Когда Светлане было двенадцать, она впервые поняла, что слово «семья» у них дома значит что-то особенное — особенное для всех, кроме неё.
Тогда мать вызвала её к себе на кухню. На плите тихо шипела кастрюля с молочным супом, а у стены стояла младшая — Лена — вся в слезах и с синяком на коленке.
— Ты за ней отвечаешь, — сказала мать устало, даже не глядя в глаза Свете. — Она твоя сестра.
— Но я же не видела, куда она пошла…
— Ты старшая. Значит, виновата ты. Поняла?
Тогда Света впервые почувствовала, как тихо и липко в душе растекается что-то похожее на вину, но не её. И впервые она подумала, что лучше бы Лены не было.
Потом — школьные годы. Лена забыла пенал — Света бежала домой в обеденный перерыв, лишь бы учительница не наругала сестрёнку. Лена не выучила стих — Света учила за неё и шептала на уроке. Лена залезла без спроса в Светину тетрадь — мать одёргивала Свету: «Не жадничай, у тебя же есть!»
После школы Света поступила в техникум — родители сказали, что университет — это дорого. Зато Лена пойдёт — Лене надо образование, она девочка нежная, утончённая, не к жизни. Лена вечно что-то теряла — у неё «голова забита мечтами». Света тогда подрабатывала после учёбы продавцом, тащила домой сетки картошки и крупы, чтобы мать не ворчала.
— Зато Лена у нас вся в искусстве, — хвалилась мать перед соседками. — Поедет в столицу учиться, всё будет по-людски.
Так и вышло. Лене сняли квартиру, дали деньги на аренду, а Свете отец сказал: «Ты тут поглядывай за домом. Помоги матери, а там видно будет». Видно не стало. Света осталась с ними. Работала. Приносила деньги домой. Когда умер дед, его комнату мать сдала знакомому — удобнее платить сиделке, чем тащить всё самой. Света только молча смотрела, как чужой человек распаковывает свои сумки, ставит на дедов шкаф пластиковый чайник и свой электроплиточник.
В те годы у Светы почти случилась своя жизнь. Был парень, Кирилл. Звал замуж, уехать подальше. Но тогда мать слегла — давление, сердце, бесконечные жалобы, что «без тебя я не протяну». Кирилл подождал год. Потом ушёл. Так и не женились. Мать сказала только: «Он бы тебя бросил, дура ты моя. Ты мне нужна, а он — нет».
Лена тем временем выходила замуж. Свадьба на всю улицу. Гости, смех, фата, ресторан. Света варила компоты и жарила котлеты на кухне у матери — экономили на кейтеринге, но экономили Светой. Она улыбалась на фото — где-то сбоку, за Леной и женихом, который не потрудился ни разу с ней нормально поговорить. После свадьбы Лена к матери почти не приезжала. Но звонить звонила. Когда муж обидит — плачет в трубку: «Светочка, ну ты же знаешь, он такой у меня, прости, что я к тебе со всем этим…» Света слушала.
Год назад отец упал в ванной. Сломал шейку бедра. Мать сказала: «Надо сиделку нанять. Ты ведь не сможешь постоянно. Лена — ты что! У Лены работа, муж, ребёнок!» Лена при встречах только кисло кивала, мол, ну да, спасибо, что ты там за всем смотришь.
Сиделка появилась почти сразу — соседка Светына, Марфа. С виду тихая, но с отцом ладила. Света старалась не лезть, лишь иногда приносила продукты, звонила из магазина: «Мам, что купить?» — «Да не надо нам ничего, Марфа всё есть готовит.»
А месяц назад мать пригласила Свету на «разговор». На кухне сидела Лена — расфуфыренная, но нервная, ногтем ковыряла кружку.
— Мы решили дом оставить Марфе, — сказала мать ровно. — Она всё-таки не чужая, с отцом возится как с малым. А вам с Леной и так будет что поделить — у вас квартиры свои.
Света тогда впервые за много лет не нашлась, что ответить. Лена хлопала ресницами:
— Мама, а как же я?
— Ну ты ж замужем! Муж тебе всё даст, — мать отмахнулась.
Света ушла, не попрощавшись. С тех пор Лена звонит каждый день — рыдает, что «всё ушло чужой», что «ты ж старшая, скажи что-то, уговори маму!».
Света слушает. Сжимает трубку. Глядит на пыльное окно в своей крошечной однушке. Молчит.
А Лена рыдает в телефон:
— Светочка, я же без тебя не справлюсь…
— Ты ведь понимаешь, ты же всегда всё понимала, — Лена говорила в трубку таким голосом, будто их снова было две девочки на кухне: одна — с синяком, другая — с виноватым лицом. — Скажи маме, чтобы передумала! Ну как это так, Марфа! Она кто такая вообще?!
Света слушала этот вой и думала, что Лена даже не удосужилась приехать. Все эти недели она лишь звонила — из салона красоты, из машины мужа, из торгового центра. Иногда даже с ребёнком — слышался писк планшета и ленивое «Мам, дай сок!».
— Ты бы хоть заехала, — тихо сказала Света.
— Да что я там забыла? — вспыхнула Лена. — Я ж не могу так вот всё бросить! У меня свои дела! Ну скажи ты! Ты ж у нас правильная! Пусть Марфе хоть комнату оставят, зачем ей весь дом?!
После этого звонка Света всё-таки поехала к матери. На автобусе, с двумя пересадками. Вышла у старого магазина, прошла мимо знакомого двора — качели те же, облезлая краска на скамейке та же. Только её уже никто не подкрашивал. Никому не надо.
Дверь открыла Марфа. В её руках — чашка с чаем и влажная тряпка.
— Ой, Света, здравствуй. Ты ж не предупредила, — Марфа говорила спокойно, без заискивания. Как будто Света — это просто кто-то чужой.
— Мама дома? — Света разулась, не глядя на неё.
— На кухне сидит. Пойдём, — Марфа прошла первой.
Мать сидела, укутав ноги старым пледом. На столе — полпачки печенья, старая сахарница. Она посмотрела на Свету и хмыкнула:
— Что, Лена нажаловалась?
— Мам, ты серьёзно? — Света села напротив. Руки сжались в кулаки сами.
— А что? — Мать развела руками. — Марфа всё делает. С отцом, с домом. Ты думаешь, мне легко? Я б сама давно за ним не уследила.
— Так я бы помогла, — тихо сказала Света.
— Ты? — Мать усмехнулась. — У тебя работа. Ты и так носишься туда-сюда. И чего? Ты ж всегда молчишь. А она — она при нас. Всё при нас.
— Мам, ты всё отдашь чужой женщине, а своим детям? — Света удивилась, как ровно звучит её голос.
— Да у вас всё есть! — Мать вскинулась. — Лена замужем! У тебя квартира! Чего вам ещё надо?
В этот момент Марфа молча протёрла стол, залила чайник и вышла. Света осталась наедине с матерью. И в этой тишине вдруг стало слышно, как старый холодильник шуршит своим надтреснутым мотором.
— Ты всегда Лене всё прощаешь, — Света говорила спокойно. — Она же ничего сама не делает. Никогда не делала.
— Она младшая! — Мать отрезала. — Ты не понимаешь. Ты всегда была крепкая. Ты сама всё вытянула. А Лена — Лена ранимая.
Света смотрела на мать и думала, как это звучит глупо — «ранимая». Ранимость Лены стоила ей учёбы, карьеры, Кирилла, жизни своей. Всего.
— Мам, она не ранимая. Она хитрая, — сказала Света тихо.
Мать только отвернулась к окну. В том окне отражалась старая, сгорбленная женщина — и Света поняла, что спорить больше бесполезно. В этой кухне ничего не менялось десятки лет.
Она встала.
— Ну ты хоть с Марфой поговори, — крикнула мать вслед. — Может, она тебе чего отступит! Она добрая.
Света не обернулась. В коридоре Марфа смотрела на неё, вытирая руки о фартук.
— Света, ты не сердись. Я ж и правда тут всё на мне. Да и старики не вечные, — Марфа пожала плечами. — Мне самой страшно. Только всё ж на меня теперь.
Света кивнула, натянула куртку и вышла. Двор встретил её липким июльским теплом и запахом палёной травы. На скамейке две старухи обсуждали кого-то третьего — вечно у них кто-то «сдохнет раньше всех». Она прошла мимо. Её никто не окликнул.
Вечером Лена снова звонила.
— Ты поговорила? Ну что? Ну скажи хоть что-то!
— Всё будет так, как есть, — сказала Света. — Спокойной ночи.
Она выключила телефон и легла на диван в одежде. Сквозь полуоткрытое окно слышалось, как во дворе кто-то закрыл машину — короткий звуковой сигнал — и затихло. Света смотрела в потолок. В груди стучало тяжёлое и глухое: сколько ещё это будет длиться?
Она знала — завтра Лена снова позвонит. И послезавтра. Потому что Лене всегда мало. И Лена всегда знала, что можно звонить старшей. И старшая всегда выслушает.
Света стала отключать телефон по вечерам. Лена теперь звонила днём — с работы, с парковки, иногда даже через мужа: «Поговори ты с ней, ну, она меня не слушает!»
Однажды Света не выдержала и подняла трубку. Лена зашипела почти шёпотом:
— Ты что творишь? Ты понимаешь, что ты нас просто вычеркнула?!
— Нас? — Света удивилась. — Ты меня когда в последний раз за человека считала?
— Ну ты же старшая! — Лена перешла на плач. — Ты всегда должна была за нас стоять горой! За семью! А теперь что?! Ты молчишь! Ты с ними заодно?!
Эти слова задели больнее всего. Как будто это Света села с Марфой и матерью в кухне, делила стены и шкафы. Как будто это она всю жизнь просила для себя.
— Ты могла бы сама приехать и поговорить, — тихо ответила Света. — Ты же даже не пыталась.
— А что я скажу? — Лена тут же снова заголосила. — Меня мама слушать не будет! Ты всегда её любимица была! Ты всегда делала, что надо! Ну помоги сейчас! Ну уговори её, ну скажи ты, что так нельзя!
Света опустилась на край дивана. Перед глазами всплыло всё: как Лена теряла учебники, а она шла в библиотеку и занимала за неё книги; как Лена забывала отчёты на работе — мать звонила ей, Свете: «Ты же умная, ты поможешь сестре!»; как Лена забывала забирать платья из химчистки — Света всё делала молча.
А сейчас — дом. Их дом. Стены, которые она мыла перед Новым годом. Полы, которые скрипели под её ногами ночью, когда она возвращалась от Кирилла, чтобы к утру сварить матери кашу.
Все эти углы — чужие. Даже не Ленины теперь. Марфины.
— Ты всё равно не понимаешь, — сказала Света устало.
— Я всё понимаю! — заорала Лена. — Я понимаю, что ты просто хочешь мне напакостить! Ты всегда мне завидовала! Потому что меня любили больше! Вот и всё!
Света усмехнулась. Тихо. Слезы вдруг подступили к горлу, но она не позволила им выйти. Её слёзы были никому не нужны.
— Хорошо, Лена. Давай так и останется. — Она отключила телефон.
Через неделю Лена всё-таки приехала. Звонок в дверь раздался под вечер — Света была на кухне, мыла кружку. Она открыла и увидела сестру — растекшийся макияж, руки в лаках, духи с резким запахом чужой жизни.
— Ты что творишь? — Лена ввалилась внутрь. — Я звонила! Я стучалась! Ты всё молчишь! Ты думаешь, я буду смотреть, как ты умываешь руки?!
— Лена, что ты хочешь? — Света устало прислонилась к косяку.
— Я хочу, чтоб ты пошла к маме! И сказала, что ты не согласна! — Лена ткнула пальцем ей в плечо. — Ты! Скажешь! Она тебя послушает! Ты же для них — святая! Ты для всех — вечная жертва! Ты хоть раз скажи «нет»! Только не мне, а им!
Света посмотрела на сестру и вдруг увидела, какая та маленькая. Не ранимая — маленькая. Вечно спрятавшаяся за чьи-то спины.
— Я тебе всё оставила, Лена, — тихо сказала она. — Своё время. Свою жизнь. Парня своего. Работу. Друзей. Всё для тебя оставила.
Лена распахнула рот, но Света не дала ей вставить слово.
— А тебе всё мало. И ты даже не заметила.
Лена застыла в дверях, как ребёнок, который не может выбрать — топнуть ногой или захлопнуть дверь. Но ничего не сказала. И Света вдруг поняла — всё. Отмотать назад нельзя.
Она закрыла за сестрой дверь. Сквозь тонкие стены слышно было, как Лена топает вниз по лестнице и что-то бормочет. Света опустилась на пол. Сквозь приоткрытое окно снова пробивался шум улицы — машины, лай собак, чей-то смех.
А внутри квартиры было тихо.
Такой тишины в её жизни не было никогда.
И она знала — Лена ещё вернётся. Будет стучать, звонить, уговаривать. Мать будет писать. Марфа, может быть, попытается что-то сказать. Но в этот раз Света не откроет.
Пусть всё рушится без неё.
Пусть хоть раз кто-то другой за всё отвечает.
Собрала вещи, пока муж в командировке