В детстве мамина ладонь казалась Ане надёжным убежищем. Прижмёшься к ней — и никакие школьные обиды не страшны. С годами эта же ладонь превратилась в капкан, из которого приходилось вырываться с куском собственной жизни.
— Аня! Ты опять не помыла за собой тарелку! Вот так и не выйдешь никогда замуж! Какой мужик захочет со свиньей жить?! Конечно будет разводиться, — мать бросала фразы, как камни, метко, с оттяжкой, так, чтобы наверняка оставили синяк на душе.
— У меня нет мужа, мам, — пятнадцатилетняя Аня прятала взгляд в учебник алгебры.
— Вот и не будет с таким отношением к порядку. Мужики приходят и уходят, а мать — одна. Запомни это.
Аня запоминала. Впитывала кожей. На каждое мамино «запомни» складывала в копилку памяти очередную горькую пилюлю материнской мудрости.
Ей было шестнадцать, когда мать взяла первый кредит на ремонт их убогой однушки на окраине промышленного города. Аня тогда устроилась после школы в продуктовый — таскать ящики с овощами и фруктами. На первую зарплату купила маме серьги с фианитами.
— Это что за блестяшки? — скривилась Елена Сергеевна, разворачивая маленькую коробочку. — Лучше бы деньги отдала, у меня платёж по кредиту через неделю.
Серьги исчезли в недрах комода, а с ними — и что-то важное внутри Ани. Что-то, что называется надеждой на одобрение. Больше она подарков не дарила. Молча отдавала деньги, когда мать протягивала руку.
В двадцать мать чуть не продала их вторую комнату в квартире — тесную, с желтеющими обоями, но всё-таки свою.
— Мам, не надо, — умоляла Аня. — Нам жить негде будет!
— Мне виднее, — отрезала Елена Сергеевна. — Я вон, гараж твоего отчима продала, когда он ушёл. И ничего. Мне бы только долги отдать.
Долги были вечными. Мать Ани умела как-то так распорядиться деньгами, что их вечно не хватало ни на что, хотя и работа была постоянная, и мать считала каждую копейку. Но денег не хватало.
В итоге комнату не продали — Аня взяла ещё одну подработку, вечерами редактировала курсовые знакомых за деньги. Мать молча забирала купюры, никогда не благодарила и не считала нужным отчитываться, куда они уходят.
В двадцать пять, получив первую серьёзную должность в маркетинговом агентстве, Аня вдруг решилась и взяла кредит на машину. Подержанную — серебристую, компактную, мечта, а не машина. Ради неё Аня экономила на обедах, на одежде, даже на походы в кафе с коллегами на кофе.
— Зачем тебе эта головная боль? — не унималась мать. — Ты же за рулём как курица слепая. И денег уйдёт — не сосчитать.
Но Аня настояла. Впервые в жизни сделала что-то большое для себя, а не для погашения очередного маминого кредита.
Правда, радость оказалась недолгой. На второй день после покупки Елена Сергеевна как бы между прочим заметила:
— Дай-ка мне запасной ключ от твоей тарахтелки. На всякий случай. Вдруг с тобой что случится, кто машину заберёт?
Аня хотела возразить, что не случится, что она аккуратный водитель, что это её собственность… Но привычка уступать матери оказалась сильнее. Она отдала ключ.
А через неделю мать уже катала на Аниной машине своих подруг по магазинам. «Наша машинка», — говорила она им. «Вместе с Анюткой взяли».
Аня молчала. Проглатывала обиду, как проглатывала все эти годы: вместе с комком в горле, с тяжестью в желудке, с бессонницей по ночам.
Так бы всё и продолжалось — год за годом, обида за обидой, уступка за уступкой. Но судьба столкнула Аню с Вадимом.
Они познакомились на корпоративе — банальней не придумаешь. Он был из отдела безопасности, высокий, с весёлыми морщинками вокруг глаз и удивительной способностью слушать. Не просто кивать, а действительно слышать.
— Хочешь что-то рассказать, но не решаешься? — спросил он на третьем свидании, когда Аня в очередной раз уклонилась от разговора о семье.
— С чего ты взял? — она занервничала, теребя салфетку.
— У тебя лицо меняется, когда речь заходит о доме. Складка между бровей появляется, — он легонько коснулся её лба. — Вот здесь.
Аня разрыдалась. Прямо там, в уютном кафе с клетчатыми скатертями и запахом свежей выпечки. Рыдала, размазывая тушь по щекам, сбивчиво рассказывая о матери, о деньгах, о вечном чувстве вины, о непробиваемой стене отчуждения между ними.
Вадим слушал. Не перебивал. А потом сказал фразу, которая перевернула её мир:
— Аня, это не любовь. Это абьюз.
Она не сразу поверила. Какой ещё абьюз? Мать же не бьёт её, не запирает дома, не морит голодом. Просто… просто привыкла командовать. И Аня привыкла подчиняться.
— Почитай про эмоциональное насилие, — мягко посоветовал Вадим. — А потом решишь сама.
Аня читала всю ночь. Статьи, форумы, книги. И с каждой прочитанной страницей что-то ледяное внутри неё начинало оттаивать. Она как будто смотрела на свою жизнь со стороны и видела — ясно, чётко — все узлы, которыми была связана.
Первым делом она решила съехать от матери. Накопила денег, нашла крошечную студию на другом конце города. Мать закатила скандал.
— Ты предаешь меня, — шипела она, наматывая круги по кухне. — После всего, что я для тебя сделала! Вырастила тебя, одна, без отца! А ты…
— Я не ухожу навсегда, — тихо возразила Аня. — Просто хочу жить отдельно. Мне уже тридцать четыре, мам.
— Мне всё равно, сколько тебе! Девочка должна жить с матерью, пока замуж не выйдет.
— А если не выйду?
— Значит — навсегда!
Тогда Аня не ушла. Струсила. Но спустя полгода Вадим сделал ей предложение, и отговорка больше не работала.
Свадьбу сыграли скромную, без пышных гуляний. Мать сидела с каменным лицом, не прикасаясь ни к еде, ни к выпивке. В подарок молодым она принесла комплект постельного белья.
Аня перевезла вещи в квартиру Вадима — тот жил в двушке с десятилетним сыном от первого брака. Паша, веснушчатый и серьёзный не по годам мальчик, сначала дичился, но быстро оттаял, когда Аня показала ему, как готовить настоящую пасту карбонара.
Впервые в жизни у Ани появилась своя семья. Настоящая. С ужинами за общим столом, с обсуждением планов на выходные, с совместными поездками на дачу. Вадим не требовал отчёта за каждую потраченную копейку, не закатывал истерик из-за невымытой чашки, не напоминал через каждое слово, как ей повезло с ним.
И только одна тень омрачала их счастье — мать. Она звонила ежедневно, по нескольку раз. И каждый разговор превращался в допрос с пристрастием.
— Что на ужин готовила? Небось, эту свою итальянскую бурду? А русские щи разучилась варить? Муж-то не жалуется ещё?
— Как там мальчишка этот? Небось, капризный. Чужие дети — они такие. Не привыкай сильно, а то больно будет, когда он вырастет и забудет, кто его растил.
— Деньги-то на что тратишь? Смотри, не разбрасывайся. Мужики — они скупые, увидит, что транжира, враз другую найдёт.
А однажды Елена Сергеевна позвонила с неожиданной новостью:
— Знаешь что? Я твою машину продаю.
— Что?! — Аня чуть не выронила телефон. — Какую ещё машину?
— Нашу, какую же ещё.
— Мам, это моя машина. Я за неё кредит платила.
— Ну и что? Она тут стоит, пылится. А мне деньги нужны. Давай второй ключ привози. Буду продавать!
Вадим, видя, как Аня дрожит после этого разговора, предложил съездить и забрать машину.
— Имеешь полное право, — сказал он. — Это твоя собственность.
Они поехали вдвоём. Елена Сергеевна выскочила на лестничную клетку.
— А, явилась! И муженька привела, что, страшно было? — она скрестила руки на груди. — Что, силой старую мать запугивать будете?
— Мама, мы за машиной, — Аня старалась говорить ровно. — Ты не можешь её продать, она оформлена на меня.
— Документы-то у меня! И ключи!
— Документы мы в ГИБДД восстановим, — спокойно сказал Вадим. — И ключь второй тоже сделаем, если потребуется.
— Вы… вы… — Елена Сергеевна задохнулась от возмущения. — Да ты посмотри на него, Аня! Командует тут! А с матерью как быть? Мне что, пешком теперь?!
— Мам, ты всю жизнь пешком ходила, — тихо сказала Аня. — И ничего. А машину я забираю. Она моя.
Они уехали под градом проклятий.
В тот же вечер Аня приняла решение.
— Хочу продать машину, — сказала она Вадиму. — Эта история… она как резинка, которая тянет меня обратно. Хочу порвать её раз и навсегда.
— Уверена? — он внимательно посмотрел на неё.
— Да. Купим стиральную машину новую и отложим остальное.
— Тебе решать, — он пожал плечами. — Я поддержу любой вариант.
Покупателя нашли быстро. Машина ушла за приличную сумму — Аня была аккуратным водителем, и состояние было отличное.
Новую стиральную машину выбирали вместе с Пашей — мальчик деловито изучал технические характеристики, сравнивал обороты и режимы, будто бывалый инженер.
Оставшуюся сумму положили на карту. «На путешествие», — мечтательно сказала Аня. Вадим и Паша одобрительно закивали.
Аня не рассказывала матери о продаже. Не видела смысла. Они созванивались теперь редко — раз в неделю, не больше. Елена Сергеевна каждый раз находила повод для упрёка: то голос у Ани усталый, «муж, небось, заездил», то в магазин она не сходила, «а у матери давление скачет, ноги не ходят».
Аня научилась фильтровать эти претензии. Пропускать мимо ушей. Не принимать близко к сердцу. В конце концов, у неё теперь была другая жизнь. СВОЯ жизнь.
И вот однажды — в самый обычный вторник — телефон взорвался резким звонком. Аня насторожилась, увидев на экране «Мама».
— Да, мам?
— Аня, — голос матери звучал требовательно, без приветствия, без преамбулы. — Переводи деньги от машины мне — делись давай. У тебя теперь муж, тебе не надо, а я одна, — приказала мать и сбросила.
Аня застыла с телефоном в руке. Мысли путались. Откуда мать узнала? Соседи сказали? Или просто догадалась?
Вадим, заметив её состояние, обнял за плечи:
— Что случилось?
Аня молча показала телефон.
— Она хочет деньги за машину.
— И что ты думаешь?
Аня молчала. Ворошила в голове воспоминания: вот она, шестнадцатилетняя, отдаёт первую зарплату; вот она умоляет не продавать комнату; вот она со слезами на глазах отдаёт ключи от машины.
— Ничего, — наконец сказала она. — Ничего не думаю.
В ту ночь она не спала. Перебирала варианты: позвонить и сказать «нет»? Заблокировать номер? Выслать какую-то сумму, чтобы отстала?
Утром встала с чётким планом. Собрала все документы по машине: договор купли-продажи, страховки, квитанции об оплате налога, кредитные выписки. Сложила в аккуратную папку.
— Ты уверена? — спросил Вадим, наблюдая за её сборами.
— Да, — кивнула Аня. — Надо закрыть этот вопрос. Раз и навсегда.
Она ехала к матери без предупреждения. В голове стучала только одна мысль: «Это конец. Конец всему этому».
Дверь квартиры открыла своим ключом — тем самым, который остался ещё со школы. Елена Сергеевна сидела на кухне, в засаленном халате, с чашкой чая. Увидев Аню, даже не удивилась:
— Явилась всё-таки. Опомнилась? Давай, переводи, я записала номер карты.
Аня молча положила перед ней папку с документами.
— Это что ещё? — нахмурилась мать.
— Посмотри, — спокойно сказала Аня. — Тут всё: квитанции, платежи, страховки. Всё, что я платила за эту машину. Сама. За свои деньги. Ты ездила — бесплатно. Даже не заправляла бензин! Я платила. Ты пользовалась и молчала. А теперь молчи и дальше.
— Ты мне бумажки принесла? — Елена Сергеевна скривилась. — Думаешь, я буду это читать?
— Не надо, — Аня покачала головой. — Я пришла сказать, что теперь ты — действительно одна.
В глазах матери мелькнуло что-то — страх? удивление? — но она быстро взяла себя в руки:
— Ты мне угрожаешь, что ли? Мать бросить решила? После всего, что я для тебя…
— Нет, мама, — перебила Аня. — Не угрожаю. Я просто констатирую факт. Ты всегда говорила: «Мужики приходят и уходят, а мать — одна». И ты права. Мать у меня одна. Но знаешь… дочь у тебя тоже одна. И ты её потеряла.
Она повернулась и вышла, не оглядываясь. Не слушая криков и проклятий, которые мать опять кричала ей вслед.
Вечером, вернувшись домой, Аня открыла телефон и несколько секунд смотрела на контакт «Мама». Потом, не колеблясь, нажала кнопку «Заблокировать».
Просто — отключила.
Вадим молча обнял её сзади, положив подбородок на плечо.
— Как ты? — спросил он.
— Свободна, — ответила Аня и впервые за долгое время улыбнулась без тени вины в глазах.
Мать придет еще требовать денег или успокоилась? Как думаете?
Незваные гости