— Мама, постой, ты не можешь! Куда мы пойдем? — в голосе сына прозвучала паника. — Ты же говорила, что квартира потом моя будет…
— Я ждала тебя неделю, Дима! Неделю! Твоя дочь каждый день смотрела на дверь, а ты даже не позвонил! Ты променял ее на спокойствие рядом с юбкой своей жены!
— Ты выберешь прямо сейчас, она или мы, — Катя прижимала к себе дочь.
— Я не буду выбирать, отдай сумку, — Дима подошел ближе. — Просто успокойся и отдай сумку, мы обо всем поговорим.
— Да я не собираюсь с тобой разговаривать, — Катя перешла на крик, по щекам бежали слезы. — Я на такое не договаривалась с тобой.
У нас один ребенок, единственный, понятно? И ты сейчас должен выбрать, кто тебе дороже!
— Катя, тебе надо отдохнуть. Мне все дороги, и выбирать я не собираюсь. Отдай мне сумку, и мы спокойно обсудим все.
Скандал только начинался, причем не в первый раз. Катя устраивала подобные истерики через день.
Но Алина больше терпеть не собиралась. Она прошла мимо, словно призрак, ее никто и не заметил, тихо открыла дверь и вышла.
— Ты пойми, она тоже моя дочь, — говорит Дима. — У нее кроме нас с тобой больше никого нет.
— Это не мои проблемы, не мои! Я хочу жить спокойно, без посторонних!
— Она не посторонняя, я думал, ты хоть немного поймешь.
— Поймешь? Почему я должна тебя обнимать? А если я сейчас притащу ребенка от чужого мужика, что ты скажешь?
— Это другое, Катя. И, знаешь, я бы тебя принял и с чужим ребенком и воспитывал бы как родного.
— Не ври мне! — Катя кричала, дочка стояла рядом с ней, испуганно смотрела то на маму, то на папу.
— Ты можешь не орать? Алина все слышит! Подумай, ей какого? Она недавно потеряла мать.
— О! Давай я теперь о ней подумаю! Она потеряла мать, но обрела отца и бабушку, и теть и дядь, и всё в куче!
Как думаешь, что лучше, потерять мать-ал.кого.личку или обрести огромную кучу родни?
Слова Кати повисли в воздухе, Дима смотрел на нее, и в его взгляде была не злость, а усталость.
Он так устал от этих криков, от этой ненависти, которая поселилась в их доме с появлением Алины.
— Катя, прекрати, — его голос был тихим, почти умоляющим. — Ты же не такая. Я знаю тебя другой. Ты добрая, понимающая. Куда всё это делось?
— Делось? — она истерически рассмеялась. — Оно делось в тот день, когда ты привел в наш дом свою… свою дочь!
Ты разрушил нашу жизнь, Дима! Нашу! Посмотри на Анечку, она же боится тебя!
— Хорошо. Хорошо, я понял. Давай успокоимся. Ради Ани, пожалуйста, — он перевел дыхание, пытаясь подобрать слова. — Я не прошу тебя любить Алину.
Я просто прошу дать ей шанс, дать нам всем шанс. Она ребенок, Катя, испуганный, одинокий ребенок. Она не виновата, что родилась.
Он говорил тихо, искренне, и на мгновение лед в глазах Кати, кажется, дрогнул.
Она перестала кричать, тяжело дыша, слезы все еще текли по ее щекам, но в них уже не было прежней ярости, только обида и боль.
— А я? А наша дочь? — прошептала она. — Мы для тебя больше ничего не значим?
— Вы для меня всё, — твердо сказал Дима. — Ты и Аня — моя семья. И я никогда от вас не откажусь. Но и от Алины я отказаться не могу.
Пойми, я не могу. Давай попробуем. Просто попробуем жить вместе. Я сделаю всё, чтобы тебе было легче. Я буду больше помогать, я…
Он замолчал, оглядывая комнату, словно ища поддержки, и вдруг замер. Его взгляд метнулся из одного угла в другой.
— А где Алина? — тихо спросил он.
Катя тоже обернулась. Диван, на котором обычно сидела тихая, незаметная девочка, был пуст.
— Наверное, в своей комнате, — неуверенно предположила Катя, но в ее голосе уже слышалась тревога.
— Алина! — позвал Дима.
Тишина.
Он бросился в маленькую комнату, которую выделили его старшей дочери. Кровать была аккуратно заправлена. На столе лежала раскрытая книга. Алины не было.
— Катя, ее нет! — крикнул он, выбегая в коридор. — Куда она могла пойти?! — Он влетел обратно в квартиру.
— Я откуда знаю?! — тут же взвилась Катя, и прежняя злость вернулась с новой силой. — Это твоя дочь, ты за ней и следи! Я тебе говорила, что с ней будут одни проблемы!
— Проблемы?! Катя, ребенок пропал! На улице вечер, а ты опять за свое! — Он схватил ее за плечи, встряхнул. — Это ты виновата! Ты довела ее своими криками! Она сбежала из-за тебя!
— Я виновата?! — вырвалась она. — Да это ты притащил ее в наш дом! Если бы не ты, мы бы сейчас спокойно ужинали, а не искали твою потеряшку! Ты разрушил нашу семью, Дима! Ты!
Они снова кричали друг на друга, стоя посреди квартиры.
Маленькая фигурка в легкой кофточке блуждала по освещенным улицам, стараясь держаться людных мест. Она не плакала. Слезы кончились еще в тот день, когда не стало ее мамы.
Теперь внутри была только пустота и одно единственное желание, чтобы ее оставили в покое. Чтобы на нее не кричали и не смотрели так, будто она виновата во всех бедах мира.
На автобусной остановке она села на холодную скамейку. Мимо проходили люди, но никто не обращал на нее внимания.
— Девочка, ты потерялась? — рядом присела пожилая женщина с добрыми глазами.
Алина вздрогнула и отрицательно покачала головой.
— Я к бабушке еду, — соврала она, вспомнив, как отец однажды называл адрес своей матери.
Женщина участливо посмотрела на нее, на ее тоненькую кофточку.
— Одна? А где родители?
— Они… они на работе, — пробормотала Алина.
Женщина поверила ей. Она помогла девочке сесть в нужный автобус, объяснила водителю, где ее высадить, и даже дала денег на билет.
Дверь ей открыла Нина Петровна, мама Димы. Увидев на пороге продрогшую внучку, она ахнула.
— Алиночка! Ты как здесь оказалась? Одна? А где папа? Проходи скорее!
Она не знала всей правды. Дима щадил мать, говорил, что они с Катей просто притираются, что всё хорошо.
Нина Петровна завела Алину на кухню, укутала в теплый плед, налила горячего чая с малиной.
Алина разрыдалась. Она плакала долго, взахлеб, рассказывая обрывками фраз всё, что накопилось у нее на душе.
— Мама Катя… Она кричит… Говорит, я чужая… Говорит, что папа их бросит из-за меня… Я не хочу, чтобы он ее бросал… Я просто хочу, чтобы они не ругались… Я уйду, бабушка, я куда-нибудь уйду, только пусть они не ругаются…
Нина Петровна слушала, и ее доброе лицо каменело. Она гладила внучку по голове, а сама чувствовала, как внутри закипает ярость. Она думала, что ее сын привел ребенка в семью, а оказалось, в змеиное гнездо.
Уложив измученную девочку спать в своей комнате, она решительно взяла телефон. Она нашла номер Кати. Гудки шли долго, видимо, те двое все еще метались в панике. Наконец, Катя сняла трубку.
— Алло! — ее голос был спокойным.
— Екатерина, — ледяным тоном произнесла свекровь. — Можешь больше не скандалить, моя внучка у меня.
В трубке наступила тишина.
— Слава богу… — прошептала Катя. — Как она?
— Как она? — в голосе Нины Петровны слышалась злость. — Она напугана, замерзла и считает себя виноватой в том, что ты превратила жизнь моего сына в ад! Как у тебя яз.ык повернулся ребенка, сироту, попрекать и называть чужой?
— Я… Я не это имела в виду, я просто… — начала оправдываться Катя.
— Молчи! — оборвала ее свекровь. — Не трудись, я всё поняла. Я-то, …ра старая, думала, у моего сына жена — женщина с сердцем, пусть и с характером.
А ты оказалась эгоистичной пустышкой, которая вцепилась в мужика и готова растерзать любого, кто встанет между вами, даже если это его родная кро.вь!
— Вы не знаете всего! Дима сам…
— Я знаю главное! Ребенок сбежал из дома от твоих истерик!
Так вот, слушай меня, — чеканила каждое слово Нина Петровна. — Пока Алина останется у меня. Здесь ее дом и здесь ее никто не обидит.
А ты… Ты молись, чтобы мой сын не прозрел и не понял, рядом с кем он живет все эти годы.
Не дожидаясь ответа, она нажала кнопку отбоя.
Целую неделю Нина Петровна ждала сына с покаянием. Каждый день она готовила любимые Димой котлеты, надеясь, что вот сегодня он точно приедет. Увидеть дочь, обнять, доказать, что он отец не только на словах, но телефон молчал.
Алина понемногу приходила в себя. Она много рисовала, помогала бабушке на кухне и почти не вспоминала о доме, из которого сбежала.
Но каждую ночь Нина Петровна слышала, как девочка тихо всхлипывает во сне. И с каждым днем злилась всё больше. Она ждала сына, а он не шел.
В квартире Димы и Кати царил натянутый мир. После звонка Нины Петровны Катя резко сменила тактику.
Она больше не кричала, она стала ласковой, понимающей, окутывала Диму заботой, словно паутиной.
— Дим, ну хочешь, поезжай к ним, — говорила она вечером, когда он в очередной раз с тоской смотрел на телефон. — Я же не монстр.
— Правда? — с надеждой отзывался он. — Я быстро, только обниму ее.
— Конечно, милый. Просто… подумай сам, — она садилась рядом, брала его за руку. — Ей сейчас хорошо там. Бабушка ее любит, балует. А ты приедешь, и что?
Напомнишь ей обо всем этом… о наших ссорах. Она только-только успокоилась. Зачем ее снова травмировать?
— Но я ее отец.
— Я знаю, родной. Но может, так сейчас лучше для всех? — ее голос был вкрадчивым и убедительным. — Ты видишь, дома стало тихо.
Анечка перестала вздрагивать. Мы с тобой… Мы снова как раньше.
Дай Алине время привыкнуть к бабушке, дай нам время прийти в себя. Пусть всё уляжется, так будет лучше, поверь.
И он верил или хотел верить. Он был измотан конфликтами, и этот фальшивый покой был для него как глоток воды в пустыне. Он откладывал поездку на завтра, потом на послезавтра.
Ему было стыдно перед матерью, стыдно перед дочерью, но мысль о новом скандале пугала его до дрожи.
На восьмой день терпение Нины Петровны лопнуло. Утром, напоив Алину чаем, она набрала номер сына.
— Мам, привет, я как раз собирался… — начал он виновато.
— Не трудись, Дмитрий, — отрезала она. Голос ее был недовольным. — Я звоню по делу. У тебя и твоей жены есть две недели, чтобы освободить мою квартиру.
— Что? Мам, ты о чем?
— О том, сынок, что я подаю документы на опекунство над Алиной. И чтобы ее достойно воспитывать, мне нужны деньги.
Поэтому квартиру, в которой вы живете, я буду сдавать. А вы… Вы люди взрослые, заработаете себе на жилье.
— Мама, постой, ты не можешь! Куда мы пойдем? — в его голосе прозвучала паника. — Ты же говорила, что квартира потом моя будет…
— Я ждала тебя неделю, Дима! Неделю! Твоя дочь каждый день смотрела на дверь, а ты даже не позвонил! Ты променял ее на спокойствие рядом с юбкой своей жены!
— Это не так! Катя… Мы решили, что так лучше для Алины, чтобы ее не дергать…
— Вы решили?! — взревела она в трубку. — Она за тебя решила, а ты позволил!
Так вот, я тоже решила. Я выращу твою дочь сама. Настоящим человеком, а не таким, как ее отец.
Две недели, Дмитрий. После этого я меняю замки.
Она повесила трубку. Дима сидел на кухне, оглушенный. В комнату вошла Катя, улыбаясь.
— Кто звонил, милый?
Он медленно поднял на нее пустой взгляд.
— Мама, она нас выгоняет.
Улыбка сползла с ее лица.
— Как… Выгоняет? Почему?
— Она будет сдавать квартиру, чтобы воспитывать Алину, — тихим голосом повторил он. — Сказала, что я ее променял, что мы должны съехать через две недели.
Катя побледнела. Ее тщательно выстроенный мир и ее победа — всё рухнуло в один миг. Она смотрела на мужа.
— И что мы будем делать? — прошептала она.
— Искать квартиру, — сухо ответил Дима.
Ты мне тут не хозяин. Это моя кухня, — отчеканила мать жены