Когда Лиза впервые услышала голос свекрови по телефону, ей показалось, что разговаривает учительница старших классов – строгая, чёткая, без сантиментов.
– Здравствуйте, Елизавета. Это Маргарита Константиновна. Я в пятницу приеду. С Серёжей всё обсудила, он не против.
Это «не против» прозвучало как приговор. Тогда Лиза лишь кивнула трубке и продолжила заворачивать в фольгу рыбу для ужина. Они с Серёжей жили вместе всего четыре месяца в его квартире. Вернее, в ипотечной, но для Лизы это была их крепость: с простым ламинатом, бежевашими стенами и икеевским диваном, на котором она читала бухгалтерские отчёты по вечерам.
Маргарита Константиновна приехала в пятницу, как обещала. Маленькая, сухонькая, с аккуратной короткой стрижкой и светло-серым пальто. Сразу в коридоре оценила взглядом шкаф-купе.
– Серёжа, это что за конструкция? Двери хлопают, ручки дешёвые. Не мог нормальную заказать?
Лиза улыбнулась, но её улыбка застывала, когда свекровь, раздеваясь, сдвигала плечами мужа, отстраняя его, словно подростка.
– Поставь мои сумки сюда, – приказала она и вошла в квартиру, оглядывая каждую мелочь: крошки на кухонной столешнице, мятые полотенца, кошачью миску.
– У вас тут кот? – её тон стал колючим. – Серёжа, ты же знаешь, у меня аллергия.
Лиза открыла рот, чтобы возразить, но Серёжа лишь пробормотал:
– Мам, ну он не лезет в комнаты. Живёт в кладовке.
Так и началась их жизнь втроём. Свекровь вставала рано, кипятила воду в чайнике, пересыпала Лизин кофе в другую банку «для порядка», указывала, где должно лежать постельное бельё, а однажды просто выкинула половину приправ, заявив, что «этим только травиться».
Лиза уезжала в офис раньше всех и возвращалась к ужину. Однажды вечером Маргарита Константиновна сидела за столом и считала что-то в своей маленькой бухгалтерской тетради.
– Лизонька, – сказала она мягким, липким голосом, – я тут подумала. Вы за эту квартиру платите ипотеку тридцать семь тысяч, коммуналка ещё девять, да? А Серёжа ещё кредит за машину тянет. Так вот, если я пока поживу с вами, можем разделить часть расходов. Я получаю пенсию и подработку, так что могу вносить свою лепту. Как ты на это смотришь?
Лиза чуть не уронила чашку с травяным чаем. Внести лепту? За то, чтобы остаться здесь навсегда?
Она посмотрела на мужа. Серёжа нервно откусывал корку пиццы и смотрел в телефон.
– Мам, давай потом поговорим? – пробормотал он.
– Нет, Серёженька, я хочу, чтобы Лиза сразу понимала, что я здесь не нахлебница. Я могу давать десять тысяч в месяц. Это честно.
Лиза молчала. В груди жгло. Она не знала, как сказать «нет» так, чтобы не превратиться в врага народа. Её учили быть вежливой. А вежливость сейчас казалась ловушкой.
Маргарита Константиновна жила с ними уже неделю, когда начались первые маленькие столкновения. Она открыла дверцу Лизиного шкафа, чтобы «разобрать бардак». Разобрав, сложила все летние платья в пакет и убрала на балкон, несмотря на +25 за окном.
– Осень скоро, чего они тут висят, пыль собирают.
На следующий день, когда Лиза вернулась с работы, свекровь мыла полы, а её любимая вышитая льняная дорожка на столе лежала в мусорном ведре.
– Замызганная вся, пятна не отстирываются. Купишь новую.
Ночами Лиза лежала рядом с мужем и смотрела в потолок, пытаясь найти слова, чтобы всё это прекратить. Но Серёжа лишь прижимал её к себе и шептал:
– Потерпи чуть-чуть. Она переживает. Отец ушёл к другой, теперь ей тяжело. Она скоро успокоится и перестанет вмешиваться.
Лиза не отвечала. Потому что не верила.
В субботу Лиза проснулась от запаха жареной рыбы. Открыла глаза – семь утра. Вышла на кухню в пижаме, а там Маргарита Константиновна стоит в халате и жарит минтай.
– Доброе утро, Лизонька, – сказала она, даже не обернувшись. – Решила вам завтрак приготовить. Рыба полезнее сосисок.
Лиза посмотрела на плиту. Капли жира летели на белую кафельную стену, и в голове сразу мелькнула мысль: «Оттирается только с Domestos и перчатками…»
– Спасибо, – сказала она тихо и пошла в ванну.
У зеркала Лиза задержалась. Тонкие тёмные круги под глазами, уставшее лицо. Впервые за годы она подумала, что стала на себя злиться. Не на Маргариту Константиновну, не на мужа – на себя. За то, что позволила им так просто вломиться в её пространство.
В тот же день к ним в гости зашли друзья – Оля с мужем и их сыном-первоклассником. Маргарита Константиновна, увидев их в коридоре, сразу насупилась.
– Ох, сколько грязи с улицы… Разувайтесь аккуратнее.
Потом, пока все сидели за столом, она рассказывала про свою молодость:
– Я сама Серёжу растила, без нянек и бабушек. Муж только в выходные приезжал с вахты. Никто мне не помогал. А сейчас, смотрю, молодёжь какая… всё жалуются на усталость.
Лиза почувствовала, как её рука на чашке дрогнула. Оля взглянула на неё с сочувствием. Серёжа сидел с каменным лицом, листая ленту в телефоне.
Когда друзья ушли, Лиза попыталась поговорить с мужем:
– Серёж, нам надо обсудить, как долго твоя мама будет у нас жить.
Он вздохнул:
– Лиз, ну чего ты начинаешь? Ты же видишь, ей тяжело одной. Она скучает.
– Она скучает? А я? Мне не тяжело, когда она выбрасывает мои вещи, переставляет мою косметику, говорит моим подругам, что я «не приспособлена к жизни»?
Серёжа молчал. Потом сказал тихо:
– Я её сын. Я не могу выгнать её на улицу.
Лиза хотела крикнуть: «Никто не говорит выгнать её на улицу! Но я не подписывалась жить с твоей матерью!» Вместо этого она закрылась в ванной и тихо плакала, чтобы никто не слышал.
Через неделю пришла ещё одна новость. На работе Лизе предложили руководящую должность с повышением зарплаты и полномочий. Она вернулась домой радостная, с бутылкой просекко в пакете. Зашла на кухню и увидела свекровь, сидящую за столом с каким-то блокнотом и кипой документов.
– Ты где была? – спросила Маргарита Константиновна.
– На работе задержалась. У меня отличные новости! – Лиза не сдерживала улыбки. – Меня назначили главным бухгалтером в нашем отделении. Зарплата теперь…
– Зарплата? – переспросила свекровь, поднимая глаза. – Так это же прекрасно. Значит, ты сможешь больше откладывать на кредит. А то всё тратишь на ерунду: косметологи, кофейни… Я вот кофе в жизни не покупала, только дома варила.
Лиза сжала бутылку так, что пластиковая ручка прорезала ей ладонь.
– Я сама разберусь, как распоряжаться деньгами.
– Конечно, милая, – протянула та сладким голосом, – я просто говорю, как будет лучше. Кстати, я тут прикинула: если ты возьмёшь дополнительную нагрузку, сможете выплатить ипотеку на семь лет раньше. Я Серёже уже всё объяснила.
Вечером Лиза сидела на балконе, завернувшись в плед, и смотрела на соседние окна. В одной квартире женщина лет пятидесяти в бигудях кормила собаку кашей. В другой мужчина в спортивных штанах строгал салат, смеясь во весь голос. А у них – тишина. Тяжёлая, липкая, как кисель. За спиной хлопнула дверь, и Лиза вздрогнула.
– Ты чего здесь сидишь, как привидение? – свекровь встала в проёме.
– Думаю.
– О чём?
– О жизни.
Маргарита Константиновна кивнула и вдруг, без предупреждения, села рядом.
– Я тоже часто думаю. Знаешь, Лизонька, когда ты только появилась в жизни Серёжи, я сначала подумала: наконец-то он не будет один. Но теперь… – Она перевела взгляд на окна напротив. – Теперь я не уверена, что ему с тобой легко.
Лиза почувствовала, как внутри всё сжалось.
– Что вы имеете в виду?
– Ты сильная. Слишком сильная. Ты всегда говоришь, как надо, споришь. А он у меня мягкий. Его легко обидеть. Ты это понимаешь?
Лиза молчала. В груди стоял ком. Свекровь посмотрела на неё долгим взглядом.
– Подумай об этом, ладно? Я только добра ему желаю.
Она встала и ушла в комнату, оставив Лизу наедине с ветром, шумом города и тяжёлым, невыносимым одиночеством.
Воскресенье выдалось пасмурным, с редкими каплями дождя, стучавшими по окну. Лиза сидела на кухне с чашкой крепкого чая и пыталась сосредоточиться на планах предстоящей недели, но мысли уносили её всё дальше — туда, где каждое слово свекрови оставляло болезненный след, а муж всё больше превращался в молчаливого посредника.
Серёжа появлялся редко, почти всегда поздно, усталый, рассеянный. Он словно растворялся между двух огней: матери, которая всё ещё была для него центром вселенной, и жены, которая с каждым днём теряла силы защищать себя и их общий дом.
В этот вечер, войдя в квартиру, он застал на кухне Маргариту Константиновну и Лизу, сидевшую за столом в мятом халате. Мать что-то шептала, почти плача, а Лиза скользила взглядом по её лицу, стараясь понять, что скрывается за этой слезой — правда или очередная манипуляция.
– Серёжа, – сказала свекровь, заметив мужа. – Ты знаешь, я тут поговорила с твоим начальником. Предложила помочь с документами, чтобы у тебя было меньше хлопот.
– Мам, – вмешался Серёжа, раздражённо. – Ты же сама говоришь, что у тебя здоровья нет.
– Зато есть желание помочь тебе и Лизе, – улыбнулась Маргарита Константиновна.
Лиза вздохнула и решилась:
– Маргарита Константиновна, мне кажется, нам нужно поговорить серьёзно. Вы живёте с нами уже почти полгода. Это не временный визит, а настоящее вторжение в нашу жизнь. Мы с Серёжей разные, у нас разные взгляды на порядок, финансы, даже воспитание ребёнка. И нам нужно пространство для этого.
Свекровь молчала, сжимая пальцы в кулак.
– Лиза, – начала она с едва скрываемой обидой, – ты не понимаешь: я здесь не ради себя. Я боюсь остаться одна. Серёжа — моя семья, моё всё.
– Но семья — это когда все уважают границы друг друга, – сказала Лиза, чувствуя, как слова наконец идут легко.
Серёжа опустил голову.
В ту же ночь Маргарита Константиновна собралась и объявила:
– Я еду обратно в свою квартиру. Сынок, я не хочу разрушать вашу семью.
Лиза проснулась в пять утра от звука хлопнувшей двери и долгого затихающего шума шагов. Она вышла на балкон и увидела одинокую фигуру, идущую под дождём.
Прошло две недели. Жизнь начала налаживаться. Серёжа стал больше времени проводить дома, Лиза почувствовала, что могла дышать свободнее.
Но однажды вечером, когда они сидели с мужем на кухне, в дверь позвонили.
Открыв, они увидели Маргариту Константиновну — с чемоданом и с задумчивым взглядом.
– Я подумала, – начала она тихо, – может, я всё же смогу помочь вам. Могу быть рядом, но не мешать. Я уже старею, и мне трудно одной. Ты, сынок, уверен, что Лиза пустит меня в твою квартиру?
Лиза посмотрела на мужа, на свекровь, на эту женщину, которая когда-то была для неё чужой, а теперь стала участницей их судьбы.
И поняла, что ни одна квартира, ни один дом не могут стать настоящим семейным гнездом, пока каждый не научится принимать другого со всеми его слабостями и требованиями, а главное — пока не перестанут задавать вопросы, похожие на допросы.
— Сынок, а она в твою квартиру меня пустит? — тихо спросила свекровь.