— Мы были бедные, Дим. Очень бедные. — Голос срывался, но она продолжала. — Родители еле концы с концами сводили.
Папа работал на заводе, мама — уборщицей в школе.
А я смотрела, как одноклассницы рассказывают про музыкальную школу, про танцы, про кружки…
У них было столько интересного! А у меня — ничего.
— Мама, я не хочу! — всхлипывала Машенька, упираясь пятками в паркет. — Не хочу на английский!
Дмитрий открыл глаза. Суббота, половина восьмого утра. В коридоре топот, шуршание курток, стук каблуков жены.
— Машенька, быстрее! Мы опаздываем! — голос Елены звенел металлом.
Дмитрий перевернулся на бок, натянул одеяло на голову. Снова это проклятое развитие.
Каждые выходные одна история — ребенок ревет, жена нервничает, а он лежит и думает, когда это кончится.
Хлопнула входная дверь. Тишина.
Он поднялся, прошлепал на кухню. На холодильнике висело расписание, исписанное мелким почерком Елены:
«Понедельник — рисование 16:00, вторник — танцы 17:30, среда — логопед 15:00…»
Дмитрий пробежал глазами по строчкам. Семь занятий в неделю. Семь! Ребенку четыре года.
— Когда же она играет? — пробормотал он, наливая кофе.
Год назад все началось безобидно. Елена записала Машу на рисование — «для развития творческих способностей».
Дмитрий тогда только улыбнулся: пусть рисует, если нравится.
Но через месяц появились танцы — «для пластики».
Потом английский — «чтобы не отставала от сверстников».
Логопед — «исправить дикцию».
Музыкальные занятия — «развить слух».
Каждый месяц что-то новое, каждая неделя — новый список покупок.
Дмитрий наблюдал, как их квартира превращается в склад детских аксессуаров, а дочь — в маленького офисного работника с плотным расписанием.
В прихожей громоздились детские рюкзачки — синий для танцев, красный для рисования, зеленый для английского.
Как багаж взрослого человека, собравшегося в долгую командировку.
Дмитрий вспомнил себя в четыре года. Песочница во дворе, велосипед, догонялки с мальчишками. Никого не развивали — росли сами, как трава.
— Папа! — ворвалась в квартиру Машенька, красная от холода. — А ты не пошел на работу?
— Суббота же, солнышко. — Он подхватил дочь на руки. — Как английский?
Маша скривилась:
— Скучно. Там тетя заставляет повторять «хэллоу» и показывать картинки. А Ваня плакал, потому что не хотел говорить «гуд бай».
Елена стояла в дверях, расстегивая пальто. Лицо усталое, губы поджаты.
— Не слушай её, — бросила она Дмитрию. — Учитель говорит, что Маша очень способная.
— Мам, а можно я сегодня не пойду на танцы? — робко спросила Машенька.
— Конечно, нельзя! — отрезала Елена. — Мы же договаривались. Сначала обед, потом танцы, потом логопед.
— Логопед в субботу? — удивился Дмитрий.
— Индивидуальное занятие. Дополнительно.
Дмитрий посадил дочь на пол. Маша тут же побежала к игрушкам, но Елена перехватила ее за руку.
— Не разбрасывай! Через час выходим. Переодевайся в спортивную форму.
— Лен, — осторожно начал Дмитрий, — может, дадим ребенку отдохнуть?
Елена обернулась, в глазах полыхнул гнев:
— Отдохнуть? Дима, ты понимаешь, что сейчас такая конкуренция? Дети в три года уже знают алфавит! А наша что — будет отставать?
— Да при чем тут отставание! Ей четыре года!
— Именно! Самое время развиваться! — Елена говорила быстро, захлебываясь словами. — Ты же видишь, какая она способная.
Учительница танцев сказала — у Маши природная грация. А английский — вообще как губка впитывает!
Дмитрий смотрел на жену и не узнавал. Когда она стала такой неистовой? Когда в ее глазах поселилась эта тревожная решимость?
Раньше Елена была спокойной, рассудительной. А теперь каждое утро начиналось с проверки расписания, каждый вечер — с подготовки к завтрашним занятиям.
Даже по выходным она не расслаблялась, листала интернет в поисках новых развивающих программ, звонила знакомым мамам, выясняя, куда водят их детей.
«А вы пробовали ментальную арифметику? А робототехнику? А шахматы?» — сыпались вопросы из телефонной трубки.
Дмитрий чувствовал себя зрителем в театре абсурда.
— Лен, а ты помнишь, как мы сами в детстве…
— Не помню! — резко оборвала она. — И вспоминать не хочу!
Маша стояла посреди комнаты с куклой в руках и смотрела на родителей круглыми глазами.
— Мама, а почему вы ругаетесь?
— Мы не ругаемся, солнышко. — Елена присела рядом с дочерью. — Папа просто не понимает, как важно заниматься. Ты же любишь танцы?
Маша неопределенно кивнула. В ее взгляде Дмитрий прочел растерянность — ребенок не знал, какой ответ от него ждут.
До танцев оставалось полчаса, но Елена уже суетилась, собирая сумку. Форма, чешки, бутылочка с водой — все строго по списку, который висел на стене детской.
— А если не пойдем сегодня? — попробовал Дмитрий еще раз. — Останемся дома, поиграем…
— Ты с ума сошел? — Елена повернулась к нему всем корпусом. — Мы же оплатили месяц вперед! К тому же пропускать нельзя — отстанет от группы!
— От какой группы, Лен? Это же не институт!
— Вот именно такое отношение! — вспыхнула жена. — Тебе все равно! А потом будешь удивляться, почему наш ребенок ничего не умеет!
Дмитрий почувствовал, как внутри закипает раздражение. Каждый разговор о детских занятиях превращался в обвинения.
Как будто он враг собственной дочери, саботирующий ее блестящее будущее.
Он пытался протестовать мягко, намеками: «А может, слишком много для такого возраста?»
Елена отвечала цифрами и фактами:
«Соня из соседнего подъезда в четыре уже читает! А Петя умеет считать до ста!»
Дмитрий не знал, откуда жена берет эти сведения о чужих детях-вундеркиндах, но спорить с ними было бесполезно.
— Машенька, одевайся! — скомандовала Елена.
Ребенок послушно поплелся в прихожую. Дмитрий видел, как поникли ее плечики, как медленно она натягивала куртку.
— Не хочу на танцы, — тихонько всхлипнула Маша.
— Не хочешь — значит, ленишься! — отчеканила Елена. — А лентяи ничего в жизни не добиваются!
Что-то оборвалось в груди у Дмитрия. Он смотрел на четырехлетнюю дочь, которую называли лентяйкой за нежелание проводить выходные в студиях развития.
— Стой! — рявкнул он так, что Елена вздрогнула. — Никто никуда не идет!
— Дима, что с тобой?
— Что со мной? — Дмитрий шагнул к жене, глядя ей прямо в глаза. — А что с тобой, Лена?
Ты превратила ребенка в заводную игрушку! График как у министра, ни минуты свободного времени!
— Я делаю все для ее будущего!
— Для какого будущего? — Голос Дмитрия сорвался на крик. — Дай ребенку просто быть ребенком!
Дай ей поиграть, побегать, повозиться с куклами! Она же не робот!
Елена побледнела. Губы дрожали.
— Ты… ты не понимаешь, — прошептала она. — Если я не буду ее развивать… если упущу время…
— Время чего, Лен?
Жена опустилась на табуретку, закрыла лицо руками. Плечи затряслись.
— Я не хочу, чтобы она была как я, — глухо проговорила Елена. — Чтобы смотрела на других детей и завидовала.
Дмитрий осторожно присел рядом. Маша стояла в дверях, широко раскрыв глаза.
— Как это — завидовала?
Елена подняла голову. Глаза красные, по щекам текут слезы.
— Мы были бедные, Дим. Очень бедные. — Голос срывался, но она продолжала. — Родители еле концы с концами сводили.
Папа работал на заводе, мама — уборщицей в школе.
А я смотрела, как одноклассницы рассказывают про музыкальную школу, про танцы, про кружки…
У них было столько интересного! А у меня — ничего.
Я сидела дома после уроков, делала домашнее задание и смотрела в окно.
Завидовала каждой девочке с нотной тетрадкой, каждому мальчику со спортивной сумкой.
Мне казалось, что весь мир проходит мимо меня.
Дмитрий взял жену за руку. Теперь он понимал.
Понимал эту лихорадочную гонку за развитием, эти списки занятий, это отчаянное желание дать дочери то, чего не было у самой Елены.
— Я хотела в художественную школу, — продолжала жена, вытирая слезы. — Но платить было нечем.
Хотела заниматься музыкой — тоже денег не было.
И я дала себе слово: мой ребенок сможет все! Все кружки, все занятия, все возможности!
— Лен…
— Я знаю, что перегибаю! — всхлипнула Елена. — Но не могу остановиться. Когда вижу объявления о наборе в студии, у меня сердце колотится.
Вдруг это то самое, что раскроет ее талант? Вдруг я упущу шанс?
Дмитрий обнял жену за плечи. Маша подошла и прижалась к маме.
— Мамочка, не плачь. Я пойду на танцы, если хочешь.
Елена рывком подняла голову, посмотрела на дочь. В детских глазах не было радости — только покорность и желание утешить расстроенную маму.
— Нет, — тихо сказала Елена. — Не пойдешь. Сегодня никуда не пойдешь.
Она встала, подошла к холодильнику, сняла расписание. Долго смотрела на исписанный лист.
— Может, оставим только то, что ей действительно нравится? — предложил Дмитрий.
— А что ей нравится? — растерянно спросила Елена. — Я даже не знаю… Машенька, что тебе больше всего нравится?
Девочка задумалась, потом неуверенно произнесла:
— Рисование. И когда мы с папой в парке качаемся на качелях.
Елена грустно улыбнулась:
— Качели в расписание не входят.
— Должны входить, — твердо сказал Дмитрий. — Обязательно должны.
Он взял расписание из рук жены, вычеркнул половину занятий. Остались рисование и танцы — два раза в неделю.
— А остальное время — для детства, — объявил он. — Для игр, прогулок и качелей.
Елена кивнула. Не сразу, но кивнула.
— Только… — она помолчала, — только давай еще английский оставим. Один раз в неделю. А то вдруг в школе понадобится…
Дмитрий посмотрел на жену и понял: ей потребуется время, чтобы перестать бояться упущенных возможностей.
Возможно, очень много времени. Страхи из детства не исчезают по щелчку пальцев. Они сидят глубоко, выползают наружу в самые неожиданные моменты, заставляют принимать иррациональные решения.
Елена боролась не с настоящим, а с призраками прошлого — с бедностью, ограничениями, невозможностью «позволить себе».
Теперь, когда у них есть деньги на любые кружки, она пыталась наверстать упущенное через дочь.
— Хорошо, — согласился он. — Английский оставим.
Меркантильная Кира