Свекровь материализовалась на пороге нашей квартиры внезапно, как джинн из старинной лампы. Только вместо исполнения трёх желаний она принесла с собой два исполинских чемодана и запас командирского тона на целую армейскую дивизию.
— Леночка! — прогремела она, стиснув меня в железных объятиях. — Ты что, совсем отощала? Совсем себя не бережёшь?!
Не дождавшись ответа, она переключилась на внука:
— А где мой Костик? Господи, какой же он у вас маленький! Это что, вы его не кормите, что ли?
Мой сын — абсолютно нормального для девятилетнего мальчика роста и сложения — неуверенно улыбнулся бабушке, которую видел от силы раз в год. Она всплеснула руками, будто увидела призрака, и стала рыться в недрах своего необъятного баула. Ох уж эти баулы свекрови — никогда не знаешь, что она там привезла.
— Это что за взгляд такой исподлобья? Застенчивость? У нас в роду застенчивых не было! На, держи конфеты.
И пока я пыталась сказать, что сладкое перед ужином — не лучшая идея, свекровь уже водрузила на стол трёхлитровую банку с маринованными помидорами, пакет с пирожками и пузатую бутылку наливки, подозрительно напоминающую реквизит из фильма про деревенскую жизнь — вот откуда она у неё?
Людмила Васильевна, заслуженный педагог с тридцатилетним стажем и мать моего мужа, приехала на неделю. По крайней мере, так было заявлено в телефонном разговоре. Я внутренне сжалась, как улитка. Эти визиты обычно выжимали из меня все соки.
Свекровь с первой минуты брала командование на себя. Начинала наводить свои порядки. Я морально была готова — всего неделя!
Муж радостно выскочил из комнаты:
— Мама! Наконец! Как доехала?
В его голосе звучало столько искренней радости, что я устыдилась своих мыслей. В конце концов, это его мать. Она вырастила его одна. И он её любит. А значит, я буду улыбаться, кивать и держать язык за зубами. Семь дней. Всего-то семь дней. Ещё раз проговорила я себе.
Ну вот уже к исходу третьего дня я была готова лезть на стену.
Свекровь переставила всё что только можно и нельзя в шкафах («Леночка, у тебя тут такой хаос!»), пересаливала всё подряд, даже борщ умудрилась («Недосол на столе, пересол на голове, запомни наконец эту простую истину!»), выбросила комнатный цветок, который якобы «притягивал негативную энергию», и провела тотальную ревизию Костиного гардероба.
— Что это за штаны такие? Это же девчачий цвет! — возмущалась она, держа двумя пальцами сиреневые джоггеры сына.
— Это модно, мама, — вступился муж. — Сейчас все так носят.
— Ха! В наше время за такие брюки можно было и получить. А нынче всё можно? Всё модно?
Она произносила слово «модно» с такой интонацией, будто речь шла о чём-то непристойном.
Но настоящий цирк начался, когда свекровь решила сопровождать нас на Костины занятия. Я не придумала достаточно убедительного предлога, чтобы оставить её дома, и теперь расплачивалась за свою дипломатичность.
На футбольной тренировке она кричала с трибуны:
— Костик! Не финти! Бей прямо! ПРЯ-МО! Господи, что за размазня растёт! Он слишком мягкий у тебя!
Мальчик растерянно озирался, не понимая, что от него хотят, а тренер хмурился, но тактично молчал. Костя споткнулся, упал, и я сжалась, готовясь к новой волне критики. Но свекровь внезапно переключилась на тренера:
— Молодой человек! Вы что, не видите? Ребёнок упал! Тренер должен бы уже на поле выскочить! А вы стоите, как будто ничего не произошло!
Тренер — двухметровый мужчина с бородой и татуировками на бицепсах — на мгновение потерял дар речи, а потом буркнул:
— Женщина, не мешайте тренировке. Падать — это нормально. Они учатся подниматься.
— Что вы говорите! — всплеснула руками свекровь. — Так вот как нынче детей учат? Падать и подниматься? А может, вы ещё и в грязи их валять заставляете для «закалки»?
Я почувствовала, как родители озираются на нас и начала краснеть от стыда. Потянула свекровь за рукав:
— Людмила Васильевна, может, мы пройдёмся? Я вам покажу наш район…
— Нет уж! — отрезала она. — Я должна видеть, чему учит моего внука этот… специалист!
После тренировки Костя, отводя глаза, попросил:
— Мам, можно бабушка больше не пойдёт со мной на футбол?
Сердце кольнуло. Я обняла сына, но не успела ответить.
— Стыдишься бабушки? — раздался за спиной голос свекрови. — Вот она, современная педагогика! Ребёнок старших стыдится! В наше время…
Я мысленно отправила свекровь погулять куда подальше, но выдавила улыбку:
— Никто никого не стыдится. Просто Костя хочет сосредоточиться на тренировке и не отвлекаться.
— Конечно-конечно, — протянула свекровь с таким выражением, будто только что поймала нас с поличным на месте преступления.
Дома, когда сын ушёл делать уроки, а муж ещё не вернулся с работы, свекровь подловила меня на кухне:
— Леночка, я всё хотела спросить — это ты ТАК сына воспитываешь? Чтобы он бабушку за спиной обсуждал?
Я поперхнулась чаем:
— Что вы, Людмила Васильевна! Костя вас очень любит и уважает. Просто ему, как и любому ребёнку, особенно на тренировках, не нравится слушать комментарии взрослых… Как личное пространство — у него свои друзья там — у них там свой мир…
— Личное пространство! — она произнесла эти слова так, будто я сказала что-то оскорбительное. — Дети откуда вообще знают такие словечки?! Раньше жили всей семьёй в одной комнате и ничего, нормальными выросли. И старших слушали, как генерала!
Я прикусила язык. Спорить было бесполезно. К тому же, эта неделя когда-нибудь закончится, и мы снова заживём своей размеренной жизнью.
Но через день случилось нечто, что перевернуло всё с ног на голову.
В среду у Кости было родительское собрание. Обычно такие мероприятия не вызывали у меня особых эмоций — прийти, послушать отчёт учительницы, задать пару вопросов, посмотреть, как учится сын, и домой. Но в этот раз всё пошло наперекосяк.
— Собрание? — оживилась свекровь, когда я упомянула об этом за ужином. — О, я пойду с тобой! Интересно посмотреть, поучаствовать. Увидеть чему сейчас в школах там внука учат. Заодно и проверю, как нынешние педагоги работают.
Мой муж бросил на меня взгляд, полный сочувствия, но промолчал. Предатель.
— Людмила Васильевна, вам будет скучно, — попыталась я отговорить свекровь. — Там просто организационные вопросы…
— Ничего, я потерплю, — отрезала она тоном, не терпящим возражений.
И вот мы шли вдвоём по вечернему микрорайону в сторону школы. Я мысленно повторяла буддийские мантры, которые полгода назад выучила на курсе медитации. Не помогало.
— А школа-то у вас неказистая, — заметила свекровь, когда мы подходили к зданию. — В моё время строили на совесть, а это что? Коробка бетонная.
Я не стала напоминать, что школу построили как раз в её «время» — в 1980-х, и что тогда такой типовой проект считался передовым.
В кабинете собралось около двадцати родителей. Мы с свекровью сели в первом ряду — она настояла. Краем глаза я заметила, как другие мамы переглядываются и шепчутся, бросая любопытные взгляды в нашу сторону. Многие знали меня как тихую и неконфликтную маму Кости. И появление властной пожилой дамы рядом явно вызывало вопросы.
Марина Сергеевна, наша классная руководительница — молодая, но очень толковая учительница с пышными кудрявыми волосами и широкой улыбкой — вошла в класс ровно в шесть. Она поздоровалась. Открыла журнал и начала собрание с обычных организационных вопросов.
Первые двадцать минут прошли без происшествий. Мы обсудили предстоящую экскурсию, сдачу денег на рабочие тетради и участие в школьной олимпиаде. Я замечала, как свекровь время от времени фыркает и качает головой. Но, к счастью, она молчала.
А потом Марина Сергеевна перешла к тому, что назвала «важной проблемой».
— Уважаемые родители, — сказала она, сделав паузу и обведя взглядом класс. — В последнее время я замечаю тревожную тенденцию. Многие дети перегружены дополнительными занятиями. Кружки, секции, репетиторы — всё это замечательно, но… — она вздохнула. — Но дети устают. Они не отдыхают полноценно — не высыпаются, не успевают отдохнуть. В результате снижается успеваемость. И, что гораздо хуже, страдает их психологическое здоровье.
По классу пробежал шепоток. Кто-то одобрительно кивал, кто-то хмурился.
— Я не говорю, что нужно отказываться от дополнительного образования, — продолжала учительница. — Но важно соблюдать баланс. Детям нужно время для игр, для общения, для того, чтобы просто побыть детьми. Многие из них жалуются на головные боли, усталость, раздражительность…
Я молча кивала. Ещё неделю назад сын признался мне, что иногда не успевает даже поиграть в любимую игру — настолько забит его день разными занятиями.
— Поэтому я прошу вас внимательнее присмотреться к режиму дня ваших детей. Может быть, стоит сократить количество дополнительных занятий? Выбрать только те, которые действительно интересны и важны для ребёнка? Дать им больше свободного времени?
Я уже открыла рот, чтобы задать вопрос, как вдруг…
— Что за ерунду вы несёте?!
Голос свекрови разрезал воздух, словно выстрел. Все головы повернулись к нам. Я почувствовала, как краска заливает лицо.
— Простите? — Марина Сергеевна изумлённо приподняла брови.
— Я говорю — что за чушь вы тут рассказываете? — свекровь поднялась, грузно опираясь на парту. — «Детям нужно время для игр»! «Они устают»! А когда им, по-вашему, учиться работать над собой? Жизнь — это вам не санаторий!
Учительница на мгновение растерялась и бросила взгляд на меня. Но быстро взяла себя в руки:
— А вы?..
— Я бабушка Кости С…, Людмила Васильевна — гордо заявила свекровь. — И, между прочим, педагог с тридцатилетним стажем. И что я вижу? Школа превратилась в какой-то детский сад! Вы их тут нянчите вместо того, чтобы требовать! Воспитывать! ПРививать дисциплину!
Я попыталась потянуть свекровь за рукав, но она отмахнулась уж очень пренебрежительно и даже обидно.
— У нас в семье не принято потакать детским капризам! — продолжала она, повышая голос. — Мой сын — отец Кости — с семи лет занимался музыкой, плаванием, изучал языки. И ничего, вырос нормальным и адекватным человеком, без всяких там психологических травм!
Вокруг нас как-будто образовалась пустота — родители отодвигались, будто боясь попасть под перекрёстный огонь.
— Людмила Васильевна, я понимаю вашу позицию, — начала Марина Сергеевна примирительным тоном. — Но современная педагогика и психология…
— Ха! — перебила её свекровь. — «Современная психология»! Знаем мы эту вашу психологию! Развели тут… неженок! Головка болит! Устал! В моё время детям некогда было думать про головную боль — уроки делали, по хозяйству помогали, и никто не жаловался!
В классе повисла тяжёлая тишина. Меня буквально парализовало от стыда и неловкости. И тут свекровь повернулась ко мне — словно искала поддержки:
— Леночка, ты чего молчишь? Сидишь, киваешь, соглашаешься с этой ерундой! Вот поэтому твой мальчик и растёт таким… нежным. Ты его всё по головке гладишь, а надо требовать! Строгости добавить! А то вырастет — кто он будет? Неприспособленный к жизни человек! Это твоя вина будет! Я же воспитала твоего мужа сильным человеком. Я же правильно говорю — У нас в семье не принято потакать детским капризам!
Её слова обрушились на меня, как ушат ледяной воды. За эту неделю я терпела многое — критику моей кухни, моего дома, моего внешнего вида. Но обвинение в том, что я плохо воспитываю сына — это было за гранью.
Я встала. Не резко, не демонстративно — просто поднялась со стула и посмотрела прямо в глаза свекрови и с вызовом. Впервые за всё время нашего знакомства я не отвела взгляд.
— Знаете, Людмила Васильевна, — голос мой звучал на удивление спокойно, — А я из другой семьи, где молчат, когда их не спрашивают.
По классу пронёсся изумлённый шепот. Свекровь на мгновение застыла с открытым ртом.
— Чего? — она аж подалась вперёд, не веря своим ушам.
Внутри что-то перевернулось. Я даже не узнала свой голос:
— А того! Хватит уже! Вы — туда, я — сюда, понятно? Это мой сын, МОЙ! И воспитываю как считаю нужным! И говорю тогда, когда посчитаю нужным.
— Ты это мне?! — свекровь побагровела, глаза округлились.
Родители вокруг затихли. Кто-то даже телефон достал. Но меня уже несло:
— Вам, вам! А кому ещё? Сколько можно? Всю неделю… нос суёте… командуете тут! Знаете что? Спасибо вам за сына — мужа моего. Но вот сейчас — остановитесь. СТОП. ХВАТИТ.
— Да ты… — она задохнулась, — ты его испортишь! Разбалуешь! Какая-то… психология! Нежности эти ваши!
— А что не так с нежностью?! — я стукнула ладонью по парте. — Я не хочу, чтобы он боялся меня, как… как…
— Он тебя на шею сядет! — перебила свекровь, тыча в меня пальцем. — Уже сел! Я же вижу! Мама то, мама это! А чуть что — носом хлюпает!
— Да он просто ребёнок! Нормальный ребёнок! И знаете что? Он не хлюпает! Он — смеётся! Он счастлив! Понимаете? Слово такое — счастье! Или у вас его в словаре нет?
— Тьфу ты! — она всплеснула руками. — Счастье она нашла! А жизни кто учить будет? Я Костика растила — зубы стиснул и пошёл! А твой как тепличный… огурчик!
— Ну огурчик и огурчик, — я внезапно улыбнулась. От нервов, наверное. — Зато свежий. И сочный.
В классе кто-то прыснул. Марина Сергеевна прикрыла рот рукой — не поймёшь, то ли в шоке, то ли улыбку прячет.
Свекровь открыла рот, чтобы возразить, но я мягко подняла руку:
— И ещё… Пожалуйста, не обсуждайте при всех методы воспитания моего сына. Это наше, семейное дело.
В классе воцарилась абсолютная тишина. Я видела, как некоторые родители украдкой показывают мне большой палец.
Марина Сергеевна смотрела на меня с плохо скрываемым уважением.
Свекровь медленно опустилась на стул, вцепившись пальцами в сумку. Её лицо побледнело, губы сжались в тонкую линию. Она не нашлась с ответом.
Собрание продолжилось, но я почти не слышала, о чём говорила учительница. Внутри меня бушевал целый ураган эмоций — от странной эйфории до страха перед тем, что будет дальше. Как отреагирует муж?
Мы возвращались домой в полном молчании. Она демонстративно держалась на шаг впереди, всем своим видом показывая оскорблённое достоинство.
У подъезда она вдруг резко обернулась:
— Ключи давай. Я первая пойду.
Я молча протянула ключи. Войдя в квартиру, она направилась прямиком в комнату и закрыла за собой дверь. Громко.
Муж, видимо, услышав хлопок двери, вышел из кухни с кружкой чая в руке:
— А где мама?
— В комнате, — я стянула туфли и прошла в ванную умыться. Все силы ушли на то противостояние в школе, и сейчас хотелось только одного — тишины.
Но не тут-то было.
— Лен, что случилось? — муж заглянул в ванную. — Мама домой пришла, даже не поздоровалась. Теперь говорит готовь чемоданы, завтра уезжаю.
— Чемоданы? — я чуть не подавилась зубной пастой. — Почему?
— Сама говорит — срочный звонок от подруг. Какие-то дела в их садоводстве. Но я же её знаю, она так просто не уедет. Что-то произошло?
Я посмотрела на себя в зеркало. Глаза лихорадочно блестели, на щеках — красные пятна. Выглядела я не лучшим образом. Вытерев лицо полотенцем, я вышла из ванной.
— На собрании мы… немного поспорили.
— Немного? — от двери гостевой комнаты раздался голос свекрови. — Она меня опозорила на весь класс! При всех родителях! При учительнице!
Она стояла в дверном проёме. Взгляд метал молнии.
— Мам, что случилось? — муж переводил взгляд с меня на свою мать.
— Спроси у своей жены! — свекровь бросила на меня уничтожающий взгляд и скрылась в ванной, проходя мимо даже задела плечом.
Я тяжело вздохнула:
— Давай попозже поговорим, хорошо? Костя не спит?
— В комнате сидит, — муж потёр висок. — Вроде домашку делает. Лен, ну что-то же произошло?
— Потом, — я покачала головой и пошла проверить сына.
Ночью я долго не могла уснуть. Разговора с мужем так и не получилось — сначала Костя не отходил от нас, потом свекровь то и дело появлялась на кухне, громыхая посудой, а когда наконец все разошлись по комнатам, силы меня окончательно покинули.
Утром обнаружила, что свекровь не шутила. В прихожей действительно стояли собранные чемоданы, а сама она сидела на кухне, нарядная, при полном параде, и пила чай.
— Доброе утро, — я замялась в дверях, не зная, как себя вести.
— Ничего доброго, — отрезала свекровь, не глядя на меня. — Через три часа поезд.
— Может, не надо так спешить? — я всё-таки решила сделать шаг к примирению. — Мы бы поговорили…
— О чём тут говорить? — она наконец-то подняла глаза, и я увидела в них не столько злость, сколько растерянность. — Ты ясно дала понять, что моё мнение для тебя ничего не значит.
— Это не так, — я неуверенно присела на краешек стула. — Просто я… я не могла больше молчать.
— Да-да, — свекровь поджала губы. — Ты из другой семьи. Где молчат, когда не спрашивают. И всё же не смолчала.
Я не знала, что ответить. А она вдруг добавила тише, но с той же непреклонностью:
— Так что сегодня уезжаю.
В этот момент на кухню зашёл муж, заспанный, в растянутой домашней футболке:
— Что у вас там произошло? На собрании? Можно наконец узнать?
Я открыла рот, чтобы объяснить, но встретила взгляд сына, который выглянул из-за папиной спины.
— Всё нормально, — сдержанно ответила я. — Просто… разные взгляды на воспитание.
Мы провожали свекровь на вокзале всей семьёй. Она всё утро держалась отстранённо, разговаривала в основном с внуком и сыном, мне же доставались лишь сухие инструкции — «Леночка, подай соль», «Леночка, закрой окно».
Но когда поезд уже подали и объявили посадку, она вдруг повернулась ко мне и негромко, так, чтобы слышала только я, произнесла:
— У тебя есть характер, Ленка. Это хорошо. Мой сын не ошибся.
А потом, уже из окна вагона, крикнула:
— Но с режимом для Кости ты всё-таки что-нибудь придумай! Мальчик должен уметь преодолевать трудности!
Я помахала ей рукой, улыбаясь. Впервые за долгое время я чувствовала себя не тихой, удобной невесткой, а женщиной с собственным мнением и правом его отстаивать.
Возможно, между нами всё-таки может быть мир. Не идеальный, с терпкими нотками взаимного компромисса, но мир. И шаг к нему я сделала сама — там, на родительском собрании, когда впервые отважилась отстоять своё право быть собой.
Ущерб от родни