Ты с ними попрощайся. Я не буду, — Жанна поставила чемодан у двери

В квартире пахло корицей и жареными яблоками. Лена вытащила из духовки шарлотку, поставила на деревянную доску и сняла прихватки. На кухне было жарко, но уютно — такой уют, который держится на мелочах: старом эмалированном чайнике, расписных горшках с фикусами и радио, что тихо бормотало где-то у окна.

— Всё, дети, через десять минут чай. Только руки помыть не забудьте, — крикнула она в сторону комнаты, где возились ее сын и дочка.

Лена жила с мужем Игорем в трёшке, доставшейся от его бабушки. Всё было обжито, всё по-своему любимое, даже облезлая стенка в зале. Но два месяца назад их размеренную жизнь перевернул звонок из другого города. Младшая сестра Игоря, Жанна, потеряла работу, поссорилась с мужем и приехала к ним «на недельку, пока всё не утрясётся».

— Ты же не против? — спросил Игорь, стоя с телефоном у окна. — Она в беде. Ну поживёт немного у нас… Детям, кстати, весело будет с тётей.

Жанна появилась через день. С двумя чемоданами и собакой породы шпиц по кличке Чуча. Вошла в квартиру как в гостиницу: звонкая, весёлая, жестикулирующая. Говорила быстро, с интонацией актрисы — будто репетировала перед зеркалом. Уже в прихожей выдала:

— Так, Лена, я спать буду в детской, мне же важно высыпаться, без крика и игрушек. Своих детей не завела — так хоть от чужих отдохну!

Лена застыла с тряпкой в руке. Сказать что-то резко помешала вежливость, да и Игорь в это время подошёл, приобнял сестру:

— Да ладно, как-нибудь на недельку устроимся, правда?

На деле «неделька» быстро превратилась в месяц.

Сначала Лена просто удивлялась.

Жанна не просыпалась раньше десяти. На кухне появлялась в пижаме, прямая как балерина, с выражением лица, как будто её разбудили на допрос.

— Кофе варишь? О, супер. Мне с молоком, три сахара.

Завтрак? Нет, она «на интервальном голодании». Но могла без предупреждения съесть с вечера приготовленные детям бутерброды «на завтра в школу», потом с изумлением пожать плечами:

— А это что, не просто так лежало?

Собака Чуча стала отдельной темой. Шерсть — повсюду. Шторы — обгрызаны снизу. Один раз Лена обнаружила мокрое пятно прямо на диване в зале.

— Это не она! — вскричала Жанна. — Это, может, дети?

Лена помолчала. Сдержалась.

Но напряжение росло.

На второй неделе Лена решила поговорить с Игорем.

— Слушай, у нас не гостиница, — начала она. — Она ни в чём не участвует. Есть — готовь, посуду — не моет, детей — игнорирует. Твоя сестра взрослая женщина, но ведёт себя как принцесса на горошине.

Игорь вздохнул.

— Я знаю… Но она сейчас в стрессе. Ты же понимаешь, у неё жизнь рухнула. Надо поддержать.

— А нас кто поддержит? — спросила Лена. — Или это теперь моя обязанность — делать её жизнь уютной?

Он отвернулся.

— Ну потерпи немного. Всё наладится.

Наладилось, конечно, не «всё», а наоборот — многое начало валиться.

Однажды Лена вернулась с работы домой и увидела на кухне пустую кастрюлю. Утром она варила суп — большой, на три дня, как обычно. Жанна сидела на табуретке, пила вино и красила ногти.

— Ты суп ела? — спросила Лена.

— Ну… Да. Я и Варька, подружка моя. Мы ж голодные были. Она забежала на минуточку, ну я и угостила.

— Это был обед на троих! У нас двое детей, Жанна!

Та фыркнула.

— Ну подумаешь. Сваришь ещё. Не впервой же.

— Может, ты сама что-нибудь сваришь, наконец? — голос Лены дрогнул.

— Не начинай. Я сейчас не в состоянии. Меня бросил муж, я без работы, я…

— …и ты ешь за шестерых, да?

Жанна замолчала, но в глазах мелькнула обида. Как будто Лена — главная виновница её бед.

Через три дня в квартиру снова пришла та самая Варька. Высокая, надменная, в коротком пуховике. За ней по коридору летала Чуча, облаивая всё подряд.

— Ты чё такая злая, Лен? — спросила Варя, усаживаясь на диван с ногами. — Ты не рада, что Жанна не сдохла от тоски? Вообще, хорошо, что у неё есть вы. Я бы вот не пустила никого.

Лена стояла в дверях, с пакетом продуктов.

— А кто тебя звал? У нас дети спят, уже девять вечера.

— Да уймись ты, божечки, — влезла Жанна. — Мы тихо посидим, обещаю. Всё, не напрягайся.

Лена ушла на кухню. Руки дрожали. Хотелось крикнуть. Хотелось, чтобы кто-то сказал: «Ты не обязана всё это терпеть».

Но никто не говорил. Даже Игорь, который всё чаще оставался допоздна на работе. Или, как она подозревала, просто не хотел возвращаться в эту напряжённую атмосферу.

Однажды вечером Лена вошла в ванную и увидела, что её новое платье — то самое, что она берегла «на особый случай» — висит на вешалке. Мокрое. И с пятнами от тонального крема на воротнике.

— Ты моё платье надевала?

Жанна подняла голову от телефона. У неё был свежий маникюр, и она делала селфи с Чучей.

— Ага. Вчера в бар ходила. Оно мне подошло, кстати.

— Жанна, оно моё. Ты спросить не могла?

— Господи, ты чё как моя первая тёща. Подумаешь, платье! Не дырявое ведь. Да и вообще — мы ж теперь почти как семья. Или нет?

Лена отошла. Глубоко вдохнула.

«Почти как семья».

Нет, не почти. И не семья.

Но пока она молчала. Только внутри всё громче бился вопрос: «А если никто не уйдёт, что буду делать я?»

Прошло ещё две недели.

Жанна не искала работу. То есть, говорила, что ищет, но чаще сидела на балконе с телефоном и кофе. Соседи начали спрашивать у Лены:

— А кто у вас там всё время орёт по телефону? И что это за собачка, что воет с утра?

На лестничной площадке пахло лаками для волос, и однажды Лена услышала, как соседка снизу вполголоса бросила мужу:

— Тот ещё цирк там теперь. Бедная Лена.

Бедной она себя действительно чувствовала.

Каждое утро Лена просыпалась раньше всех. Завтрак, дети, работа, вечером — готовка, уборка. А Жанна? Могла не встать с дивана до обеда. Чуча бегала по всей квартире, с лаем прыгала на детей.

— Мам, Чуча опять съела мой ластик! — жаловался сын.

— А она в тапки написала! — пищала дочка. — И на куклу мою лаяла, я теперь боюсь её!

Лена терпела. Сжимала зубы. Разговаривала с Игорем.

— Мы же договаривались — до конца месяца! Уже середина следующего. Пусть съедет. Или хотя бы начнёт вести себя нормально.

Игорь вздыхал. Уходил от разговора. Временами и сам был раздражён, но громко ничего не говорил. Жанна — его младшая сестра. Он с детства был к ней снисходителен. Лена это знала, но теперь снисходительность мужа превращалась в пассивность, которая выводила её из себя.

Очередной скандал случился в субботу утром.

Жанна проснулась с жуткой головной болью. Сказала это громко и театрально, войдя на кухню. Мол, ей срочно нужно тишины, кофе и «что-то с жирком».

— Может, сваришь яичницу? — бросила она Лене, у которой в одной руке был чайник, а в другой дочка с градусником.

— Варе плохо, — спокойно сказала Лена. — У неё температура. Мы сегодня на кухне недолго — всё остальное в комнате. Сама разберись с завтраком.

Жанна посмотрела на неё так, будто Лена ей нахамила.

— Ого. Это ты со мной так разговариваешь? После всего?

— После чего именно? — Лена впервые не отвела глаз.

— Я тут из кожи вон лезу, держусь, а вы меня… Ну ладно, поняла. Всё с вами ясно.

— Мы тебя кормим, стираем за тобой, терпим твою собаку и твоих подруг… И это — “держусь”? Ты у нас как гость на отдыхе, Жанна.

Тишина. Только тикало радио у окна.

— А ты просто завидуешь, — выплюнула Жанна. — Что я умею жить, не превращаясь в зануду. А ты вечно у плиты. Убери, принеси, пожарь. Я бы так не смогла.

Лена промолчала. Но внутри что-то оборвалось. Похоже, этот разговор случился слишком поздно.

Понедельник. Утро. Лена снова опаздывала.

Игорь должен был отвести детей в школу, но вместо этого стоял у двери, натягивал ботинки и слушал Жанну.

— Да я же тебе говорю, Игорёк, мне тут некомфортно. Лена на меня смотрит, как будто я украла у неё телевизор. А я вообще-то твоя родная кровь, если что!

— Может, пока поищешь съёмное жильё? — несмело предложил он.

— Съёмное? Серьёзно? А ты вообще знаешь, какие сейчас цены?! Я тебе не чужой человек! Мы вообще-то с тобой в детстве из одной миски ели, а сейчас ты мне что говоришь?

Лена услышала это из кухни. Она вытирала руки о полотенце, думая только об одном: когда всё это закончится?

Но настоящая кульминация случилась вечером.

Дети были у бабушки — Лена специально попросила маму, чтобы немного передохнуть. Она мечтала о тишине, ванне и фильме. Вернулась домой в девять, прошла в спальню — и остолбенела.

На их с Игорем кровати сидела Жанна. В её руках — ноутбук Игоря. На полу валялись его документы. По телевизору шёл сериал, в ногах лежала Чуча, в зубах у неё был чей-то носок.

— Ты чего здесь делаешь?

— А что? — Жанна даже не подняла глаз. — Мне тут удобнее. В комнате душно, и там окно не закрывается.

— А ты не подумала, что это не твоё пространство?

Жанна рассмеялась — фальшиво, сухо.

— Пространство? Ты психологов начиталась, что ли? Я тут временно. Ты же сама говорила, что поможешь.

— Я не говорила, что отдам тебе свою жизнь. И свою постель. Где Игорь?

— Он сказал, что придёт попозже. Устал.

Лена вышла, молча. Зашла в ванную. Закрылась. Села на край ванны. Плакать не хотелось — хотелось кричать. Или выть.

Сколько ещё это будет продолжаться? Что должно случиться, чтобы всё это прекратилось?

На следующее утро она впервые не встала раньше всех. Просто лежала. Потом пошла в кухню — и увидела, как Жанна роется в их аптечке.

— У тебя есть что-то от изжоги? Я вчера бургеров переела. У Варьки был день рождения, — сказала она, даже не повернувшись.

— У меня есть кое-что, — сказала Лена тихо. — Чемодан.

— Что?

— Поставь себе будильник. Собери вещи. Через два дня тебя здесь не будет.

— Ты серьёзно?

Лена посмотрела ей в глаза. Без злобы. Без крика. Просто — достаточно.

— Да.

— А Игорь что скажет?

— Скажет, если успеет. А если не скажет — значит, тоже собирает.

Жанна фыркнула. Но ушла. А через полчаса Лена увидела в прихожей её чемодан.

Стоял у двери. Закрытый.

А сама Жанна сидела на табуретке, курила в открытое окно, и, не поворачивая головы, бросила:

— Ты с ними попрощайся. Я не буду.

Жанна ушла на следующий день.

Без криков. Без скандала. Даже без фальшивой слезливости, которая раньше сопровождала все её провалы. Просто — встала утром, повозилась в ванной, выгуляла Чучу, запихала пса в переноску и молча вытащила чемодан в коридор.

— Я такси ждать не буду. Вызовешь сама? — бросила Лене. — И да, я ключи тебе в раковину брошу. Мне не жалко.

Лена не ответила. Только стояла, прислонившись к дверному косяку, и смотрела, как уходит хаос.

Прошла минута. Другая.

Потом раздался звук открывшейся двери. Воздух в квартире стал легче.

Но стало ли легче внутри — Лена не знала.

Жизнь начала возвращаться к прежнему ритму, но не сразу.

Игорь избегал разговоров. Возвращался домой поздно, ужинал молча, смотрел телевизор. Он не задавал вопросов. Не извинялся. Не вставал на чью-либо сторону. Это, пожалуй, было хуже всего.

— Ты всё-таки мог бы хоть что-то сказать, — однажды вечером сказала Лена, пока он жевал котлету.

— А что тут говорить? Всё уже случилось, — бросил он и не глядя ушёл из-за стола.

Позже, когда он заснул на диване перед телевизором, Лена долго смотрела на его лицо. И думала: а он был с ней хоть один раз за это время? Или всё это было удобно — спрятаться за молчание и туман “семейных обязательств”?

Прошла неделя.

О Жанне было ни слуху ни духу. Варька звонила Игорю один раз — Лена случайно услышала обрывки разговора:

— Да она с ума сошла, твоя жена. Так с родной сестрой… Ну, конечно, всё забудется. Но осадок, как говорится…

Осадок, действительно, остался. У всех.

Лена продолжала работать, возить детей в школу, готовить, убираться. Но теперь в ней было что-то другое — холодное, упрямое. Как будто внутри она поставила гранитный столб: больше — никаких “потерпеть”.

Однажды её остановила соседка, та самая, что раньше бросала фразы в спину:

— Слушай, Лен, ты молодец. А то у нас вот племянница два года прожила, не выгонишь — и в душу, и в еду, и в шкафы. А ты — хоп, и порядок.

Лена усмехнулась.

— Ничего я не молодец. Просто устала. Это не сила — это предел.

Через месяц Жанна снова появилась. Позвонила в дверь утром, в субботу. На пороге — в очках, в пальто нараспашку, с тем же шпициком на поводке. Без чемодана.

— Привет, — сказала тихо. — Я… я по делу.

Лена стояла в дверях, не приглашая войти.

— У меня ничего твоего нет.

— Я не за этим, — Жанна кашлянула. — Я, ну, хотела спросить. Можно ли я у тебя кое-что оставлю на пару дней?

— Нет.

Жанна смотрела ей в лицо. Потом развела руками:

— Ясно. Просто… ты же всегда всех спасала. Я думала, вдруг и сейчас…

— Ошиблась.

И тут подошли дети. Сын — с книжкой, дочка — в пижаме, с расческой.

— Мама, кто там?

— Никто, — спокойно ответила Лена. — Уже ушёл.

Жанна стояла, будто вкопанная. Потом улыбнулась криво.

— Ты с ними попрощайся. Я не буду, — и развернулась.

Лена смотрела ей вслед, пока та не исчезла за поворотом лестницы.

А потом захлопнула дверь.

Вечером Игорь спросил:

— Это Жанна была?

— Да.

— Чего хотела?

— Пожаловаться на жизнь. Или снова попроситься. Неважно.

Он промолчал. Долго.

Потом, уже в спальне, вдруг сказал:

— Ты знаешь, мне стыдно. Что я тогда не был рядом. Не защитил. Просто… испугался конфликта.

Лена посмотрела на него. Слов не было. Только тишина, в которой оба понимали: что-то прошло точку возврата.

А спустя пару дней пришло сообщение от Жанны. В мессенджере. Без фото, без смайлов. Просто текст:

«Ты была права. Но сказать это тебе я не могу. Я — не из тех, кто говорит “извини”. У меня по-другому.»

Лена перечитала его три раза. Потом закрыла, не отвечая.

В ту ночь она не спала.

А наутро снова было утро. Шумные дети, радио на кухне, чайник, пельмени на ужин. Обычная жизнь, в которой не было Жанны.

Но был след — неровный, болезненный. И вопрос, который не отпускал:

«Если она вернётся снова — я смогу сказать “нет” так же просто?”

Ответа не было.

Жми «Нравится» и получай только лучшие посты в Facebook ↓

Добавить комментарий

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!:

Ты с ними попрощайся. Я не буду, — Жанна поставила чемодан у двери