Тётина квартира досталась Ирине по всем правилам. Завещание, оформленное у нотариуса, шесть месяцев ожидания, три бумажки и готово. Две комнаты на четвёртом этаже, окна на запад, желтеющие тополя напротив, старенький лифт с нарисованным углём цветочком на стене — Иринина собственность. Первая в сорок три года. Законная. Честная.
Вера Игнатьевна, единственная родная тётка, прожила здесь всю жизнь. Муж ушёл, детей Бог не дал, книги занимали стены до потолка. Ирина навещала её каждое воскресенье.
Перемывала пыльную посуду, сметала сор, слушала истории про молодость, про людей, про ушедшее и оставшееся, про чьи-то любови и траты. Три дня не заходила — неотложка, реанимация, тишина. Ирина долго держалась, потом выла в ванной, с рукой, засунутой в рот, чтобы не слышали соседи.
В тётиной квартире пахло книгами и чем-то забытым. Девятый вал какой-то. Мёртвый запах, а она любила его. Ходила из комнаты в комнату, касалась корешков книг и поёживалась от того, что имела право. Разрешение здесь быть и не спрашивать ни у кого — можно, нельзя?
Всё было её. Неловкая, поначалу с неверием. Раньше-то как было?
Однушка за МКАДом после развода с Леонидом, как кроличья клетка. А до того — скитания по съёмным углам, по пыльным комнатушкам, где стыдно заплакать вечером, потому что всё прослушивается сквозь картонные стенки. Вечная благодарность хозяевам за их снисходительность и милость.
Сергей появился, когда она уже почти свыклась с новой жизнью. Прибежал в ливень в её цветочный магазинчик, с воротничком, прилипшим к шее, со струйками дождя по щекам. Попросил букет, «но не избитый, не банальный». Сказал — маме. Но смотрел на Ирину.
— Ничего такого розового, — добавил, потирая лоб. — И без этих унылых хризантем. У мамы от них аллергия на воспоминания.
Взял у неё пионы и какие-то полевые мелкие цветы. Синие, лиловые, почти неприметные. Смотрел, как она собирает букет, и щурился, будто разглядывал что-то неясное. И в тот же вечер они пошли в кафе.
— Выйдешь за меня? — спросил через полгода, без всяких прелюдий. Просто сидели на скамейке, мороженое ели.
Она растерялась, не зная, куда руки деть.
— Но мы же… я же…
— Неважно, — отмахнулся Сергей. — Какая разница, сколько нам? Мне сорок два, тебе сорок четыре. Живём вместе и всё.
Расписались тихо, тоскливо. В загсе девушка с красными ногтями неодобрительно смотрела, будто хотела сказать: в вашем-то возрасте, могли бы и постыдиться. Но Ирина всё равно была счастлива. Ей в первый раз хотелось быть женщиной для кого-то, а не просто человеком, который кое-как выживает.
Сергей переехал, привёз две сумки вещей и ноутбук. Стал жить, словно всегда тут был. Шаркал тапками по утрам, брился, напевая, разбрасывал носки. Раньше Ирину раздражали такие мужские повадки, а теперь в них было что-то родное.
— Надо же, как ты прижился, — говорила она с восхищением. — Словно так и надо.
Сергей только посмеивался и трепал её по волосам. На работу уходил рано — строительная фирма, какие-то чертежи, расчёты. Возвращался к ужину, рассказывал про начальника и несговорчивых заказчиков. Ирина слушала и готовила ужин. Своему мужу.
Своему. Мужу.
Свекровь нарисовалась на пороге неожиданно, без предупреждения. Невысокая, круглая, с ярко-крашеными губами. Поцеловала воздух возле Ирининой щеки:
— Вот и свиделись, доченька.
Доченька. Ирине сорок четыре, у неё морщины на лбу и жёсткие складки возле рта. Доченька. Смешно.
Раиса Семёновна прошлась по квартире деловито. Заглянула в каждый угол, пощупала ковёр, посмотрела в окно.
— Старенько у вас тут, — заключила она. — Ремонт бы сделать, обои переклеить. А ванна-то течёт!
Ирина смутилась, хотя и не хотела. Не к ней же в гости приехали, а к сыну.
Сергей суетился, помогал матери снимать плащ, раскладывал привезённую еду. Котлеты в пластиковом контейнере, рыба под маринадом, пирог с яблоками. Всё такое домашнее, приготовленное не на скорую руку.
— Ешь, Серёженька, — приговаривала Раиса Семёновна, подкладывая сыну. — А то совсем прозрачный стал. Кушай, Иришка, не стесняйся. Ты теперь наша.
Вот это «наша» врезалось, как заноза. Что значит — наша? С каких пор она кому-то принадлежит? Разве можно человека присваивать, как вещь?
Но Ирина кивала и улыбалась. Порядок есть порядок. Свекровь — это святое.
Перед уходом Раиса Семёновна обняла её. Сжала, притиснула, шепнула на ухо:
— Ты теперь наша, Иринушка. Всё, что у вас — общее. Обращайся, не стесняйся. Семья же.
Ирина закрыла дверь за свекровью и оперлась на стену. Общее? А может, она не хочет ничего общего? Может, впервые в жизни появилось что-то своё, и не хочется ни с кем делить?
Но это была всего лишь мысль, непроизнесённая, тайная.
А жизнь пошла, потекла. Сергей сам затеял ремонт — вечерами, в выходные. Покупал обои, клей, шпатлёвку. Поклеил спальню — долго выбирал оттенок, в итоге бежевый с золотым узором, дорогие, итальянские. Поменял кран на кухне, в ванной, починил шкаф в прихожей. Все вокруг восхищались — вот это муж, вот это помощник.
Раиса Семёновна зачастила с подарками. То плиту новую притащит, то стол кухонный. Всё дорогое, основательное. Ирина благодарила, накрывала столы белыми скатертями, готовила борщи и запеканки. Гладила мужнины рубашки. Жила.
Прописать Сергея не получалось — то справки не те, то очереди в МФЦ. Решили повременить. Жили как муж и жена — без лишних бумажек.
Первые странности начались через полгода. Сергей стал задерживаться. Ненамного — на час, на два. Приходил встрёпанный, с каким-то новым запахом, который Ирина не могла определить. Не женские духи, нет. Что-то другое, тревожное.
— Проект горит, — объяснял он, когда она осторожно спрашивала. — Начальство и конкуренты дышат в затылок.
Ирина верила. Хотела верить. Но что-то внутри ныло — глухо, как старая рана в дождливую погоду.
А потом начались исчезновения на выходных. То с друзьями встреча, то рыбалка с ночевкой, то какие-то мужские дела. Она не допытывалась. Любила его — значит, доверяла.
Так ей внушили в далёком детстве: не задавай вопросов, если не хочешь услышать ответы.
Боль пришла незаметно, исподволь. Вместе с долгами, которые стали множиться у Сергея.
Сначала мелочь — три тысячи, пять, десять. Занял у коллеги, не успел вернуть, получка через неделю. Ирина безмолвно открывала кошелёк, доставала деньги. Потом суммы выросли. Двадцать, тридцать, пятьдесят. Сергей обещал вернуть со следующей зарплаты, но зарплата приходила и таяла. Куда? Неизвестно.
— Куртку новую купил, — отвечал он на её робкие вопросы. — Страховка. Налоги. Ты же знаешь, сколько это всё стоит.
А потом Сергей потерял работу. Сказал, что сам ушёл, но в глазах стояла тоска. Обещал быстро найти другую, лучше, перспективнее. Но шли недели, а работы всё не было. Зато были долги — нарастающие, как снежный ком.
Раиса Семёновна теперь приезжала реже. Смотрела на сына с тревогой, на Ирину — с плохо скрываемым разочарованием. Будто это она виновата, что Сергей сидит дома и пьёт кофе целыми днями, уставившись в стену.
— Мужчине нужен тыл, — твердила свекровь. — Надёжный. Чтоб знал — его ждут, в него верят.
А Ирина и верила. Только не понимала, почему эта вера должна быть безусловной. Почему нельзя спросить: куда уходят деньги? Почему нельзя попросить показать, что там с работой?
А потом явились они — новые друзья Сергея. Раньше у него не было друзей, или он о них не рассказывал. А тут — Витя, Костя, Димон. Шумные, громкие, беспардонные. Ирина застала их однажды за тётиным столом — с кар…тами, с деньгами, с бутылками.
— Знакомься, — Сергей выглядел смущённым, но не виноватым. — Это наши ребята. С института ещё.
«Ребята» кивнули, но не привстали. Смотрели как на мебель — вроде стоит, никому не мешает. Ирина молча ушла в спальню. Села на кровать, сложила руки на коленях.
— Всё нормально? — Сергей заглянул через пару минут. В голосе — тревога, но не раскаяние.
— Да, — кивнула она. — Всё отлично.
А через неделю с её карты исчезли деньги. Не все — пятнадцать тысяч из накопленных. Сергей не стал отпираться:
— Извини, срочно надо было. Верну на днях.
Он не вернул. А потом пропало кольцо — золотое, подарок первого мужа. Ирина не носила его, хранила в шкатулке — как память о времени, когда всё было иначе.
— Заложил, — сказал Сергей, когда она спросила. — Честное слово, выкуплю. Только работу найду.
Но работы не было. Зато были новые долги. Ирина узнавала о них случайно — из обрывков телефонных разговоров. Мелькали цифры — всё больше и страшнее.
Раиса Семёновна звонила каждый день. Не заезжала — звонила. Спрашивала про сына, про «их дела». Ирина отмалчивалась. Стыдно было признаться, что все эти «дела» катятся в тартарары.
А они катились. Всё быстрее, всё неотвратимее.
Развязка наступила в промозглый вечер. Сергей вернулся поздно — бледный, с красными пятнами на щеках. Сел на кухне, уставился в пространство.
— Надо поговорить.
Ирина кивнула. Села напротив. Руки в замок — чтоб не дрожали.
— Мне нужны деньги, — он говорил тихо, но твёрдо. — Пятьсот тысяч.
— Сколько? — она не поверила ушам.
— Пятьсот тысяч, — повторил он. — Я задолжал. Людям, с которыми лучше не шутить.
— Каким ещё людям? — в горле пересохло.
— Неважно. Важно, что если не отдам — будут проблемы. Серьёзные.
Они смотрели друг на друга через стол. Чужие.
— У меня нет таких денег, — наконец произнесла она.
— Есть, — он кивнул в сторону окна. — Квартира. Можно взять кредит под залог.
— Под залог моей квартиры?
— Нашей квартиры, — поправил он. — Мы же семья, Ир.
Ирина молчала. Думала о тёте, о книгах на полках, о тишине этих комнат, которая теперь казалась таким даром. Думала о доверии, которое растратила так легко.
— Нет, — качнула головой. — Я не буду рисковать квартирой.
— Ира, — его голос дрогнул, — мне правда угрожают. Эти люди… они не шутят.
— Нет, — повторила она. — Это квартира тёти Веры. Она хотела, чтобы я жила здесь. Не чтобы отдавала её за чьи-то проигранные долги.
Сергей долго смотрел на неё. Потом встал:
— Ладно. Я понял.
Он ушёл в спальню. Ирина осталась на кухне — раздавленная, пустая. Всю ночь просидела за столом, глядя в окно. Сергей проспал до утра, а утром собрал вещи. Те самые две сумки, с которыми приехал, и ноутбук.
— Я ухожу, — сказал он, стоя у порога. — Так будет лучше для всех.
Ирина не стала удерживать. Внутри не осталось ни слёз, ни слов.
— А долг? — только и спросила. — Эти твои… кредиторы?
Сергей помялся:
— Что-нибудь придумаю. Машину продам, может.
— «Форд»? — она слабо улыбнулась. — За пятьсот тысяч?
— Ну… не всё сразу.
Они смотрели друг на друга. Последний раз — перед тем, как окончательно разойтись.
— Подожди, — вдруг сказала Ирина. — Нужно всё оформить.
— Что оформить? — он замер в дверях с сумками.
— Дай мне свой телефон, — она протянула руку.
— Зачем?
— Просто дай.
Он протянул мобильный — старый, потёртый. Ирина нашла свой номер в списке контактов, открыла переписку. Пусто — ни единого сообщения. Сергей вообще не любил писать, всегда звонил.
— Садись, — она кивнула на стул. — Оформим всё как положено.
Ирина достала из ящика стола чистый лист бумаги, ручку. Написала: «Расписка» — крупными буквами сверху. Дальше — дата, ФИО полностью.
«Я, Сергей Петрович В…, получил от Ирины Михайловны С… денежные средства в размере 500 000 (пятисот тысяч) рублей. Обязуюсь вернуть указанную сумму в полном объеме до…» — она подняла глаза, — когда вернёшь?
— Ира, ну зачем это? — поморщился он. — Мы же…
— Когда? — перебила она.
— Не знаю… через полгода?
— Хорошо. — Она дописала: «до 12 ноября 2025 года». Внизу оставила место для подписи.
Открыла приложение банка на своём телефоне, перевела ему пятьсот тысяч. Потом отправила сообщение: «Это на закрытие долга. Подтверждаю перевод 500 000 рублей согласно расписке от сегодняшнего числа. Чтобы к тебе не пришли. Верни, когда продашь машину». Дождалась, пока оно дойдёт. Убедилась, что сохранилось в их переписке.
— Распишись, — она протянула ему ручку и бумагу.
Сергей помедлил, потом неловко расписался. Ирина взяла лист, тщательно сложила, убрала.
— Вот теперь всё по-взрослому, — сказала она. — И на бумаге, и в электронном виде. Двойная страховка.
— Ты перевела? Правда? — он смотрел с изумлением.
— Правда, — кивнула Ирина. — Иди теперь. И не забудь про шестое ноября.
Он нахмурился, но переспрашивать не стал. Ушёл — тихо, обыденно. Как будто просто выходил в магазин, а не покидал её жизнь навсегда.
Год прошёл незаметно. Развод оформили через три месяца после ухода Сергея — тихо, буднично, через мирового судью. Он не возражал, даже приехал без напоминаний.
Сидели в коридоре суда как чужие люди, изредка переглядывались. Когда судья спросила о разделе имущества, Ирина коротко ответила: «Претензий друг к другу не имеем». Сергей кивнул. Штамп поставили, справки выдали. На выходе он помялся, будто хотел что-то сказать, но только пожал плечами и ушёл к автобусной остановке.
Ирина жила, работала, возвращалась в пустую квартиру. Иногда просыпалась среди ночи от мысли: «А что, если те люди придут сюда? За долгами?» Но никто не приходил.
Денег не хватало. Цветочный бизнес — не золотая жила, а пятьсот тысяч, отданные Сергею, были серьёзной брешью в бюджете. Ирина подумывала сдать комнату, но боялась чужих людей. Больше никому не доверяла.
И тогда пришла мысль: продать квартиру. Купить что-нибудь поменьше, подальше от центра. Деньги помогут закрыть долг Сергея, расширить бизнес, да и обновить бы помещение, а остаток пойдёт на беззаботную жизнь. Начать с чистого листа — без призраков прошлого.
Она дала объявление. Цену поставила разумную — чуть ниже рыночной, чтобы быстрее найти покупателя. Потянулись смотрины — люди приходили, осматривали комнаты, качали головами. «Устаревший ремонт», «необходим капитальный ремонт», «далеко от метро». Но никто не торопился покупать.
А потом на пороге появилась Раиса Семёновна. С тортом, с улыбкой — словно и не было года разлуки.
— Иришка, — шагнула в прихожую без приглашения. — Как ты тут?
Ирина пропустила её. Невольно поразилась, как свекровь постарела за этот год — осунулась, сгорбилась. Но глаза остались те же — цепкие, внимательные.
Раиса Семёновна осмотрелась, хмыкнула:
— Вижу, ничего не изменилось.
— А что должно было измениться? — Ирина пожала плечами.
Свекровь прошлась по квартире. Медленно, оценивающе. Задержалась в спальне:
— Обои-то наши, Серёжины. Хорошо держатся.
Ирина промолчала. Свекровь вернулась на кухню, устроилась за столом:
— Говорят, ты квартиру продаёшь?
— Да, — кивнула Ирина. — Хочу что-то по-проще, но скорее всего в новостройке.
— Понятно, — протянула Раиса Семёновна. Помолчала, а потом вдруг улыбнулась — непривычно мягко: — А нам с сыном достанется что-нибудь?
Ирина замерла с чашкой в руках:
— Простите?
— Ну, — свекровь продолжала улыбаться, но глаза остались холодными, — мебель тут наша. Стол вот этот я покупала. Плита моя. Да и сыну не чужая квартира. Жили же вместе. Вкладывались. Он-то считал, что вы семья.
Ирина поставила чашку.
— Вы серьёзно?
— А что такого? — Раиса Семёновна пожала круглыми плечами. — Справедливости хочу. Сын старался, ремонт делал. А ты его выгнала, а теперь ещё и нажиться хочешь.
— Нажиться? — Ирина чуть не задохнулась. — На собственной квартире?
— Ну не только твоей, — свекровь поджала губы. — Вы же в браке были. По закону…
— По какому закону? — перебила Ирина. — Сергей здесь даже не прописан. Квартира досталась мне по наследству — ещё до встречи с ним.
— Это ничего не значит, — отмахнулась Раиса Семёновна. — Главное — фактическое проживание. А оно было.
Они смотрели друг на друга — словно два зверя перед дракой. Одна — с хитрой улыбкой, другая — с тлеющим гневом внутри.
— Знаете что, — медленно произнесла Ирина. — Ваш сын не только ничего не вложил в эту квартиру, но ещё и должен мне полмиллиона.
— Что за глупости?! — фыркнула свекровь.
Ирина молча взяла телефон, открыла переписку с Сергеем. Развернула экран к Раисе Семёновне:
«Да верну я тебе эти 500 тысяч. Не переживай. Как только так сразу».
— Видите? — голос Ирины звучал ровно. — Ваш сын не только ничего не оставил, но и должен мне полмиллиона. А вы пришли ещё и долю просить? Только по суду. И то я бы не советовала — судья это всё тоже увидит.
Раиса Семёновна уставилась на экран. Лицо исказилось, губы задрожали. А потом — резко, неожиданно — она схватила телефон и швырнула его на пол.
— Ты ещё и записывала, подлая! Подготовилась заранее! Всё себе заграбастала, специально всё подстроила!
Ирина не вздрогнула. Наклонилась, подняла телефон. Экран не разбился — только новая трещина добавилась к старым. Молча открыла другое сообщение от Сергея — отправленное пару месяцев назад. Показала свекрови:
«Мать если что придёт — не выдавай. Я ей не говорил, что должен».
Раиса Семёновна застыла. Словно из неё выпустили весь воздух. Открывала рот, но не могла вымолвить ни слова. Потом резко встала, опрокинув стул.
— Я… я пойду, — пробормотала она. — Ты… ты…
Но так и не нашла подходящих слов и почти выбежала из квартиры. Не попрощалась.
Ирина осталась одна. Смотрела в окно на жёлтые тополя. На душе было пусто и одновременно… легко? Будто камень упал с плеч. Будто наконец-то разорвалась нить, которая всё ещё связывала с прошлым.
Через пару дней пришло сообщение от Сергея: «Могла б по-человечески. Мы же семья были».
Ирина долго смотрела на эти слова. Потом медленно набрала ответ: «Семья — это честность. А не «взял и забыл»».
Отправила и удалила переписку. Окончательно.
Квартиру она так и не продала. Сняла объявление, решила остаться. Это был её дом. Тётин подарок. И никто не мог забрать его — ни бывший муж, ни его мать, ни призраки прошлого.
«Всё, что у вас — общее», — всплыли в памяти слова свекрови.
Не всё, подумала Ирина.
Новое счастье на осколках старых ошибок