Вчера позвонила Ксюша, моя давняя подруга еще с техникума. Спросила, как дела, здоровье, не нужно ли чего. Я знала, о чем она хочет спросить на самом деле, но не торопила. Ксюша всегда была деликатной.
— Вер, а как ты теперь? — выдохнула она наконец. — Совсем одна в этой большой квартире? Не страшно?
Я чуть не рассмеялась. Страшно? После тридцати лет с Антоном? Вот уж чего точно не было, так это страха. Была странная, тихая радость. Будто чудом избежала чего-то непоправимого.
— Не страшно, Ксюш, — ответила я. — Уютно.
Положив трубку, подошла к окну. Апрельское солнце заливало сквер напротив. Только-только распускались почки на старых липах. Внизу бабушки выгуливали внуков, молодая пара целовалась на скамейке. Обычная городская жизнь. Но для меня теперь все было иначе.
Я называю это второй жизнью, хотя мне пятьдесят семь, и начинать что-то новое в таком возрасте кажется нелепым. Но ведь начала же? Решилась после стольких лет послушания и тихого смирения.
Тетя Нина умерла в феврале. Тихо, во сне, как хотят умереть многие, но редко кому так везет. Ей было восемьдесят два. Последние годы она жила одна — сына не стало в автокатастрофе три года назад, невестка перебралась к родителям.
О том, что тетя оставила мне квартиру, я узнала от нотариуса. Честно говоря, чуть не выронила телефон, когда услышала.
Мы не были близки: созванивались по праздникам, изредка навещали друг друга. В детстве я побаивалась тетю Нину — высокую, прямую, с тяжелым взглядом. Она была строгим библиотекарем в районной библиотеке, где книги выдавались по особому режиму, с записью каждой потертости, каждого загнутого уголка.
— Елена Петровна оформила завещание пять лет назад, — объяснил нотариус. — Всё очень четко. Квартира — вам, банковский вклад — сестре из Сарова, вещи и украшения — невестке.
Я спросила у Антона, не поехать ли в контору нотариуса вместе. Он только рукой махнул:
— Иди сама, я телевизор посмотрю. Только документы не потеряй.
Я вернулась в его — теперь уже точно только его — квартиру после обеда, сжимая в руках бумаги. Казалось, они жгут пальцы. Квартира в центре города, пусть старая, но добротная, дореволюционной постройки. Двушка с высокими потолками, лепниной, изразцовой печью, которая, правда, уже давно не функционировала.
— Ну, оформила? — спросил Антон, не отрываясь от телевизора. Шел футбол. — Чего там с налогами?
— Всё в порядке, — я прошла на кухню, поставила чайник. — Никаких налогов. Наследство от близкого родственника.
— А, ну хорошо, — он зевнул. — Но продавать пока не будем. Рынок сейчас в яме. Подождем год-два, поднимутся цены — тогда продадим. Можно будет в Турцию съездить, давно не были.
Я молчала, глядя, как закипает вода. Странно, но в его словах меня задело не «продадим». Задело «мы». Мы — кто? Он и я?
Давно уже нет никакого «мы». Есть я, которая всегда уступает, делает как он скажет и он, который всегда решает.
Антону шестьдесят девять. Мы прожили вместе тридцать лет. Детей Бог не дал, хотя раньше я очень хотела. Ходили по врачам, пили таблетки, делали процедуры. Не помогло. Со временем Антон стал говорить, что и слава богу, — дети это обуза, хлопоты, траты.
А я все чаще ловила себя на том, что смотрю вслед молодым мамам с колясками с какой-то тянущей, ноющей тоской. Не зависть — другое. Будто что-то очень важное прошло мимо.
Когда мы только познакомились, Антон был инженером в хорошем НИИ. Не красавец, но представительный, уверенный в себе. На двенадцать лет старше меня. Я тогда работала в библиотеке, получала сущие копейки.
— Приходи ко мне работать, — предложил он через полгода отношений. — В бухгалтерию, опыт не нужен, научишься.
И я пошла. Конечно, пошла. После смерти родителей я осталась одна, надо было как-то жить. А тут — заботливый мужчина, хорошая зарплата. Чего еще желать?
Потом была свадьба. Скромная, без особого размаха. Родственники, коллеги, два стола в не слишком дорогом кафе. Я переехала к нему — у Антона была хорошая двушка в новом доме, а мою однушку на окраине мы продали. Вернее, это он предложил:
— Зачем нам две квартиры? Продадим твою, купим машину. Тебе все равно водить некогда.
Конечно, я согласилась. Так было логично, правильно. Деньги от продажи пошли на «Тойоту». Машину оформили на него — я тогда и водить-то не умела. В документах я не расписывалась, он все сделал сам. Удобно.
Потом ушла бабушка, оставила мне дачный участок с маленьким домиком. Я собиралась продать — дачницей себя никогда не видела, копаться в земле не любила. Но Антон загорелся:
— Баню построим, веранду! Будем на шашлыки ездить.
Потом он предложил оформить дачу на него — мол, так проще с документами на строительство. И я опять согласилась. Что мне, жалко, что ли?
Когда брат, уехавший в Америку сразу после института, прислал мне на сорокалетие чек на крупную сумму, мы купили новую машину. Опять оформили на Антона — я по-прежнему не водила. Да и зачем, если он всегда за рулем?
Так все и шло. Незаметно для себя я стала просто тенью рядом с ним. Готовила, убирала, стирала. На работе делала то, что скажет, — он был моим начальником. Дома — то, что удобно ему. В постели тоже все было так, как хотел он, — не то чтобы мне не нравилось, просто я никогда не проявляла инициативу. Не умела, стеснялась.
Последние годы мы и вовсе жили как соседи — он в своей комнате, я в своей. Уже и не помню, когда последний раз были близки.
— Надо к даче пристройку сделать, — сказал Антон однажды за ужином. — Летнюю кухню. Я уже проект заказал.
Я кивнула, как обычно. Какая разница? Все равно решать ему, делать ему. А я — так, приложение к его жизни.
И вот теперь тетина квартира. Моя. Действительно моя.
В первый раз я приехала туда через неделю после получения документов. Старый дом, тяжелая дубовая дверь с потемневшими от времени бронзовыми ручками. Прохладный подъезд с высоченными потолками. На стенах кое-где сохранилась лепнина.
Открыла дверь, и на меня пахнуло чем-то забытым — запахом старых книг, паркетной мастики, еле уловимым ароматом духов. Квартира выглядела нежилой, но не запущенной. Кто-то регулярно проветривал, вытирал пыль.
Я прошла в гостиную и замерла. На стене — фотографии. Много фотографий. Тетя в молодости, ее муж, сын в разные годы. И вдруг — я.
Маленькая девочка в смешном сарафане с оборками, с косичками, смеюсь, запрокинув голову. Я совсем не помнила, когда был сделан этот снимок.
Рядом еще одна фотография — я уже подросток, с книгой, сижу на подоконнике. Неужели тетя хранила мои фотографии все эти годы? Я-то свои давно растеряла при переездах.
Походила по квартире. Две просторные комнаты, кухня, ванная, кладовка. Старая мебель — массивный шкаф с резными дверцами, диван с высокой спинкой, кресла с пожелтевшей обивкой. Книжные полки до потолка. На кухне — древний холодильник «ЗИЛ», покрытый желтоватой эмалью стол, табуретки с облупившейся краской.
Надо ремонт делать, подумала я. Хотя бы косметический. Обои поменять, сантехнику, окна. Можно будет потом сдавать или продать…
Но тут же поймала себя на том, что не хочу продавать. Совсем не хочу. В этой старой квартире, пахнущей книгами и чужими воспоминаниями, мне было… хорошо. Спокойно. Я села в кресло у окна и внезапно расплакалась. Ни с того ни с сего. Просто слезы потекли, и все тут. Плакала долго, навзрыд, как не плакала, наверное, с детства.
Домой вернулась поздно. Антон уже спал. Утром за завтраком спросил:
— Ну как там квартира? Совсем убитая?
— Нет, — я намазывала хлеб маслом, стараясь не встречаться с ним взглядом. — Вполне приличная. Просто ремонт нужен.
— Придется вложиться, — он почесал подбородок. — Ну, продадим подороже, окупится.
Я промолчала.
Стала приезжать в тетину квартиру после работы. Просто посидеть, подумать. Иногда брала книгу с полки — у тети была отличная библиотека, собранная за десятилетия работы. Некоторые книги я помнила еще с детства — выцветшие корешки, пожелтевшие страницы, знакомый запах типографской краски.
Антон заметил мои отлучки не сразу. Но однажды вечером спросил:
— Где ты была? Звонил на работу, сказали, ты ушла еще в пять.
— В тетиной квартире, — ответила честно.
— Зачем? — он удивился. — Что там делать?
— Просто посидеть. Разобрать вещи, книги.
— А, ну ладно, — он пожал плечами. — Только не задерживайся допоздна, район-то не самый безопасный.
Через неделю он завел разговор о продаже:
— Я поговорил со знакомым риелтором. Ситуация на рынке сейчас не очень, но твоя квартира в хорошем месте, можно выручить миллиона четыре, а то и больше.
— Подожди, — я нахмурилась. — Ты обсуждал мою квартиру с риелтором? Без меня?
— А что такого? — он удивился. — Просто предварительная консультация. Серега — мужик надежный, не обманет.
— Дело не в надежности, — сказала я. — Дело в том, что я еще не решила, хочу ли продавать.
— А что с ней еще делать? — он пожал плечами. — Жить там не будешь, сдавать — хлопотно. Продадим, купим мне машину новую, тебе шубу, может, на море же съездим.
Я промолчала. Что-то внутри сопротивлялось, не принимало его логику. Раньше бы согласилась, как всегда. Но сейчас что-то изменилось. Тетина квартира словно дала мне точку опоры, которой не было раньше.
Антон воспринял мое молчание как согласие. Через пару дней вернулся с работы с бутылкой шампанского:
— У нас покупатель! Серега нашел семейную пару, готовы взять за четыре двести, без торга!
— Я не давала согласия на продажу, — сказала тихо.
— Что? — он поставил бутылку на стол. — Вера, не глупи. Зачем нам две квартиры? Это же хорошие деньги.
— Антон, — я старалась говорить спокойно, — я не хочу продавать квартиру. Не сейчас.
— Не хочешь? — он прищурился. — А когда хочешь? Через год? Два? Зачем тянуть?
— Я вообще не хочу продавать.
— Вообще? — он расхохотался. — Ты что, жить там собралась? В этой развалюхе?
— Может быть, — я пожала плечами. — Или сдавать. Еще не знаю.
Он смотрел на меня, как на сумасшедшую:
— Тебе пятьдесят семь лет. Какие переезды? Какая сдача? Сиди дома, радуйся, что крыша над головой есть. Продадим — будут деньги. Поедем куда-нибудь, давно не отдыхали.
Я молчала. Он говорил что-то еще — про разумный подход, про вложения, про пенсию. Я не слушала. Смотрела на него и думала — неужели всегда был таким? Неужели я просто не замечала?
Он воспринял мое молчание как капитуляцию. На следующий день позвонил риелтору, договорился о показе. Вечером сказал:
— В субботу поедем смотреть квартиру. Я, ты, Серега с покупателями. Только прибери там, хоть немного. А то мало ли что подумают.
Я кивнула. Как обычно. А потом взяла выходной и поехала к нотариусу. Узнать, могу ли я вообще распоряжаться квартирой по своему усмотрению.
— Конечно, можете, — удивился нотариус. — Это ваше наследство, личная собственность. Хоть продавайте, хоть дарите.
— А муж? — спросила я. — Он имеет какие-то права на квартиру?
— Нет, если нет завещания в его пользу. Наследство не является совместно нажитым имуществом, даже если получено в браке.
— А если мы разведемся?
Нотариус посмотрел на меня внимательно:
— В случае развода квартира останется вашей. Это не подлежит разделу.
Я вышла из конторы с легким сердцем. Впервые за долгие годы почувствовала, что могу сама решать свою судьбу. Что есть выбор. Что я не просто приложение к чьей-то жизни.
В субботу Антон собрался рано:
— Давай, Вера, поторапливайся. Серега с покупателями будут в одиннадцать.
— Я не поеду, — сказала я, разливая чай.
— В смысле? — он даже остановился посреди комнаты.
— В прямом. Я не буду продавать квартиру.
— Как это не будешь? — он нахмурился. — Мы же договорились!
— Я не договаривалась, — покачала головой. — Это ты все решил. Как всегда.
— Вера, — он подошел ближе, — что с тобой происходит? Ты никогда такой не была.
— Какой?
— Упрямой. Неразумной. Обычно ты соглашаешься с моими решениями. Я же лучше знаю, как надо.
— Раньше соглашалась, — сказала я. — А теперь не хочу. Это моя квартира, и я сама решу, что с ней делать.
Он смотрел так, словно видел меня впервые:
— Что на тебя нашло? Тридцать лет жили нормально, и вдруг…
— Не нормально, — перебила я. — Я всегда уступала. Всегда шла на поводу. Дача от бабушки, деньги от брата, даже квартира родителей — все оказалось на тебе оформлено. А эта квартира останется моей.
— Так вот в чем дело, — он прищурился. — Решила мне отомстить? За что? За то, что жизнь тебе обеспечил? Терпел тебя столько лет? Стабильность давал?
— Не в этом дело, — я покачала головой. — Я хочу что-то свое. Что-то, что будет принадлежать только мне.
Он помолчал, барабаня пальцами по столу. Потом спросил неожиданно:
— Ты от меня уйти собралась?
— Нет, — ответила искренне. — Просто хочу иметь свою квартиру.
— Зачем? — он искренне не понимал. — У тебя же есть дом.
— У меня нет дома, — сказала тихо. — Есть твоя квартира, где я живу.
— Наша квартира, — поправил он.
— По документам — твоя. Как и всё остальное.
Он встал, прошелся по кухне:
— Знаешь что? Если ты так хочешь свою квартиру — ладно. Не продавай. Но ты перепишешь ее на меня. А там делай что хочешь. пусть будет твоей игрушкой. А потом посмотрим уже.
— Что? — я не поверила своим ушам.
— Перепиши квартиру на меня, — повторил он. — Раз ты считаешь, что все остальное я «присвоил». Так будет правильно — все как и раньше ты делала.
Я смотрела на него и не узнавала. Столько лет вместе, а он как чужой.
— Нет, — сказала твердо. — Не перепишу.
— Почему? — он удивился, словно не ожидал отказа. — Перепиши на меня квартиру, у тебя же детей нет, — заявил муж. — Кому ты ее оставишь? Все равно мне достанется.
Я смотрела на него и молчала. Что-то внутри оборвалось — последняя ниточка, которая связывала нас все эти годы.
— Я тебе и так уже много чего отписала. Теперь хватит, — сказала наконец.
— Что значит «отписала»? — он повысил голос. — Мы же семья! Все общее!
— Семья? — я горько усмехнулась. — Когда мы последний раз говорили по душам? Когда обнимались просто так, не по обязанности? Когда были близки? Мы давно уже не семья, Антон. Просто два человека, живущих под одной крышей.
Он стоял, не зная, что ответить. Потом выдавил:
— Значит, развода хочешь?
— Я этого не говорила.
— А что тогда?
— Просто хочу, чтобы у меня было что-то свое, — повторила я. — Неужели это так сложно понять?
— Да, сложно, — он покачал головой. — Особенно после стольких лет вместе.
Через неделю он собрал вещи и уехал к сестре в соседний город. Сказал — подумать. Вернулся через месяц, молча положил на стол заявление о разводе:
— Подпиши. Так будет проще для всех.
Я подписала, не читая. Действительно, так проще.
Расстались без скандалов, без дележки имущества. Я забрала свои вещи, книги, фотографии и переехала в тетину квартиру. Антон остался в своей — теперь действительно только своей — квартире.
Сейчас я живу одна. Постепенно делаю ремонт — новые обои, современная сантехника, пластиковые окна. Но книжные полки оставила — тетина библиотека того стоит. И фотографии на стенах тоже.
По вечерам сижу у окна с книгой, смотрю на сквер, на прохожих. Иногда бывает одиноко. Но гораздо чаще — спокойно. Я больше не чувствую себя тенью. Я живой человек со своей жизнью, своими решениями, своим домом.
Привел к жене под видом сестры