Надя никогда не любила деревенский дом. Тот самый, который достался от бабушки Полины, с покосившимся крыльцом и печью, которую приходилось топить дважды в день.
Низкие потолки, скрипучие половицы, запах чего-то сырого, даже в самые жаркие дни. Утром — выгрести золу, помыть посуду, сходить за водой к колодцу. Вечером — та же история, только в обратном порядке.
Мать повторяла: «Полюбишь и привыкнешь. Все так живут». Надя не привыкла. Не полюбила.
В школе она сидела допоздна, зарывшись в учебники в библиотеке, пока её не выгоняли. Дома с книжкой — на чердак. Лишь бы не копаться в земле, не чистить курятник, не помогать матери с вечными делами по дому.
Училась Надя лучше всех. На выпускном, когда директор вручал ей красный аттестат, мать прослезилась. Отец, трезвый впервые за долгое время, одёрнул пиджак и пробормотал: «Умница. Вся в меня». Младший брат Костик сидел на последнем ряду, болтая ногами, — ему тогда тринадцать было, смешной, вихрастый.
— Ну что, Надюша, куда теперь? — спросила историчка после выпускного.
— В город, — ответила Надя без раздумий. — Подальше отсюда.
В тот же вечер она объявила родителям, что поступает в университет. Мать всплеснула руками:
— Да ты что, Надька? Какой университет? Денег-то где взять?
— На бюджет пойду. По баллам пройду, уверена.
Отец — что удивительно — поддержал. Помог собрать документы, сам отвёз в город на своей старенькой «шестёрке». Всю дорогу молчал, только один раз сказал:
— Учись, дочка. Тебе бы выбраться отсюда.
Надя поступила. Сразу. На переводчика — всегда языки любила, легко схватывала. В общежитии первую неделю плакала по ночам от счастья. Просыпалась и не верила, что не надо идти полоть грядки, кормить кур, мыть что-то бесконечно.
Жилось нелегко. Стипендия — копейки, на еду-одежду не хватало. Устроилась в кафе — сначала уборщицей, потом официанткой. График сумасшедший: учёба-работа-учёба. Возвращалась в общагу под утро, спала по четыре часа, снова учёба. Зато к концу первого курса купила себе приличную одежду, перестала стесняться своей деревенской одежды.
Домой ездила. Сначала часто — каждый месяц. Привозила продукты, сладости Костику, кофе маме. Родители как увидели как теперь дочь одевается, какие ботиночки себе купила сразу поняли — у дочери теперь есть деньги. И началось каждый приезд — одно и то же:
— Денег бы немного.
Надя давала. Всегда. Немного, конечно. Иногда последнее. Но давала.
Костик рос. Школу окончил так себе, в институт естественно не пошёл.
— Не всем же, как ты, — говорил, разваливаясь на диване. — Кому-то и дома сидеть надо.
Отец по-прежнему калымил — то забор кому поставит, то вскопать огород надо какой-нибудь старушке, то на фабрику нужен механик на пару дней. Но деньги в дом приносил нерегулярно. Мать работала в сельском магазине — зарплата крошечная, зато еда всегда была. Не самая свежая, с подходящим сроком годности, но всё же.
Надя окончила университет с красным дипломом. Оставаться в городе решила сразу, даже не обсуждая. Сняла комнату маленькую.
Устроилась теперь уже в приличный ресторан официанткой. Заведение дорогое, публика состоятельная. Чаевые хорошие, хозяин не обижал.
К тридцати Надя обжилась в городе основательно. Теперь у неё была однокомнатная квартира — не в центре, но в приличном районе. В кредит взяла, конечно, выплачивала с трудом, но своё — это своё. Работала в том же ресторане — хозяин ценил её, даже повысил до старшего официанта. Посетители любили — всегда приветливая, быстрая, помнит, кто что предпочитает.
Личная жизнь не складывалась. Были романы — короткие, бестолковые. Один женатый попался, другой — загульный оказался, третий — хороший вроде, но скучный до зевоты. Как правило клиенты ресторана и ухаживали за Надей — уж очень выделялась она. Но она так и жила одна. Иногда грустила по этому поводу, но чаще радовалась свободе.
Единственная близкая подруга — Марина из того же ресторана. Бойкая, весёлая, всегда с шуткой на языке. С ней Надя и подружилась. Вечерами после смены сидели в пустом зале, пили кофе, делились историями.
— Слушай, — сказала как-то Марина, — а давай на море рванём? Знаешь, я на Японию копила, но там какая-то ерунда с визами. Зато на Мальдивы — запросто.
— На Мальдивы? — Надя засмеялась. — Ты серьёзно? Это же безумно дорого.
— А ты посчитай, — Марина пододвинула телефон. — Вот смотри, тур на двоих. Если копить по десять тысяч в месяц, то за год вполне реально.
Надя уставилась на экран. Белый песок, бирюзовая вода, пальмы. Картинка из сказки, из другой жизни. Сердце забилось быстрее.
— Представь, — шептала Марина, — проснуться утром, выйти из бунгало прямо на пляж. Никаких забот, никаких проблем. Только ты, море и солнце.
В тот вечер Надя не спала. Лежала, смотрела в потолок и думала. А что, если правда? Что, если не отдавать деньги с зарплаты родителям, а откладывать на отпуск? Хоть раз в жизни сделать что-то для себя?
На следующий день открыла отдельный счёт в банке. Настроила автоплатёж — десять тысяч каждый месяц. И никому не сказала.
Родители звонили регулярно. Каждый разговор начинался с расспросов о жизни, а заканчивался просьбами о деньгах.
— Доченька, печку бы починить, совсем развалилась.
Надя перевела пятнадцать тысяч.
— Надюша, зима скоро, дрова нужны.
Ещё двадцать тысяч.
— Надя, у мамы зубы болят, к стоматологу надо.
Тридцать пять тысяч — самая дорогая клиника в райцентре, чтоб без очередей и с гарантией.
Каждый раз, отправляя деньги, Надя думала: это последний. Больше не буду. Но знала, что обманывает себя. Будет, конечно. Потому что «ты же в городе», «ты же должна», «мы же родители».
А счёт на Мальдивы рос. Медленно, но верно. Иногда приходилось пропускать месяц-другой, если родителям требовалось слишком много. Но Надя не сдавалась.
Через год с небольшим нужная сумма почти набралась. Оставалось совсем чуть-чуть. Марина предложила бронировать тур на начало лета — как раз на Надин день рождения.
— Тридцать один год — отметим как следует. На пляже, с коктейлями.
Надя согласилась. Впервые за долгое время почувствовала себя по-настоящему счастливой. С работы уходила с улыбкой, дома напевала, готовя ужин. Даже с соседями поздоровалась — раньше проскакивала мимо, не поднимая глаз.
До поездки оставался месяц, когда позвонила мать.
— Надюша, ты приедешь на свой день рождения?
Надя сжала телефон. Вот он, момент истины.
— Нет, мам. Я улетаю на Мальдивы. С подругой. Мы давно планировали.
В трубке повисла тишина. Потом — удивлённый смешок:
— На Мальдивы? Это ж сколько такое удовольствие стоит? Миллион?
Мать присвистнула. Надя не назвала сумму.:
— Копила, мам. Год копила.
— Ничего себе!
Снова тишина.
— Раз на Мальдивы собралась, ну-ну. Барские замашки у тебя дочь.
И положила трубку. Надя выдохнула — обошлось.
Но не обошлось. Через два дня мать позвонила снова. Голос серьёзный:
— Надя, у нас крыша течёт. Совсем прохудилась. В дождь ночью по всему дому вёдра расставляли.
— Давно течёт?
— Да уж с год, наверное. Всё терпели, не хотели тебя беспокоить. Но теперь прямо беда.
Надя прикрыла глаза. В висках застучало.
— И сколько нужно на ремонт?
Мать назвала сумму. Почти точь-в-точь то, что Надя отложила на поездку. Совпадение? Вряд ли. Наверняка Костик нашел в интернете. Специально.
— Мам, я не могу сейчас. У меня все деньги на тур ушли. Путёвку уже купили.
— Да? Отдай деньги на отпуск, у нас крыша в доме течёт, — потребовала мать жёстко. — А на море ещё успеешь, родители важнее твоих хотело — в голосе матери появились ледяные нотки. — Ишь что удумала?! А крыша подождёт, значит? Дом развалится, а ты на островах будешь загорать? Свою пятую точку нежить вздумала, а нам тут бедствовать?
— Мам, я уже столько лет вам помогаю. Каждый месяц деньги отправляю. Неужели нельзя один раз…
— Один раз?! — мать перебила. — Ты же старшая. Родители важнее твоих хотелок.
Надя замолчала. Внутри всё оборвалось. «Хотелок». Её мечта, её первое настоящее путешествие — просто хотелки. Блажь. Каприз.
— А Костик что? — спросила тихо. — Может, он поможет?
— Он безработный. Ты же знаешь.
— Десять лет безработный?
— Ну какая работа в деревне? — в голосе матери появились жалобные нотки. — Сама знаешь, как тут трудно.
— А отец?
— Отец пьёт. Опять за старое взялся. Я с братом живу, всё на мне.
Надя стояла у окна, прижав телефон к уху. За стеклом моросил дождь, серый и унылый. Как будто и не апрель вовсе, а поздняя осень. Она представила дом в деревне — покосившийся, с прохудившейся крышей. Мать с тазиками, Костик на диване с телефоном. Знакомая картина.
— Я подумаю, — сказала наконец. — Перезвоню.
Отключилась. Села на подоконник, обхватила колени руками. Как ошпаренная, в самом деле. Будто кипятком обдали.
Всю ночь не спала. Ворочалась, смотрела в потолок. Перед глазами мелькали картинки: деревенский дом, протекающая крыша, мать с вёдрами. А потом — белый песок, бирюзовая вода, пальмы. Марина, которая так ждёт эту поездку. Которая тоже копила, отказывала себе во всём.
Утром позвонила отцу. Трубку взял не сразу, голос сонный, хриплый.
— Алло? Надька, ты?
— Пап, это правда, что у вас крыша течёт?
— А? — он помолчал. — Ну да, течёт малёк. А что?
— Сильно течёт?
— Да не особо, — отец закашлялся. — Ну, в дождь капает. А так нормально всё.
— А мама сказала, что беда просто. Вёдра по всему дому.
— Ну… — он снова закашлялся. — Мать, она, знаешь, всё драматизирует. Ничего страшного, жить можно.
— Пап, а Костик что? Почему не устроится на работу?
— Куда устроится-то? В деревне работы нет.
— А в город поехать? В райцентр что ли?
— Да не хочет он, — в голосе отца проскользнула досада. — Тут ему хорошо. Рыбалка, друзья. Да и мы с матерью помогаем, помощь же ему нужна.
Надя усмехнулась. Помощь. Костику двадцать пять лет, здоровый лоб, а всё «помощь нужна».
— Пап, а ты сам крышу починить не можешь? Ты же вроде с этим раньше справлялся.
— Да спина болит, — отец вздохнул. — Старый уже, куда мне на крышу лезть? Разобьюсь ещё.
Надя молчала. Знала, что спина у отца действительно больная. Грыжа, защемление — что-то такое. Но пить это не мешало.
— Ладно, — сказала наконец. — Я перезвоню.
Весь день ходила сама не своя. На работе рассеянная, заказы путала, улыбка через силу. Марина заметила:
— Ты чего такая кислая? Случилось что?
Надя рассказала. Всё как есть — про крышу, про мать, про «хотелки». Марина слушала молча, только брови хмурила.
— И что думаешь делать? — спросила, когда Надя закончила.
— Не знаю. Может, правда отдать деньги? Крыша всё-таки.
— А поездка?
— Отложим. Ещё накопим.
Марина покачала головой:
— Нет уж. Сколько можно? Ты десять лет им помогаешь. А брат твой чем занят? Почему он не работает?
— Работы нет…
— Брехня! — Марина стукнула ладонью по столу. — В городе полно работы. На стройках, на заводах. Не хочет он, вот и всё. Привык, что ты деньги шлёшь.
Надя молчала. Внутри что-то ворочалось — тяжёлое, горькое.
— А знаешь что? — Марина вдруг оживилась. — Давай я позвоню твоей матери. Скажу, что у тебя долг, кредит какой-нибудь. Что денег нет совсем.
— Зачем?
— Затем, что иначе они никогда не отстанут. Им проще на тебя всё повесить, чем самим шевелиться.
Надя покачала головой:
— Нет, не надо. Я сама.
Вечером позвонила матери. Решила раз и навсегда расставить всё по местам.
— Мам, я не смогу помочь с крышей.
— Как это? — в голосе матери изумление, почти обида.
— Деньги уже потрачены. Тур оплачен, билеты куплены.
— Ну и что? Отмени.
— Не буду я отменять, — Надя старалась говорить спокойно. — Я целый год копила, отказывала себе во всём. И Марина тоже. Она меня ждёт.
— Подумаешь, отпуск, — фыркнула мать. — Не развалишься. А дом наш развалится. И куда мы пойдём?
— А может, Костик наконец устроится на работу? Двадцать пять лет мужику, а он всё на вашей шее сидит.
— Не груби матери! — голос стал жёстким. — Не тебе нас учить, как жить. Ты же старшая, ты просто обязана помогать.
Вот оно. Должна, обязана. Опять это слово.
— Я больше не должна, мам.
— Что?! — мать задохнулась от возмущения. — Ты что такое говоришь? Как это не должна? Я тебя растила, в школу отправляла, одевала-обувала. А теперь ты не должна?!
Надя глубоко вдохнула. В груди жгло.
— Знаешь, мам, я благодарна вам с папой. Правда. Но я отдала свой долг. Десять лет отдавала — каждый месяц, каждую копейку. А теперь хочу пожить для себя. Хоть немного.
— Для себя она хочет! — мать почти кричала. — А мы тут загнёмся, значит? Хорошая дочь, ничего не скажешь.
Надя молчала. Слёзы подступали к горлу, но она сдерживалась. Не хотела плакать. Не сейчас.
— И всё-таки, — сказала наконец, — почему Костик не работает? Почему всё на мне?
— Потому что ты можешь, а он нет.
— Почему?
— Потому что так сложилось! — мать всхлипнула. — Что ты пристала к ребёнку?
— Ребёнку?
— Надя, — голос матери стал тише, умоляющим, — отдай деньги на крышу. Прошу тебя. Отец совсем плох, я не справляюсь одна. Отдай, а? По-человечески.
Надя прикрыла глаза.
— Нет, мам. Я не отдам деньги. Я еду в отпуск.
— Значит, так, — голос матери вдруг стал ледяным. — Можешь не приезжать больше. Нет у нас такой дочери, которая родной дом бросила. Ясно?
Звонок оборвался. Надя опустила телефон. Внутри — пустота, звенящая тишина.
На следующий день позвонил отец. Говорил тихо, виновато:
— Надь, ты на мать не сердись. Она погорячилась.
— Я не сержусь, пап.
— Она переживает просто. Крыша-то и правда течёт.
— Пап, — Надя устало вздохнула, — у меня уже тур оплачен. Билеты куплены. Я не могу отменить.
— Да-да, конечно, — отец закашлялся. — Я понимаю. Просто… не такую дочь мы воспитали, вот что.
Ком встал в горле, Надя разревелась в голос.
Только она начала успокаиваться, как телефон снова зазвонил — теперь уже брат. Надя почти не удивилась.
— Сестрёнка, — голос Костика звучал вкрадчиво, — ты чего там с предками цапаешься?
— Я не цапаюсь. Просто не могу сейчас помочь с крышей.
— Да ладно тебе, — он хмыкнул. — Такие бабки на какие-то острова тратить. Совсем в городе зажралась, да? Родных забыла?
— Не забыла. Десять лет помогаю.
— Ну так а что жмёшься-то? — в голосе брата появилась злость. — У тебя ж зарплата хорошая. Поделиться не можешь, что ли?
— А ты? — Надя не выдержала. — Тебе двадцать пять лет, а ты до сих пор на шее у родителей сидишь. Почему сам не заработаешь на крышу?
— Да пошла ты, — буркнул Костик и бросил трубку.
Надя положила телефон на стол.
Открыла ноутбук, нашла сайт с советами по ремонту. Скопировала ссылку, отправила брату:
«Как самому покрыть крышу за 3 дня. Смотри, учись. Я больше не обязанная».
Три дня не было вестей из дома. Надя ходила на работу, улыбалась посетителям, обсуждала с Мариной предстоящую поездку. Иногда накатывала тревога, иногда — чувство вины. Но она гнала эти мысли. Хватит. Десять лет — достаточный срок.
На четвёртый день пришло сообщение от брата: «Ладно, сам починю. Только нафиг ты нужна теперь».
Надя прочитала и улыбнулась.
Через месяц они с Мариной вылетели на Мальдивы. Стоя на белом песке, глядя на бирюзовую воду, Надя думала: «Я сделала это. Я здесь». Мысли о доме, о матери, об обидах отступили. Осталось только ощущение правильности. Того, что жизнь наконец-то складывается так, как должна.
«Всё-таки я заслуживаю этого», — подумала она, входя в тёплую воду.
Мальдивы или правда на крышу надо было отдать деньги? КАК считаете?
А кто ездил на моей машине, пока меня не было? Ты же не умеешь?