Хвораю, Мария. Наскрозь, Маруся, больной… Видишь – свистю…
Кто не помнит эти замечательные строки из любимого фильма «Родня»!
То же самое можно было сказать и о Владимире Борисовиче: он был «наскрозь» больным. Действительно! И реальных болячек у него была куча.
Но, как и у одного из героев этого фильма, основным у него был недуг, так любимый российским населением: это то самое пристрастие к горячительным напиткам. Которое сейчас приравнивается к серьезным патологиям и поэтому требует длительного лечения.
Но если остальные болезни, шедшие в комплекте с хроническим алкоголизмом, худо-бедно лечились, то основная болезнь у папы Вовы цвела махровым цветом.
Ведь, чтобы начать лечение, нужно было признать, что ты – больной. И Борисыч признал. Но только то, что касалось сахарного диабета и гипертонии: и даже регулярно измерял сахар крови и принимал препараты, назначенные эндокринологом и кардиологом. А остальное – ни-ни!
Какой же я ал.кого.лик, дорогие вы мои? Разве так выглядят ал..каши?
Честно говоря, современные ал..каши выглядели и так, и эдак. И сколько женщин попадали в ловушку, выходя замуж за совершенно нормальных, как казалось, мужчин, которые через месяц начинали глушить во..дя.ру и вываливаться из реальности на несколько дней?
Пока дело не зашло так далеко, в семье Владимира все было более или менее.
Да и кто не пьет? Покажи!
Так говорил второй, тоже любимый всеми персонаж Аркадий Варламыч из фильма про Покровские ворота.
Да, пьют многие. Но не все знают свою норму и не все могут вовремя остановиться. К тому же, часто после первой рюмки внутри человека просыпается совершенно другая личность.
Поэтому хорошенькая Юля выходила замуж за простого парнишку, который вел совершенно трезвый образ жизни и совершенно не помышлял об ал.кого.ле.
Вовчик имел среднее техническое образование и работал на заводе. К моменту их женитьбы он был уже довольно уважаемым человеком: да, слесарем шестого разряда.
А это – социалистические донаты и преференции: бесплатное жилье и дачный участок.
Двухкомнатную квартиру они получили почти сразу после рождения ребенка. И все складывалось хорошо, но тут началась перестройка, а потом грянули лихие девяностые.
И мужчину накрыло, потому что его уволили. Точнее, его сначала уволили, а потом его накрыло. В то время многие теряли работу, потому что стали закрываться заводы и фабрики.
Оказалось, что завод теперь не нужен: лучше сдать это помещение под какой-нибудь офис. Например, для распространителей любимого всеми герба..лайфа! Куда же без него-то!
И, что характерно, сдали! И под герба..лайф, и под секонд хенд: причем, отвели по целому цеху!
А весь штат завода очутился на улице. И тут взрослые и умудренные опытом мужики растерялись: как так? Привычный ритм жизни был нарушен. Денег не было. На работу по специальности устроиться было невозможно.
Исчезла уверенность в завтрашнем дне, к которой привыкли. А дно постепенно стало вырисовываться. Потому что примерный муж и отец запил. Да, элементарно, Ватсон!
На что – оставалось большим секретом. Может, была заначка. Возможно, кто-то угощал: свет не без добрых людей. А русские люди, вообще, отличаются удивительной добротой: в какой стране, скажите, собирают такие суммы на лечение детей? Попробуйте проделать это где-то еще – да никто не сдаст!
А уж налить хорошему человеку, потерявшему работу, сам Бог велел. Ну, а потом, конечно, послушать его грустную историю и, в ответ, рассказать свою: ведь интеллигентные люди всегда найдут тему для разговора.
Компьютеров тогда не было – даже домашний телефон был не у всех. Поэтому, с целью поиска работы, покупалась газета с вакансиями. Что-то типа «Ищу работу» и «Работа и зарплата»: все тщательно просматривалось папой Вовой и нужные предложения обводились красным.
Потом мужчина честно обзванивал все, что можно, и договаривался о собеседовании: он прекрасно сознавал, что одной жене тянуть семью очень трудно.
И честно и регулярно утром уходил из дома на это самое собеседование. Но или ему ничего не подходило, или собеседовать с ним не хотели, или он даже не доходил до места этой самой вакансии: после возвращения домой полемизировать на эту тему с ним было невозможно.
Потому что Владимир Борисович всегда возвращался вечером «датый» — в разной степени ал..кого.льного опьянения: видимо, это зависело от финансового состояния угощающего.
Иногда это было легкое подпитие, редко – то, что называется «в стельку». Но чаще всего он напивался так, чтобы самостоятельно дойти до дома и, не вступая в разговор, завалиться спать.
От «стельки» это отличалось тем, что в последнем случае он снимал ботинки, верхнюю одежду и ложился под одеяло. Да, и мог идти самостоятельно: при опьянении в «стельку» мужа приводили добрые друг.а.ны.
Как это срабатывало – не понятно: он даже не мог говорить, а не то, что назвать адрес! Но факт оставался фактом.
К тому же, «стелька» предполагала и некоторые вариации в исполнении: сон не доходя до кровати – да, случалось и такое, сон в ушанке, уличной обуви. И совсем уже неприятное: в медицине это называется непроизвольным опоро…жнением мочевого пузыря…
Да, это было всего один раз. Но привело к смене матраса — а это при безденежье вылилось в уж.асные траты — и жуткому с.раму впоследствии: Владимир даже после этого пару месяцев не пил. Но потом все вернулось на круги своя.
Причем, все это стало происходить с неожиданно большой скоростью. И недавно вообще не употребляющий спи..ртного Вовчик стал просто спиваться: ведь д..ное дело – нехитрое. Единственным слабым утешением было то, что он не тянул деньги из семьи и не продавал вещи.
Юлька честно пыталась войти в положение и понять мужа, хорошего, в общем, мужика, которого она любила. Но время шло, а ничего не менялось: работы у Вовчика по-прежнему не было. А пьян.ство, к сожалению, вошло у него в привычку.
Нет-нет, у мужа, конечно же, наутро случались моменты отрезвления. И даже были светлые промежутки по нескольку дней, вселяющие в жену и дочку надежду, что муж и папа станет прежним.
И тогда все происходило, как у всех: клятвы бросить, вымаливание прощения, стоя на коленях, попытки поцеловать руку и даже заплакать.
Но, в связи с увеличением до.зы спи.ртн.ого – а это приходилось делать регулярно для достижения должного эффекта – такие моменты происходили все реже. К тому же спи..рт уже не успевал к утру вывестись из организма. Поэтому голова «шурупила» все хуже и хуже.
Юлия Сергеевна, работавшая участковым терапевтом, колотилась за двоих: нужно было поднимать дочку. Хорошо, что ее профессия была нужной: болеть люди будут всегда. Поэтому, у женщины был твердый кусок хлеба.
Вечерами она подрабатывала, бегая по району и делая на дому уколы: наступивший на горло капитализм принес неожиданные деньги. Поэтому семья не голодала.
Но внутри наступил какой-то раздрай. Хорошо, что комнат было две: жить в одной комнате с алк.ого.ликом было невыносимо.
А потом муж загремел в больницу с гипертоническим кризом. Это произошло после очередного возлияния. И там, после обследования, у него выявили сахарный диабет и гипертоническую болезнь, протекающую с приступами мерцательной аритмии.
Состояние было плохим – сердце стало замирать так, что казалось, оно никогда не начнет снова биться: тогда возникал жу.ткий стр.ах сме.рти. И папа Вова реально испугался: это произошло через два года после развала его завода.
Случившееся реально изменило жизнь уже почти спившегося мужчины: нет, совсем выпивать он не прекратил – это было невозможно, братец ты мой!
Но все это уже укладывалось в некоторые рамки приличия, что ли.
И после выписки почти сразу нашлась работа: мужчина стал развозить по киоскам сиг.ар.еты. Это было не тяжело, да и платили ежедневно.
И все, что стал позволять себе после трудового дня Володя – пара банок пи.ва: и голова варит, и для здоровья невредно.
Поэтому дома установилась нормальная и спокойная атмосфера. Время шло, повзрослевшая дочка окончила ВУЗ и выскочила замуж: у них уже появились внуки.
Новой профессии приобрести Борисычу не удалось: он так и работал курьером, которых с каждым днем требовалось все больше. Правда, теперь стал возить документы: даже небольшие грузы поднимать стало тяжело.
Юле уже посчастливилось уйти на пенсию. А Вовчик начал проявлять неожиданное рвение к труду, хотя тоже стал получать пенсию по возрасту, да и здоровье оставляло желать лучшего: у мужчины развились осложнения диабета – ему стало трудно ходить.
«Наверное, хочет наверстать упущенное», — думала любящая жена, наливая в тарелку после трудового дня мужу диетический супчик.
Раньше, когда женщина работала, особого времени для разглядывания друг друга не было: побегай-ка по участку – ничего не захочется!
А теперь оказалось, что мужчина постоянно находится в странном состоянии: да, это было знакомое алк.ого.льное оп.ьяне.ние! И чувствовалось, что тут – не пара баночек пи..вка, а гораздо больше. Да и градус – значительно выше.
Возник естественный разбор полетов — Борисыч, конечно же, от всего отпирался:
— Ты мне не веришь? Я просто устал после тяжелого трудового дня! А жвачку жую, чтобы перебить голод. А не для того, чтобы скрыть запах!
Видимо, заработки курьера позволяли ежедневно утаивать от жены значительную сумму, которая и пропивалась.
Лекарства от диабета и аритмии он принимал регулярно, состояние относительно стабилизировалось: почему бы и не хлопнуть рюмашку? Да и ноги последнее время стали болеть меньше!
Тут Володя встал, чтобы показать, как не болят у него ноги, и повалился набок: одна нога практически отказала!
Да так, что пришлось вызывать скорую. Доктора успокоили, что это не инсульт, а диабетический полиневрит. И посоветовали обратиться к участковому врачу для коррекции лечения.
Кто-то скажет, почему же жена сама не лечила мужа-то? Какой же она после этого терапевт?
Но так часто случается в семьях медработников: ну не слушаются врача его близкие родственники. Хоть кол на голове теши!
На следующий день, после разговора по телефону с дочерью и визита врача, Юлия Сергеевна от гр..еха подальше спрятала пенсионную карточку заболевшего мужа, который не пошел на работу: ведь сегодня можно все заказать по телефону.
Но прихворнувший и ковыляющий Борисыч, которого для его же удобства отселили в другую комнату, неожиданно не стал протестовать: наверное, на старости лет взялся за ум!
— Какой разговор, Юляша! Я на все согласен, только чтобы ты была спокойна, моя милая! Прячь все, что хочешь – я все от тебя стерплю!
И милая была спокойна. Но ровно одну неделю, пока не пришла соседка по этажу.
— Тетя Юля, ведро ваше? Помните, вы мне его давали на дачу? У него еще дефект сбоку. Поэтому я его запомнила.
— А где ты его взяла, Мариша?
— Да внизу стояло, у подъезда.
— У какого подъезда?
— Да у нашего: иду, смотрю – ведро знакомое. Может думаю, кто из вас забыл?
— Так мы сегодня, вроде, не выходили. К тому же, с ведром.
— Может, кто-то другой оставил похожее. Ой, да тут что-то лежит!
На дне ведра лежала смотанная веревка, тысяча одной бумажкой и записка, написанная корявым почерком:
Люди добрые, помогите! Погибаю: жена отбирает пенсию и морит голодом. Прошу купить мне полбуханки черного и две селедочки. Тысячу прилагаю.
И внизу – пы сы:
А еще литр вод.ки и две бутылки пи.ва. Сдачу оставьте себе.
И это пы сы было подчеркнуто красными чернилами – совсем как раньше объявления о работе…
Папа Вова старался смотреть, не моргая, и сдерживал дрожь в руках. Оказывается, он в течение недели спускал ведро на веревке вниз с девятого этажа и ждал, пока сердобольные люди отзовутся. И отзывались, что характерно.
Но сегодня что-то пошло не так в небесной канцелярии, и он упустил веревку. А спуститься за ведром сил не было.
Литр вод.ки и пара пи..ва в сутки: это был уже явный перебор.
И это – сдачу оставьте себе! Вот мер..завец! Интересно, сколько у него еще заныкано денег?
— Честное слово, Юляша, Христом Богом клянусь, — начал Борисыч, когда соседка ушла.
— Хоть Бога-то сюда не приплетай, — бушевала жена. – Неужели, не стыдно? Ты представляешь, что о нас теперь будут говорить в подъезде? Неужели не мог выдумать ничего получше, старый ты пень?
— А, по-моему, очень даже ничего! И сработало!
— Ничего – это то, что у тебя в голове! Все давно пропил!
— Вот тут я с тобой соглашусь, Юляша! Ты права, моя милая!
Господи, он еще и соглашается! Ну вот что с ним делать, а? Хоть и плохонький – да свой!
Завтра же подам на развод