Когда Лена увидела в дверях кухни Олега с его сестрой и племянником, у неё ладони тут же вспотели. Она только-только вернулась с работы — две смены в аптеке, голова гудит, ноги ватные. А тут они — с сумками, пакетами и глазами, полными непрошеной радости.
— Ты чего стоишь? — усмехнулась Света и кивнула брату. — Давай, Олежек, заноси. У тебя жена что-то вялая сегодня.
Олег молча протиснулся мимо Лены, волоча за собой коробку с надписью «Микроволновка». Лена шагнула за ним.
— А это что ещё такое? — голос сорвался. Она чувствовала себя дурой — вроде бы пустяк, но эта коробка вдруг стала последней каплей к накопившемуся внутри.
— Ну ты же говорила, что наша старая ломается. — Олег посмотрел на неё так, будто вопрос неуместен. — Вот Света помогла выбрать, заказали. И привезли.
— Мы же не обсуждали… — начала Лена, но Света её перебила.
— Лена, ты опять со своими драмами? — Света достала из пакета пакет с пельменями, бухнула на стол. — Гоша у меня есть будет. В садике отравился, надо домашним кормить.
Гоша, семилетний пацан, стоял в коридоре и методично вытирал ботинки о коврик. Потом зашёл и снял куртку, скинул на кресло. Не поздоровался.
Лена вздохнула. Хотела сказать, что она и так вчера драила плиту полдня, что на новую микроволновку у них нет денег — но слова застряли где-то между горлом и солнечным сплетением.
Она пошла ставить чайник. За дверью слышались шорохи — Света звала Гошу мыть руки, Олег молча помогал разбирать пакеты.
У Лены с Олегом была маленькая двушка. Он работал сменным электриком на фабрике, Лена — в аптеке, дежурства и переработки были единственным способом наскрести на ипотеку. Света жила в соседнем районе с сыном и мужем — муж, правда, давно «временно» переехал к маме, а к Свете теперь зачастили какие-то «трудности».
И Лена уже устала видеть их на пороге. То у них стиралка сломалась — «давай у тебя постираем», то Свете срочно «надо переночевать», потому что дома «невозможно». А Гоша… Гоша не знал слова «спасибо». За игрушки — нет. За еду — нет. Зато по квартире бегал, всё хватал, а потом ныл, если кто-то осмеливался делать ему замечание.
Когда чайник вскипел, Лена достала кружки. Она старалась дышать ровно, но всё внутри скреблось — как кошка, запертая в чулане.
— Может, вы хоть предупредили бы? — попробовала она осторожно. — Я же с работы, у меня ничего не готово.
— Лен, ну чего ты начинаешь? — Олег сжал её плечо. — Родная кровь всё-таки. Пару дней посидят. Свете надо отдохнуть, у неё нервов никаких.
— От чего отдохнуть? — Лена вдруг почувствовала, что голос звучит тише, чем мысли. — Я тоже устала. Каждый день — смена, ночами — отчёты. А ты дома не сидишь.
Света услышала и тут же зашла на кухню.
— Ну и что ты на меня шипишь? — она развела руками. — Мы не на месяц. Ты что, маленькому Гоше откажешь?
Лена опустила глаза. Её ладони дрожали.
— Сколько дней? — спросила она и сама удивилась, что голос ровный.
— Да какие дни… Посмотрим, как там у меня всё уляжется, — Света уже открыла холодильник и оценила запасы. — М-да. Надо будет завтра кое-что докупить. Ты где берёшь молоко?
Лена молча смотрела, как чужая рука трогает её остатки колбасы, открывает банку варенья, нюхает молоко.
«Чужая рука в моём доме», — подумала Лена и сжала ручку чайника так, что та чуть не лопнула.
Потом к ним зашла Вика — соседка снизу. Она услышала, как Гоша в коридоре играл мячом и что-то разбил.
— Ну, вы даёте! — Вика посмотрела на Лену с сочувствием. — Они опять у вас?
Лена едва заметно кивнула. Вика присела на табурет и шёпотом сказала:
— Ты держись, Ленка. Скажешь — я соседей на подмогу позову. Все всё понимают.
Лена кивнула. Вика ушла. А Лена осталась на кухне одна. За дверью грохотала новая микроволновка — Олег с Гошей что-то в ней пробовали разогреть.
Лена налила себе чаю и вдруг подумала, что этот чай — единственное, что у неё сейчас есть своё.
Она ещё не знала, что впереди — недели такой же липкой тягучей неловкости, что Света выдавит из неё ещё пару кусков терпения. Но Лена почему-то уже знала: всё это не закончится просто так.
Прошла неделя. За эту неделю Лена перестала ощущать себя хозяйкой в собственной квартире. Утром она вставала первой — вытирала за Гошей разлитое молоко с ковра, мыла чужие кружки, собирала по углам фантики. Потом — на работу, а вечером снова: готовка, уборка, чужие вещи по всей квартире.
Света всё больше напоминала хозяйку. Она то лежала на диване с телефоном, то полдня висела на звонках — то с мужем ругалась, то подруге жаловалась, как ей тяжело.
— Ты сама попробуй одна с ребёнком! — кидала она Лену взглядом, будто та что-то должна. — Слава богу, у меня брат нормальный — не то что некоторые.
Олег после смены отмалчивался. Он и сам приходил мёртвый — падал в кресло, глаз не поднимал.
— Пару дней ещё, — говорил он, не глядя. — Светке тяжело. Потерпи.
Лена однажды хотела сказать, что ей тоже тяжело. Но он только устало кивнул, да и ушёл спать. А Света в это время шарила по кухонным полкам — то сковородку искала, то крупу перебирала.
К середине второй недели Лена поняла, что сама себя больше не узнаёт. Она всё реже говорила. Всё чаще молчала. По утрам её встречал на кухне Гоша — включал мультики на весь дом и жевал печенье, раскрошив всё вокруг.
— Гоша, убери за собой! — однажды не выдержала Лена.
— Мама сама уберёт, — хмыкнул он и громче сделал звук.
Света, услышав это, только махнула рукой.
— Ну что ты за взрослыми гоняешься? Ребёнок ещё!
В этот же вечер пришли родственники — их двоюродная тётка Ира с мужем. Принесли пирог, сели на кухне. Ира похлопала Лену по плечу:
— Ты молодец. Помогаешь родне. Сейчас всем тяжело.
Лена посмотрела на Олега — он сидел с поникшими плечами. На Свету — та ела пирог и смеялась, рассказывая, как она «устала от всего». Лена чувствовала себя куском мебели.
На третий понедельник Лена собралась после смены раньше. На работе коллега Тоня, с которой они в аптеке плечом к плечу стояли по десять часов, вдруг сказала:
— Ты чего как привидение? Тебя там кто-то доит дома?
Лена выдохнула и рассказала всё. Тоня слушала молча.
— А что муж? — спросила Тоня.
— Муж… Он между нами, — Лена пожала плечами. — Света давит. Он устал. Я устала. Я уже не знаю, как…
Тоня достала из кармана пачку жвачки, кинула Лене.
— Вот тебе жвачка. Чтобы язык не проглотила. Завтра придёшь домой — рот откроешь. И скажешь. По-человечески. Или они у тебя так и будут сидеть.
Лена кивнула. Она шла домой с этим странным ощущением — внутри клокотало что-то тяжёлое, но живое. Наверное, это был гнев. Или страх. Или и то, и другое.
Но дома её ждало новое.
Она открыла дверь и увидела Свету, развалившуюся на диване с подругой — какой-то Валей, которую Лена не знала.
— О, хозяйка! — крикнула Валя и расхохоталась. — А у нас тут девичник!
На столе стояла открытая бутылка вина — её вина. Того самого, что Лена себе раз в месяц брала к празднику.
Гоша сидел тут же — крошки под ногами, мультики орёт на полную. Олег где-то за стеной в спальне.
Лена почувствовала, как по спине ползёт что-то холодное.
— Это моё вино, — сказала она. Голос был чужой, хриплый.
Света посмотрела и хмыкнула:
— Ой, ты ж не против? Мы тут чуть-чуть. Завтра куплю тебе три таких. Не начинай, ладно?
Лена открыла рот — и закрыла. Она вдруг поняла: если сейчас откроет рот — закричит. А за криком ничего не будет. Ничего, кроме пустоты.
В тот вечер она сидела в ванной. За дверью слышался смех. В воде плавал еле слышный шум.
Лена вспомнила, как ещё год назад они с Олегом мечтали — вот, выплатим кредит за машину, сделаем ремонт. Купим новый холодильник. Может, в отпуск махнём.
А теперь она сидела в этой же ванной — и не знала, кто она здесь.
«Я что — мебель?» — подумала Лена и тихо засмеялась. Смех вырвался сам, глухой, сухой.
На утро она всё-таки сказала.
— Олег, давай поговорим. — Она разбудила его раньше будильника.
— Потом, Лен. Я не могу сейчас.
— Нет. Сейчас. — Она впервые в жизни сказала это так, что он открыл глаза.
Они сидели на кухне. Лена говорила про то, что устала. Что не может жить с ними. Что это не временно — это всегда так. Что Света не уйдёт сама. Что Гоша растёт наглым. Что она больше не хочет быть чужой.
Олег слушал. Потом вздохнул. И ничего не ответил. Просто встал, умылся, оделся и ушёл на смену.
А Лена осталась с этой кухней, с пустой чашкой — и со страхом, который смешался с какой-то странной, глухой надеждой: что если это не конец?
Она ещё не знала, что вечером всё будет ещё хуже.
Вечером Олег вернулся с работы хмурый. Лена услышала, как он в коридоре тяжело стягивает ботинки, потом стучит дверцей шкафа. Она стояла у плиты — варила суп, потому что в холодильнике кроме старой морковки и пакета крупы уже почти ничего не было.
Света сидела на кухне и красила ногти. На соседнем стуле крошки от печенья, кружка с недопитым чаем — всё её, всё оставленное «на потом».
— Ну что ты на меня так смотришь? — спросила Света, заметив взгляд Лены. — Я потом уберу, не кипишуй.
Лена ничего не ответила. Она помешивала суп и думала, как бы сказать это при Олеге. Он зашёл на кухню как раз в тот момент, когда Гоша протопал по коридору и вбежал в комнату с мячом — и снова что-то грохнул.
— Ты можешь запретить ему мячом дома? — Лена резко повернулась к Свете.
Света фыркнула.
— Ну а что ему делать? На улицу не пущу — простынет ещё.
— Это не оправдание. Он тут всё разнесёт. — Лена посмотрела на Олега. — Скажи ты хоть что-то!
Олег тяжело выдохнул.
— Свет, может, правда… хватит уже. Три недели сидите. Может, вам пора домой?
Света откинулась на спинку стула, ногти ещё не высохли, но она ткнула на Олега пальцем.
— Ты это серьёзно? Ты меня с ребёнком сейчас куда? К этому козлу моему? Или в подъезд?
— У тебя своя квартира. — Олег попытался не смотреть на Лену. — Ты сама всё знаешь.
Света вскочила, вино разлилось с краю стола, она не заметила.
— Значит так! — Голос её резанул по кухне. — Если я вам помешала — ладно! Но вы потом ко мне не суйтесь! Не звони мне ночью, не проси меня сидеть с детьми, когда у тебя родятся! Я посмотрю, как ты сама тут, Лена! Ты вообще кто без нас?!
Лена почувствовала, как сжимаются пальцы на ложке. И в то же время — какая-то странная лёгкость разлилась в груди. Она вдруг увидела Свету — не как сестру Олега, не как «родню», а просто как наглую чужую женщину, которая сидит на её стуле, пьёт её чай и говорит ей, кто она такая.
В тот вечер Света начала собирать вещи. Но медленно, демонстративно. В коридоре стояли пакеты, из которых торчали чужие носки, детские игрушки, пакет с Гошиным комбезом.
Олег вышел курить на лестничную площадку. Лена слышала, как он там кому-то жалуется в трубку — или матери, или другу, она не знала.
В комнату зашла Вика — соседка снизу. Постучала, зашла и увидела этот бедлам.
— Ленка, ты держись, слышишь? Надо — я помогу.
— Спасибо, Вика, — Лена кивнула. — Только тут уж сама.
Вика поглядела на пакеты, на Свету, которая снова сидела в кресле с телефоном.
— Они хоть уйдут? — шепнула Вика.
Лена пожала плечами.
К ночи Света снова передумала.
— Олег, ну ты что, выгонишь меня ночью? Ты мужик или кто? — Она снова села за стол. — Пусть Гоша поспит, завтра уйдём.
Лена хотела возразить, но Олег поднял руку:
— Пусть до утра. Завтра утром разберёмся.
Он сел на диван и включил новости. Гоша уже спал, раскорячившись поперёк их кровати.
Лена закрылась в кухне. Села на табурет, налила себе остаток чая. Смотрела на мутный чай в кружке и слушала, как в зале что-то гудит — чужой смех, чужие слова.
Она вспомнила слова Тони — про язык, про рот, который надо открыть вовремя.
«Сама виновата, — подумала она. — Сама пустила. Сама пустила — сама и выгоню.»
Утром она встала раньше всех. Прошлась по комнатам. Смотрела на разбросанные вещи, на валяющиеся носки Гоши, на крошки под столом.
Олег ещё спал. Света что-то бубнила во сне на диване.
Лена выключила свет в коридоре. Зашла на кухню. Села. Взяла кружку, налила чай. Один глоток — горячий, горький.
Она посмотрела на чайник. На выключатель на стене. На лампу под потолком.
И вдруг вслух сказала так тихо, что сама вздрогнула от собственного голоса:
— Пусть сидят. Я им свет завтра выключу.
На секунду стало так тихо, что она услышала своё собственное дыхание.
А потом, медленно, Лена снова отпила чай. И вдруг поняла — она всё ещё хозяйка. Просто забыла, как это — решать самой.
Конфликт не кончился. Утро было впереди. И не факт, что Света уйдёт. Но Лена знала одно: она уже не та, что молчала три недели. И теперь пусть попробуют остаться.