могла спросить?!
— Я же хотела как лучше. Зачем тебе лишнее добро хранить? У нас тут не склад.
Саша слышал, как они спорят, но снова встал между ними.
— Ладно тебе, ну коробка… Подумаешь. Главное, что мир в семье. Не заводись ты.
«Мир в семье» — эти слова обесценивали всё.
После обуви пошли кастрюли. Лена без спросу отдала часть посуды соседке. Потом «зачистила» шкаф — выкинула «старьё» Веры: футболки, джинсы, старый плед.
Вера попыталась забрать пакеты обратно — Лена надулась, ушла в спальню и не разговаривала три дня. Саша шептал жене:
— Ну извинись ты. Ей тяжело сейчас, она и так без мужа. Зачем ты её добиваешь?
Вера не понимала, кто кого тут добивает.
Иногда Лена пропадала на день-два. Возвращалась поздно вечером, с усталым лицом, с каким-то чужим запахом на одежде. Саша не спрашивал, где она была. А Вера однажды рискнула:
— Ты где была?
Лена посмотрела на неё снизу вверх, с таким удивлением, будто это не Вера спрашивает, а какая-то посторонняя.
— Тебе зачем? Ты мне кто, чтобы спрашивать? — и ушла в комнату.
Постепенно Лена начала открыто вмешиваться в их бюджет.
— Ты чего на косметику столько тратишь? Тебе бы почаще маски дома делать, дешевле выйдет.
— Я сама заработала! — вырвалось у Веры.
— А свет ты на чьи деньги включаешь? Саша платит. Значит, это общее.
Саша пытался разруливать:
— Ну ты бы советовалась с Леной… Она хозяйственная, экономная. Ты же знаешь, я в этих делах не соображаю.
«Я в этих делах не соображаю» — повторял он так часто, что Вере хотелось закричать. Но она не кричала. Вера собирала папки, уходила в спальню и считала до ста. Иногда плакала, закрывшись в ванной. Но никто не слышал. Или делал вид, что не слышит.
На Новый год Вера предложила поехать к её родителям. Просто на пару дней. Саша пообещал подумать. Но за день до праздника Лена устроила маленькую истерику:
— Вы меня одну оставите? Вы что, хотите, чтобы я с ума сошла одна в этой квартире?
Вера молчала. Саша обнимал сестру и уговаривал:
— Да не плачь ты. Мы здесь останемся. Семья же вместе.
И они остались. Вера встречала Новый год с Лениным кислым лицом напротив. Лена подняла бокал шампанского и первой обняла Сашу.
— Пусть в следующем году у нас всё будет, как раньше, — сказала она тихо, глядя прямо в глаза Вере.
Вера не поняла, что значит «как раньше». Или поняла — и от этого стало не по себе.
После праздников Лена затеяла «генеральную уборку». Вера пришла с работы и увидела свои документы — её старые студенческие дипломы, налоговые бумаги — в мусорном пакете.
— Ты что творишь?!
Лена стояла у шкафа с веником:
— Зачем тебе это хламьё? Тут и так дышать нечем.
Вера снова пошла жаловаться Саше. Саша сидел за компьютером и не отрывал взгляда от монитора.
— Разберитесь сами, — бросил он тихо. — Я устал.
В тот вечер Вера снова легла к стенке и долго не могла заснуть. Лена хлопнула дверью в спальню брата — значит, снова пришла что-то рассказывать. Может быть, плакать в жилетку. Может быть, жаловаться, что Вера «съедает её жизнь». Вера знала — Саша будет гладить сестру по волосам и кивать. А утром сделает вид, что ничего не было.
Утром Вера встала раньше всех. Варила себе кофе и слышала, как за стеной Лена говорит Саше:
— Она всё портит. Её тут быть не должно.
Саша молчал. Или соглашался — Вера не разобрала.
На кухне было тихо. Но Вера уже знала: этой тишины хватит ненадолго.
Весна пришла рано — ещё не растаял снег, а в Вере что-то оттаяло само. Однажды она вдруг поймала себя на мысли: если ничего не делать, всё будет только хуже.
Она начала собирать свои вещи по чуть-чуть. Складывала книги в сумку, забирала важные бумаги на работу. Саша ничего не замечал — или не хотел замечать.
Однажды она решилась.
— Саш, давай съедем. Снимем что-то своё.
Он посмотрел на неё так, будто она предложила бросить родителей в лесу.
— Куда мы поедем? Тут всё родное. Тут Лена, ей одной нельзя. Ты знаешь, сколько стоит снимать квартиру? Ты что, хочешь кредит?
— Я хочу нормальную семью, Саша, — сказала Вера тихо.
Он пожал плечами:
— Нормальная семья — это когда все вместе. Ты не понимаешь.
Через неделю Лена уехала «к подруге» на два дня. Дома повисла редкая для их жизни пустота. Вера впервые за долгое время открыла окна настежь, заварила себе чай с мёдом и села на кухне одна. Она слушала, как капает вода в раковину — и впервые за полгода ей было спокойно.
Саша пришёл позже обычного. Был какой-то тихий, уставший. Сел напротив, смотрел, как она пьёт чай.
— Ты меня больше не любишь? — спросил он вдруг.
Вера засмеялась — не громко, почти шёпотом.
— Ты сам-то меня любишь?
Он не ответил. Только опустил глаза.
Когда Лена вернулась, в доме снова потянуло сыростью. Она швырнула сумку в коридоре, грохнула дверцей шкафа.
— Тут как могила! Окна зачем открывала? Продует же!
Вера молчала. Саша сделал вид, что не слышит.
А потом всё завертелось ещё сильнее. Лена устроила скандал — кто-то из родственников передал ей слух, будто Вера собирается уговорить Сашу продать эту квартиру и купить что-то подальше.
— Ты хочешь нас выгнать? — Лена стояла в коридоре с красными глазами. — Это моя квартира так-то! Я тут с детства!
— Это квартира ваша общая с Сашей, а не твоя! — Вера сорвалась впервые за долгое время. — Ты тут живёшь просто потому, что тебе удобно!
— Мне удобно?! — Лена закричала. — Да если бы не я, он бы вообще по подворотням скитался! Это я ему еду варила, когда мамка лежала! Это я ему пеленки стирала, ты что ли?!
Саша вышел из спальни и попытался их разнять:
— Тихо! Вы чего? Мы же семья! Зачем так друг на друга?!
Вера посмотрела на него и вдруг почувствовала — всё. Больше ничего не будет как раньше. И не будет так, как она мечтала.
На следующий день она уехала к подруге. Сказала Саше, что ей нужно «передохнуть». Подруга встретила молча — только чай поставила и дала одеяло.
— Сколько ты ещё так протянешь? — спросила она под утро.
Вера молчала.
Через неделю Саша приехал за ней. Стоял у подъезда, мял кепку в руках.
— Возвращайся. Лена успокоилась. Я всё улажу.
— Ты не можешь ничего уладить, Саша, — сказала Вера. — Ты даже не хочешь.
Он отвёл взгляд:
— Ты же знаешь, она одна не справится.
Вера поняла: он никогда не скажет иначе. Для него Лена всегда будет первой. Она — после. Она — лишняя.
Она вернулась всё-таки. Но не потому, что простила. А потому, что не знала, куда ещё идти. Она сидела вечерами на кухне, молчала. Лена проходила мимо, скользила взглядом — снизу вверх. Саша всё чаще задерживался на работе. Или говорил, что задерживается.
Однажды вечером Лена снова рылась в общей кладовке. Вера услышала, как она швыряет коробки, шуршит пакетами. Вышла в коридор и спросила:
— Ты что ищешь?
Лена медленно поднялась из-под полки, выпрямилась и уставилась прямо ей в лицо. Глаза блестели. Губы скривились в ту самую знакомую, презрительную усмешку.
— Знаешь что? — Лена наклонилась ближе. — Раньше мы с братом тут одни жили, а теперь ты мешаешься.
Вера смотрела на неё. А за спиной, в комнате, тихо скрипнула дверь — значит, Саша всё слышал. Только вряд ли что-то сказал бы. Вера знала это наверняка.
А дальше — пустота. Или начало чего-то нового. Но не для всех.
Первая любовь Ларочки Жуковой