Когда Таня познакомилась с Антоном, она не сразу поняла, что у него в жизни есть кто-то важнее, чем она сама. Точнее, не вместо — а параллельно. Рядом с ним всегда была сестра. Светлана.
Света жила в соседнем районе, была старше Антона на три года и, казалось, знала про него всё: что он любит на завтрак, какие духи не выносит, как болеет, как спит и как реагирует на критику. Таня вначале даже завидовала — ей казалось, что они очень дружны. Семья, мол. Тёплая. Сплочённая.
— Мы с детства вместе, — как-то сказала Света, хлопнув брата по плечу. — Мамка с утра на работе, мы сами себя воспитывали. Он мне не просто брат, он почти как сын.
Таня тогда улыбнулась. Почти как сын — странно, конечно, но, может, у них просто так принято.
Сначала всё шло хорошо. Таня с Антоном сняли двухкомнатную квартиру, обустраивались, выбирали шторы, обои, кресла. Антон приносил домой пирожные с маком, Таня — пледики из ИКЕА. А потом начались «воскресные ужины у Светы».
В первый раз Света позвонила и сказала:
— Приезжайте на ужин. Я борщ сварила, как ты любишь, Тош. А ещё селёдку под шубой. И компот, если не забыла, ты в детстве его обожал.
— Да, конечно, поедем, — обрадовался Антон. — Ты не против, Танюш?
Таня не была против. Правда, не ела свёклу и не любила компот, но ей хотелось понравиться. Светлана встретила их с фартуком на поясе и с полотенцем на плече. Вела себя, как хозяйка дома, хотя это была обычная «двушка» в панельной девятиэтажке.
— Ой, Таня, сними обувь аккуратно, у меня ковролин — он быстро впитывает грязь, — предупредила она, стоило Тане войти.
Потом был второй ужин. Потом третий. Света рассказывала о детстве, показывала фотоальбомы, делилась забавными историями, где Таня всегда оставалась наблюдателем.
— Антон тогда зуб вырвал сам! Представляешь, как мужик, в восемь лет!
— А помнишь, как ты с папкой хранил фантики от жвачек в коробке из-под обуви?
Таня улыбалась, кивала. Но чувствовала: её здесь как будто не ждали. Света будто проверяла границы. Где они заканчиваются у Тани — и начинаются у неё.
Конфликт не был резким — он полз, как трещина по стеклу. Медленно, но неумолимо. Таня стала замечать, как Светлана придирчиво осматривает её маникюр, одежду, сумки.
— Это тебе Антошка подарил? — спросила она однажды, взглянув на новую кожаную куртку. — Дороговато, наверное, да?
— Нет, это я сама себе. Премию дали, — ответила Таня.
Светлана усмехнулась:
— Премию? У нас в стране — премии? Везёт. Ну, главное, чтобы не за счёт семьи. Всё-таки вы теперь в браке, надо планировать бюджет.
Слово «бюджет» звучало как «мой брат». И Таня это слышала.
Антон, впрочем, ничего не замечал. Или делал вид.
— Светик просто волнуется, — говорил он. — Её же саму муж бросил с двумя детьми. Она теперь за всех переживает. Это не со зла.
Света действительно была в разводе. Старшей дочери — двенадцать, младшему — шесть. Они частенько оставались с Таней и Антоном, когда у Светы «всё сыпалось»: то смена на работе, то давление, то слесарь не пришёл.
Таня жалела детей. Они были милыми и добрыми. Но всё чаще чувствовала, что ими… прикрываются. Особенно когда Света вдруг звонила и говорила:
— Тань, я тебе тут одежду старшую собрала. Для себя. Ты ведь примерно её размера? Мы дома перебирали, решили — тебе точно пойдёт.
Таня не брала. Антон — тоже не брал её сторону.
Через год после свадьбы Таня предложила съездить в отпуск. На море. Вдвоём.
Антон поначалу согласился, но вечером пришёл с виноватым лицом:
— Слушай, а можно Света с детьми тоже с нами? У неё денег нет совсем. А дети море не видели. Мы можем взять квартиру побольше, всё равно тебе скучно будет вдвоём.
Таня молчала. Она не хотела обижать. Но море с золовкой — это уже не отпуск, это командировка по минному полю.
— Не знаю, Антон. Я мечтала просто побыть с тобой. Нам самим отдохнуть бы не мешало.
— Но они же не навязчивые, — мягко сказал он. — И ты их любишь.
Любила? Не то слово. Таня бы и правда всё отдала, чтобы эти дети были счастливы. Но она не хотела быть спонсором их детства. Не хотела отпускать собственную жизнь — ради чужих планов.
Она попыталась объяснить это мужу. Он выслушал. Кивнул. А через день сказал:
— Я с ними съезжу. Ты если захочешь — присоединяйся. Или тут побудь, отдохни.
Таня не поехала. Она впервые в жизни осталась одна на две недели — без скандала, но с привкусом предательства.
Она впервые поняла, что её муж умеет уходить от конфликта так, чтобы в итоге самой виноватой осталась она.
И она впервые начала думать: а это точно семья?
После того «отпуска» Таня отдалилась. Не специально, не демонстративно — просто устала. Она стала позже приходить с работы, реже спрашивать, что приготовить, и почти перестала участвовать в разговорах, где упоминалась Светлана. На это Антон сначала не реагировал. А потом начал раздражаться.
— Ты стала какой-то чужой, — бросил он однажды. — Вечно уставшая, неинтересная, никуда не хочешь. Ты раньше была живой, Тань. Лёгкой.
Она промолчала. Хотела сказать: «Ты раньше был моим». Но не сказала. Потому что не хотела звучать, как Света. Как женщина, которая требует, ревнует, просит и тянет одеяло на себя.
Однажды Таня пришла домой и увидела в прихожей детские ботинки. Сразу поняла — гости. И ошиблась: это были не гости. Это были новые жильцы.
— Света пока поживёт с нами, — сказал Антон за ужином. — У неё арендодатель поднял цену, а у неё сейчас работы нет. Она ищет, но ты же знаешь, как сейчас тяжело. А у нас ведь две комнаты.
Улыбка мужа была виноватой, но твёрдой.
— Времени сколько? — только и спросила Таня.
— Ну… месяц. Может, два. Ну, до осени точно.
Это было в мае.
Первые недели Таня старалась не накалять обстановку. Но жить с тремя чужими людьми в двушке — испытание даже для святой. Света сразу устроилась в квартире, как хозяйка. Купила скатерть на кухню, расставила свои баночки с приправами, переставила посуду.
— Так удобнее, — сказала она с улыбкой. — А то у вас тут всё вперемешку.
Таня сдержалась. Но напряжение росло. Особенно в быту. Тонкие насмешки стали повседневностью.
— Тань, а ты полотенце меняешь раз в неделю, да? А я детям каждый день новое кладу. И себе тоже. Ну, просто привычка с детства. Гигиена.
— У тебя соусы пригорают, потому что сковородка не та. Я могу свою принести, если не обидишься. Просто у меня привычка — чтобы всё красиво.
— Антошка не любит жареное на сливочном. Ну, может, не говорил. Он у нас стеснительный.
Слово «у нас» звучало особенно остро. Как пароль в клуб, в который Таню не пустили.
К сентябрю Света даже не заикнулась о съезде. Зато выдала:
— Ты бы в декрет пошла, Тань. Тебе пора уже. Я понимаю, карьера, работа, но потом пожалеешь. И у меня няня ты представляешь — прямо под рукой. Я ж детей уже вырастила. Я бы с вашим помогла.
Она говорила с таким видом, будто уже всё решила: и что Таня родит, и что будет сидеть дома, и что она — няня.
Таня села на кровать вечером и тихо сказала мужу:
— Мы так и будем жить впятером? Может, ты ей скажешь, чтобы начала искать что-то? Это всё-таки не гостиница. И… я устала.
— Устала — от кого? — Антон оторвался от телефона. — От моей сестры?
— От всего. От этого формата жизни. От того, что я как будто на съёмной площади. И ты мне не партнёр, а арбитр между мной и ней.
Он отложил телефон, нахмурился.
— Ты считаешь, я ничего не делаю?
— Я считаю, ты молчишь, когда должен говорить.
После той ночи между ними появился холод. Не ледяной, а вязкий — как туман. Они не ругались, не кричали, не хлопали дверьми. Но исчезло тепло. Исчезло участие. Таня готовила отдельно. Света — отдельно. Таня покупала продукты себе. Света — себе и детям. Всё было по-отдельности, кроме самого воздуха, который оставался общим.
Однажды Таня пришла с работы — вся промокшая, злая и уставшая. Света сидела на кухне, пила чай и листала телефон. В раковине — гора грязной посуды.
— Привет, Тань. Ты же как раз домой? Можешь заодно посуду помыть? А то мне ещё младшего купать.
Таня ничего не ответила. Поставила сумку, подошла к раковине. Стала мыть. Она злилась на себя — что делает это. Что не сказала «нет». Что снова молчит. Но мыла.
Света встала, потянулась, подошла к кофемашине. Глянула на Таню.
Сказала спокойно, как будто даёт добро на жизнь:
— Посуду помыла? Молодец.
А теперь ещё мне кофе сделай.
Таня вытерла руки о фартук, медленно повернулась и посмотрела на Свету. Та стояла у кофемашины, с полубрезгливым видом изучала капсулы, будто выбирала не напиток, а человека, которому сегодня позволит жить.
— Я тебя попросила, — повторила она. — Ты ведь всё равно на кухне.
Антон вошёл в этот момент — с ключами в руке, в наушниках, в своём обычном режиме «чуть позже вмешаюсь». Света тут же сменила тон:
— О, брат, привет! Мы тут делим, кто кому кофе сделает. Шучу, конечно. Просто Танюша у нас фея — всё успевает.
Антон улыбнулся и поцеловал сестру в макушку.
— Как у вас тут? Без скандалов?
Таня стояла с мокрыми руками и смотрела на них. Слушала. Не слышала. Внутри было пусто. Даже не боль — просто тишина, такая глубокая, что звенит в ушах.
В тот вечер она не говорила с Антоном. Не ссорилась. Не выясняла. Она просто легла спать отдельно — в маленькой комнате, где сейчас стояли детские рюкзаки, чьи-то тапки, чужое бельё. Она легла прямо в одежде, потому что не хотела быть дома. Хотя была в нём.
А утром вышла пораньше, купила билет на поезд и поехала к родителям. Без предупреждения. Без вещей. Без объяснений.
Они прожили отдельно три недели. Антон не звонил. Сначала Таня думала, что он «даёт ей остыть». Потом поняла — он просто не знал, что говорить. Не хотел быть между. Ему было легче, когда она рядом. Но легче не значит — важно.
В конце месяца он написал:
«Вернёшься — поговорим. Света к тому времени уже съедет».
Она вернулась. Света действительно съехала. Правда, не к себе, а к матери. А за пару дней до отъезда в разговоре с Антоном уронила фразу:
— Ну, тебе теперь проще будет. Без свидетелей.
Таня случайно подслушала это. И поняла: Света никуда не делась. Даже когда её не видно, она присутствует. В словах. В тоне. В паузах. В вине, которую она умеет аккуратно перекладывать на любого.
Жизнь вернулась в свою якобы нормальность. Таня снова работала, убиралась, готовила. Антон шутил, старался, обнимал по утрам. Был внимательнее, чем раньше. И всё равно — это было не то.
Потому что за его плечом всегда стояла тень. Сестра, с которой у них был «свой мир». Мир, в который Таню никогда не пустили.
Прошло ещё полгода. В отношениях стало чуть спокойнее. Таня решила: если не может изменить всё, нужно хотя бы выстроить границы. С Антоном они договорились: никаких совместных поездок с роднёй, никаких ночёвок родственников дольше суток, и если Света просит денег — об этом обсуждают вместе.
Антон поначалу обиделся, но согласился.
— Я просто хочу, чтобы у нас был дом. Только наш, — сказала Таня. — Без того, что меня размывает.
— Ты имеешь в виду Свету? — спросил он.
Она кивнула.
Он молча вышел из комнаты.
Весной Таня узнала, что беременна.
Реакция Антона была странной. Вроде радость, но больше — растерянность.
— Я не думал, что так скоро, — сказал он. — Ты ведь ещё сомневалась.
— Я и сейчас боюсь. Но я хочу. Очень.
Через три дня Антон предложил заехать к матери.
— Просто чай, разговор. Ты ведь не была там с лета.
Таня согласилась. Сказала себе: пора учиться быть выше. Ребёнок должен родиться в нормальной семье.
Они приехали вечером. На кухне уже сидела Светлана. С цветной капустой в руках и с тем самым лицом — как будто это она их пригласила.
— О, Таня, проходи. Я тут всё разобрала, маме помогла. У тебя токсикоза ещё нет? А то у меня с первым ужасно было.
Она сразу перехватила инициативу, посадила Антона на свой любимый стул, пододвинула ему чашку, начала кормить пирогом. Таня села напротив. Чувствовала себя лишней. Опять.
Когда свекровь вышла из кухни, Света наклонилась и прошептала, почти беззлобно:
— Главное — выноси. Но знай: он всегда будет мой. В каком-то смысле. Так уж мы выросли.
Таня ничего не ответила. Не хотела разыгрывать сцену в присутствии Антона. Она только поднялась, подошла к раковине и начала мыть посуду. Молча. Без слов. Механически.
Антон что-то говорил, смеялся. Света наливала чай. Таня стояла спиной.
Потом послышались шаги.
— Посуду помыла? — услышала она за спиной. — Молодец.
А теперь ещё мне кофе сделай, — велела золовка.
Таня развернулась. Медленно.
Посмотрела сначала на Антона. Потом — на Свету.
Сняла фартук. Положила на стол.
И вышла из кухни.
Дверь за ней осталась открыта. И вопрос, как жить дальше, — тоже.
– Машину вы нам отдадите, зачем вам две? – родня мужа решила хитростью отнять автомобиль