Кира всегда думала, что у неё получится — наладить отношения с Таней. Сестра мужа казалась сдержанной, интеллигентной, хоть и немного колючей. «Она просто одна, вот и держится за брата», — уговаривала себя Кира ещё на свадьбе. Тогда Таня сидела напротив них, тихо пила шампанское и украдкой вытирала уголки глаз, когда все кричали «Горько!».
После свадьбы Таня редко звонила Кире, но каждую субботу звонила брату. «Ты дома? А что ешь? Ты что, опять лапшу? Почему Кира тебя не кормит?» — эти вопросы Кира слышала случайно, проходя мимо кухни. Сначала смеялась, даже подмигивала мужу: «Скажи ей, что я тебя не только лапшой кормлю». Но смех быстро сошёл на нет, когда Таня стала приезжать без предупреждения.
Первый раз Таня приехала «на денёк». Привезла пироги, какие-то банки с соленьями и свою огромную сумку. Усевшись за стол, принялась жаловаться на жизнь: начальник придирается, подруга предала, мама нервирует, а ещё зарплату урезали. Саша — муж Кира — слушал внимательно, кивал, гладил сестру по плечу. Кира поставила чайник и тихо ушла на кухню, чтобы не мешать «родным поговорить».
Наутро Таня никуда не уехала. Оказалось, «дома холодно», а «у вас тепло и уютно». Она сидела на диване с ноутбуком и шмыгала носом — «работает удалённо». Кира осторожно спросила мужа, сколько Таня планирует погостить. Саша смущённо пожал плечами: «Ну что ты, пусть побудет. Ей тяжело одной».
— Мне не жалко, — тихо сказала Кира, наливая себе кофе. — Только ты же понимаешь, что мы не гостиница?
Саша поцеловал её в висок: «Ты у меня золотая». Но Таня уехала только через неделю — после звонка начальника, который «настойчиво» потребовал её явиться «в офис, хоть на пару дней». Тогда Кира впервые почувствовала странное облегчение, когда закрыла за Таней дверь.
Казалось бы, всё должно было проясниться — ну приехала и уехала. Но Таня возвращалась. С каждым разом её визиты становились длиннее и менее согласованными. Саша привык: «Ну что ты начинаешь? Родная кровь». Кира пыталась не «начинать». Она стирала Танину одежду, убирала за ней кружки из зала, подшивала Танин любимый плащ, когда та попросила.
Однажды Кира вернулась с работы раньше обычного — у неё резко поднялась температура. В спальне Таня лежала на их с Сашей кровати с телефоном в руке. На тумбочке — чайник, чашки, пустая коробка от пиццы. Саша сидел рядом и что-то рассказывал весело и беззаботно, пока Таня заливисто смеялась. Они не заметили, как Кира открыла дверь.
— О, ты дома? — Таня подняла голову. — Мы тут решили заказать пиццу, не знали, что ты придёшь так рано.
Кира прошла мимо них в ванную, достала градусник. Лихорадка жгла, но холод пробирал до костей. Она смотрела на себя в зеркало — тёмные круги под глазами, взлохмаченные волосы. «Ты — хозяйка этого дома?» — как будто спрашивал кто-то внутри неё.
Через полчаса Саша постучал в дверь:
— Тебе суп разогреть?
— Не надо, — хрипло ответила Кира.
Она слышала, как Таня снова смеётся в спальне. Где-то внутри у Киры начало нарастать неприятное, вязкое чувство. Что-то похожее на ревность, но глубже — как заноза, которую не достать.
На следующий день Кира попробовала поговорить с Сашей. Они сидели на кухне — Таня спала после ночных разговоров с братом.
— Саш, — сказала Кира осторожно, — ты не думаешь, что Таня… ну, слишком много у нас бывает?
Саша посмотрел на неё, как на маленькую капризную девочку.
— Ну что ты, Кир. Ей сейчас трудно. Ты же понимаешь. Она одна.
«А я кто?» — хотела крикнуть Кира, но только кивнула. Она ещё верила, что Таня вот-вот поймёт сама. Но Таня не собиралась понимать.
Весна сменилась летом, а Таня всё чаще «заезжала на пару дней». Она как-то быстро «прижилась» — подружилась с соседкой снизу, брала Сашину машину «съездить по делам», иногда задерживалась на балконе с сигаретой. Саша никогда не курил и не любил дым, но Тане было можно.
Кира пыталась сохранять лицо перед родственниками. Свекровь по телефону хвалила Танины пироги, спрашивала, не скучно ли Кире одной дома, пока Саша «занят делами» и «помогает сестре». Саша действительно много времени проводил с Таней — отвозил её по магазинам, помогал с документами, недавно возил в автосервис, когда у Тани «что-то застучало под капотом».
Иногда Таня задерживала выплаты по коммуналке в своей квартире и брала у Саши «немного, чтобы закрыть долг». Кира слышала это вскользь — «Надо сестре помочь, ты же не против?» Она была не против. Сначала. Потом перестала считать, сколько раз это «немного» повторялось.
Разговоры о собственных тратах Саша старательно избегал. Зато Таня всегда знала, сколько Кира тратит на косметолога или платье на распродаже. Однажды она обронила за ужином, что «молодая семья должна думать о будущем, а не о помаде за три тысячи». Саша промолчал, только чуть смущённо пожал плечами. Кира еле сдержалась, чтобы не швырнуть салат прямо в Танину идеально выкрашенную голову.
После той сцены Кира впервые всерьёз заговорила с мужем. Поздно вечером, когда Таня спала на диване — её собственная комната дома «была неотапливаемая», хоть за окном уже стоял июнь.
— Саша, ты правда не видишь, что она тобой пользуется? — Кира тихо говорила, почти шептала.
— Что ты такое говоришь? — Саша понизил голос, оглянулся на дверь в зал. — Это Таня. Она мне как мать и отец. Она всегда меня защищала.
— А кто теперь тебя защитит от неё? От того, что она постоянно вмешивается во всё? Ты вообще видишь меня? Меня! Твою жену!
Он помолчал. Вздохнул. Положил руку ей на плечо.
— Ты всё придумываешь. У вас просто характеры разные. Ну не конфликтуй с ней, Кир. Она ведь добрая…
Этой ночью Кира поняла: Саша будет оправдывать Таню сколько угодно. Хоть бы что она сделала.
В начале осени Таня снова приехала. С вещами. И с новостью — она «разошлась с Игорем». Кира даже не сразу вспомнила, кто это такой. Мужчина из Таниных редких рассказов, что-то вроде несостоявшегося мужа или сожителя, который «не ценил её стараний». Саша налил Тане вина, они сидели на кухне до двух ночи. Кира лежала в спальне и слышала Танин всхлипы, потом — тихий смех, потом — Сашин голос: «Ну ты у меня не пропадёшь».
Утром Таня распаковывала сумку прямо в коридоре.
— Я у вас побуду, ладно? Мне сейчас одной тяжело, я потом посмотрю, может, сниму что-то.
Кира только молча кивнула. Саша обнял Таню за плечи, потом обернулся к Кире — улыбнулся так, будто всё в порядке.
Всё было не в порядке. Таня стала вести себя так, словно это её квартира. Она комментировала, что и где должно лежать. Меняла Кирины скатерти на «поудобнее», задвигала Кирины книги с полок — «пыль собирают». Она ни о чём не просила — она ставила перед фактом.
Однажды Кира пришла с работы и увидела, как Таня обсуждает с Сашей отпуск.
— Я думаю, мы с тобой съездим к Лене, ты же помнишь Лену? Она всех нас ещё детьми знала. Ты так давно у неё не был!
— А Кира? — Саша неловко посмотрел на жену.
— Ну а что Кира? — Таня подняла брови. — У неё ведь отпуск позже? Пусть дома отдохнёт, сама говорила, что устала.
Кира почувствовала, как что-то внутри у неё щёлкнуло. Она молча прошла на кухню, достала из холодильника йогурт. Села за стол. Саша потёр лоб и сказал: «Да мы ещё подумаем, конечно». Таня улыбнулась — довольная, спокойная.
Этой ночью Кира не могла уснуть. Она тихо лежала рядом с Сашей, который дышал ровно и спокойно. Рядом за стенкой Таня смотрела какой-то сериал, её смех разрывал тишину. Кира понимала — Таня не уедет сама. Ей нужно было принять решение. Но какое? Саша не выгонит сестру. Значит, придётся выгнать самой. Только как выгнать Таню, не выгоняя Сашу? Кира не знала ответа. Но знала точно: утро будет другим.
В октябре Кира впервые открыто сказала Саше: «Либо она снимает квартиру, либо я ухожу». Сказала без крика, без истерики — просто стояла на кухне, держась за край стола так, что побелели костяшки пальцев.
Саша сидел напротив и молчал. Таня в это время хлопала дверцей шкафа — искала чай. Когда Кира закончила, Таня подошла к ним и с улыбкой спросила:
— Что случилось? Я мешаю? — и посмотрела прямо в глаза Кире, спокойно, даже с любопытством.
Кира ничего не ответила. Она только посмотрела на Сашу — в этом взгляде было всё: усталость, злость, надежда на то, что он хоть раз поставит их семью выше своей сестры. Но Саша только опустил голову.
— Ну давай, Кир. Ты же знаешь, у Тани сейчас трудный период. Ты бы сама помогла своей сестре, если бы она у тебя была…
«Если бы она у меня была». Кира услышала эти слова так ясно, будто их вырезали ножом. У неё не было сестры. У неё даже матери не осталось — и всё, что она всегда хотела, это маленькая, спокойная семья. Муж, дом, дети. Дом, в котором можно чувствовать себя хозяйкой. Только Таня в этот дом не вписывалась, как бы красиво она ни улыбалась Саше за ужином.
Зимой Таня объявила, что «наконец-то нашла нормальную работу» — в соседнем районе. Но уезжать всё равно не собиралась: «Ну смысл? Мне так удобнее. А вам что, жалко?»
Кира больше не спрашивала. Она молчала, когда Таня брала её кружку и оставляла её в зале. Молчала, когда Таня раздавала их семейные фото соседке — «посмотреть». Молчала, когда Таня однажды залезла к ним в шкаф, чтобы «положить свои вещи поудобнее».
Однажды Кира пришла домой и застала Таню в своей комнате. Та стояла у зеркала, мерила её свитер — тот самый, который Саша подарил Кире на первую годовщину. Таня примеряла его перед зеркалом и крутилась, словно хозяйка примеряет обновку.
— Ты что делаешь? — Кира сказала это тихо, но голос прозвенел так резко, что Таня обернулась и бросила свитер на кровать.
— Я думала, ты всё равно не носишь. Хотела попробовать, подойдёт ли цвет.
Вечером Кира ещё раз сказала Саше: «Я устала. Я не могу жить в чужом доме со своей фамилией на дверях. Это или я, или она».
Саша долго смотрел на неё. Потом сказал:
— Ты всё преувеличиваешь.
Весной Таня заболела — что-то простудное. Кира ухаживала за ней молча: приносила чай, варила бульон. Таня лежала на диване под пледом и тихо смотрела сериал. Кира знала: стоит только Таню пожалеть — она останется навсегда. Саша снова за ночь превращался в послушного брата: возил Таню в поликлинику, приносил апельсины, оплачивал лекарства.
Когда Таня выздоровела, она вдруг объявила, что хочет уволиться: «Не моё место, да и платят копейки». И опять намекнула Саше на помощь «пока что». Кира больше не удивлялась. Она только смотрела на мужа и думала, где он кончится и начнётся наконец она.
В начале лета Кира стала чаще ночевать у подруги. Она просто уходила — брала сумку с зарядкой, косметичкой и шла к Лене, своей коллеге. Лена оставляла ей ключи и уходила к парню. Кира лежала на диване и слушала чужую тишину. Здесь Таня не могла ничего трогать, не могла переставить чай, открыть шкаф, посмеяться над «дорогими помадами».
Однажды утром Кира пришла домой раньше. Таня сидела на кухне и раскладывала какие-то чеки перед Сашей. Саша выглядел усталым, растерянным. Увидев Киру, он поджал губы:
— Слушай, мы тут с Таней прикидываем, как лучше с кредитом разобраться…
Кира молча сняла куртку. Она больше ничего не сказала. Только в голове уже складывалась фраза — последняя. Фраза, которой она закроет всё это чужое хозяйство в своей квартире.
Вечером Таня зашла к ней в спальню, сложила руки на груди и сказала:
— Знаешь, Кир, если ты правда хочешь уехать к своей подруге, так и скажи. Зачем ты всё усложняешь?
Кира медленно поднялась с кровати, посмотрела на Таню так, как не смотрела ни разу за эти два года. И произнесла спокойно, устало, но так чётко, что слова пронзили Таню, как ледяная вода:
Ты считаешь свою идею переписать квартиру моей дочери на твоего сына нормальной? — Яна смотрела на мужа с нескрываемым возмущением