Иногда ноябрь в Подмосковье тянется бесконечно. Дожди, слякоть, рано темнеет — даже до работы добираешься в темноте и домой возвращаешься, когда фонари уже горят. Вера устало сбросила промокшие ботинки в прихожей. В квартире непривычно тихо — сын на дополнительных занятиях, должен вернуться через час.
— Саш? — позвала она. — Ты дома?
Муж сидел на кухне. Странно — обычно в это время он ещё в офисе. Вид — словно проглотил что-то несъедобное.
— Случилось что? — Вера почувствовала, как внутри всё сжалось.
Александр поднял глаза — и в них было что-то такое, отчего Вера сразу поняла: да, случилось. И снова она. Наташа.
— Мама звонила, — начал он.
Вера молча повесила куртку на спинку стула. Любой разговор, начинающийся с «мама звонила», обычно заканчивался очередной историей о том, как тяжело живётся его младшей сестре, и новой суммой, которую нужно перевести.
— И что на этот раз? — Вера старалась говорить естественно, но голос всё равно дрогнул.
Три года — вот уже три года они жили с этим. С тех пор, как у тридцатилетней Наташи случилось всё сразу: муж ушёл, ребёнка потеряла на позднем сроке, работу пришлось оставить. Как там говорят психологи? «Кластерный кризис»? Когда всё обрушивается одновременно. В общем глубокая депрессия.
Но три года прошло. А Наташа всё там же — в своей личной яме. Только глубже зарылась.
Александр прокашлялся:
— Мама сказала, сестра будет жить у нас. Её из квартиры выселили, — развёл руками муж, словно извиняясь. — Тётя Люда больше не может.
Вера медленно опустилась на стул. Вот оно. Дождалась.
— Что значит «выселили»? Почему?
Александр отвёл взгляд:
— Тётя Люда говорит, что больше не справляется. Говорит, что боится… за Наташу. У неё там… случай был. Пришлось скорую вызывать.
Вера закрыла глаза. Она догадывалась, о каком «случае» идёт речь. Тётя Люда, сестра свекрови, взяла Наташу к себе два года назад — «пока не встанет на ноги». Квартира большая, места хватало, да и женщина она добрая. Только вот не рассчитала своих сил.
— И что, теперь к нам? — Вера почувствовала, как внутри поднимается волна возмущения. — А мама твоя? Она же мать родная!
— Мама в Рязани. Ты же знаешь, у неё там работа, квартира маленькая, да и возраст уже… — Александр смотрел куда-то в сторону.
— А наша квартира, значит, резиновая? — Вера не выдержала. — У нас двушка, Саш. Сын растёт, ему своё пространство нужно. Где мы её разместим? На кухне?
— Временно же. Раскладушку поставим.
— Временно? — Вера горько усмехнулась. — Как и те деньги, что мы ежемесячно переводим? Тоже временно? Уже три года, Саш. Три!
— Вер, ну она же моя сестра… — в голосе мужа звучала мольба.
Вера встала, подошла к окну. За стеклом мокрые голые деревья, люди спешат домой, прячась под зонтами. Обычная жизнь. Которая вот-вот рухнет.
— Что случилось у тёти? — спросила она, не оборачиваясь. — Давай начистоту.
Александр тяжело вздохнул:
— Наташа… принимает лекарства. По назначению врача. Но в тот день она… выпила почти всё. Тётя вовремя заметила, ей показалась странной поза, в которой якобы уснула Наташа и вызвала помощь.
— И после этого тётя Люда решила…
— Что больше не может рисковать, — закончил за неё Александр. — Она пожилая женщина, сама еле ходит. Говорит, что боится возвращаться домой — вдруг опоздает в следующий раз.
— А врачи? — спросила Вера. — После такого должны были оставить в больнице, наблюдать.
— Три дня подержали и выписали. Сказали — амбулаторно. А в стационар только по её согласию, а она не согласна.
— Конечно, не согласна, — пробормотала Вера. — Зачем в больницу, когда можно на шее у родственников посидеть?
— Вера!
— Что «Вера»? — она повернулась к мужу. — Открой глаза! Три года твоя сестра не хочет ничего делать для себя. Работу не ищет, с постели не встаёт. Я понимаю — горе, трагедия. Но сколько можно? Ты на себя посмотри — измотан весь. Каждый месяц деньги отсылаем, словно выкуп.
— Она в депрессии, — тихо сказал Александр. — Это болезнь.
— Знаю. Я не против помогать. Но есть разница между помощью и потаканием. Что изменится, если она к нам переедет? Будет так же лежать, только уже в нашей гостиной.
Александр молчал, глядя под ноги.
— Когда она приезжает? — спросила Вера.
— В субботу. Мама купила ей билет.
Значит, всё уже решено. Без неё. За неё. Как обычно.
— Нет. В 33 пора бы повзрослеть. Хватит на шее сидеть, — твёрдо сказала она. — Мы три года переводили деньги. Как взносы — в чёрную дыру. А теперь вы хотите, чтобы я ещё и дома свою жизнь под это подстраивала?
— Вера, ну надо же что-то делать, — Александр поднял на неё растерянный взгляд. — Ей негде жить.
— Есть. Пусть едет к матери. Там хотя бы будет под присмотром.
— Мама работает целыми днями, — покачал головой муж. — Как она за ней присмотрит?
— А я, значит, не работаю? — Вера скрестила руки на груди. — У меня авралы на заводе каждый месяц. Кто будет за твоей сестрой присматривать здесь? Или ты думаешь, я брошу работу и стану сиделкой?
— Я не это имел в виду…
— Тогда что? Саша, я тебя по-человечески спрашиваю — что изменится, если она переедет сюда? Станет искать работу? Начнёт жить нормально? Или так и будет целыми днями в комнате сидеть, в стену смотреть, а мы будем на цыпочках вокруг неё ходить, опасаясь, как бы чего не вышло?
Александр молчал. Потому что ответ он знал. И Вера знала.
— Ей нужна не новая квартира, — продолжила Вера уже мягче. — Ей нужно по-настоящему изменить свою жизнь. А это не получится, если она просто переедет в другую комнату и продолжит там лежать.
— Но мама говорит…
— Твоя мама сейчас в панике. Я её понимаю. Но мы тут ничем не поможем. Всё будет ещё хуже.
Вера вдруг представила — Наташа, лежащая на диване, их сын, боящийся шуметь, она сама, с нервами на пределе, муж, замученный работой, проблемами и бесконечной виной.
— У меня есть другое предложение, — сказала Вера, и в голове уже складывался план. — Пусть едет к маме.
— Мама говорит, она не может…
— Мама просто не хочет, — отрезала Вера. — Это её дочь, Саша. И если ситуация настолько серьёзная, то лучше Наташе быть рядом с матерью. А у твоей мамы на складе, насколько я помню, постоянно людей не хватает?
— Да, фасовщицы нужны, — кивнул Александр.
— Вот! Наташа устроится на склад к твоей маме. И работа будет, и под присмотром. А главное — у неё в том городе подруги детства, школьные, может, и институтские. Люди, которые её знали ещё до всех этих проблем.
— Но Наташа не хочет возвращаться в Рязань, — покачал головой муж. — Говорит, там всё напоминает…
— О чём? — перебила Вера. — О детстве? О времени, когда она была счастлива? Так, может, это и нужно? Такие знаешь, якоря в прошлом. Чтобы вспомнить, какой она была. И что может снова стать такой.
Александр задумался. Видно было, что идея ему понравилась, но он боялся даже себе в этом признаться.
— И коллектив там хороший, — подхватила Вера, чувствуя, что муж колеблется. — Сам знаешь, какие бабы на складах — хохотушки, сплетницы, никогда скучно не будет. Наташка послушает других историй — у кого муж ушёл, у кого дети больные, у кого кредиты до пенсии. Поймёт, что не одна она в мире несчастная.
— Я не знаю, Вер, — Александр потёр переносицу. — А если откажется?
— Значит, ей не настолько плохо, как она говорит, — пожала плечами Вера. — Если человек реально на дне — он любую руку помощи примет. А если выбирает, значит, не так уж и выбраться хочет.
Муж молчал, смотрел в окно. За стеклом уже стемнело. Первый снег пошёл — мокрый, превращающийся в слякоть.
— Ладно, — наконец сказал он. — Я попробую поговорить с мамой. Но если она откажется…
— Тогда будем думать дальше, — кивнула Вера. — Но я категорически не согласна, чтобы Наташа жила с нами. Это не поможет, только все перессоримся.
Разговор с мамой вышел тяжёлым — Вера слышала, как Александр почти кричал в телефон, потом долго молчал, слушая ответные тирады, потом снова пытался что-то доказывать. Закончилось всё хлопаньем двери — муж ушёл на лестничную клетку договаривать.
Вернулся через полчаса:
— Мама говорит, не может её к себе взять. Работает с утра до вечера, Наташа будет одна целыми днями. А в таком состоянии это опасно.
— А со мной, значит, не опасно? — Вера покачала головой. — Я тоже весь день на работе.
— Так у нас хоть сын после школы дома…
— Вот ещё! — Вера даже задохнулась от возмущения. — Ребёнка в надзиратели определить хочешь? Чтобы за тётей следил, не натворила бы чего? Совсем с ума сошёл?
— Нет, не так, — Александр отвёл глаза. — Просто не одна будет…
— Не выйдет, Саш, — Вера встала из-за стола. — Найдите другой вариант. Или мать пусть сама поживёт с дочерью какое-то время, или к себе заберёт. В конце концов, в Рязани наверняка есть какие-то центры помощи, группы поддержки…
— Группы поддержки? — горько усмехнулся муж. — В Рязани? Ты серьёзно?
— А что? Не так уж это и глухая провинция.
Два дня они почти не разговаривали. Вера ходила на работу как в тумане — внутри всё кипело. Почему они должны расплачиваться за чужие проблемы? Почему нельзя просто помогать деньгами, советом, но не пускать все эти проблемы в свой дом? Ведь ясно, чем всё закончится — новым кризисом, скандалами, а то и хуже.
На третий день, в пятницу вечером, раздался звонок. Александр, сидевший в кресле с ноутбуком, нахмурился, посмотрев на экран телефона:
— Это мама.
Вера напряглась. Наверняка сейчас начнётся новый виток давления. Она инстинктивно сжалась, словно готовясь к защите.
Но разговор неожиданно пошёл по другому сценарию. Александр в основном слушал, лишь изредка вставляя короткие реплики: «Да, понятно», «Когда?», «Точно?»
Закончив звонок, он посмотрел на Веру каким-то странным взглядом:
— Мама взяла отпуск на две недели. Поедет сама за Наташей, заберёт к себе.
— Правда? — Вера не поверила своим ушам. — Но как же работа? Она же говорила, что не может?
— Договорилась с начальством, — пожал плечами муж. — И соседку свою подключила, чтобы приглядывала, пока она на работе будет.
— Но… почему?
— Не знаю, — Александр потёр лоб. — Мама звучала как-то странно. Сказала, что поговорила с тётей Людой подробнее. И что ты, возможно, права. Наташе нужна рутина, работа, общение. А не просто смена места жительства.
Вера не знала, что сказать. Неужели обошлось? Неужели её услышали?
— И ещё сказала, что договорилась на складе. Возьмут Наташу фасовщицей, как испытательный срок пройдёт.
— Надо же, — Вера наконец позволила себе расслабиться. — Слушай, не знаю, что там у вас по телефону было, но я рада, что так вышло.
Александр кивнул, но как-то неуверенно. Видно было, что он сам ещё не до конца понимает, что произошло.
— А ты так и будешь деньги отсылать? — спросила Вера.
— Да, — муж посмотрел ей в глаза. — Хотя бы маме деньги отправлять, пока Наташа не встанет на ноги окончательно, не проработает хотя бы пол года.
— Я не против, — улыбнулась Вера. — Главное, чтобы всё это не было напрасно и не у нас дома. Чтобы она сама действительно начала выкарабкиваться.
Прошёл месяц. Наташа устроилась на склад фасовщицей. По словам свекрови, первую неделю ходила как робот — молча приходила, молча работала, молча уходила. Потом постепенно оттаяла, стала общаться с коллегами. Те взяли её в оборот — то в парк погулять позовут, то чаю попить после смены, то истории свои рассказывают — кто где работал, кто как с мужьями разводился, кто как детей поднимал.
В начале декабря Вера совершенно неожиданно получила сообщение от Наташи — первое за долгое время.
«Я не говорю спасибо. Потому что это было больно. Но, наверное, ты всё правильно сделала».
Вера долго смотрела на эти слова. Потом написала в ответ: «Я рада, что у тебя получается».
Александр продолжал переводить деньги — но теперь матери, а не сестре напрямую. Вера больше не возражала.
Через месяц ситуация заметно изменилась. Наташа устроилась фасовщицей на полную ставку официально на склад, получила первую зарплату и даже начала откладывать на съёмную комнату.
Свекровь звонила раз в неделю с отчётами: дочь сходила в бассейн с коллегами, записалась на маникюр.
В начале декабря Вера получила сообщение от Наташи: «Я не говорю спасибо. Потому что было больно. Но ты правильно сделала».
Александр продолжал отправлять деньги матери. Но теперь это были целевые расходы, а не бесконечная «чёрная дыра».
Новогодние праздники семья встретила без привычного напряжения и тяжёлых разговоров. Впервые за три года не приходилось ходить на цыпочках, выбирая слова. Вера получила желаемое — нормальную, спокойную жизнь без чужих проблем под боком. А Наташа — шанс наконец-то встать на ноги.