— А документы, подтверждающие родство с наследодателем?
— Как это? — не поняла Анастасия. — Я же внучка.
Анастасия почувствовала, как что-то холодное поползло по спине. Взяла свидетельство, посмотрела на строчку «отец».
Анастасия проснулась от звука включенного чайника. За стеной мама разговаривала с Максимом — голоса тихие, утренние. В квартире пахло кофе и жареными сырниками.
— Настя, завтрак! — позвала мама.
— Иду! — откликнулась она, натягивая джинсы.
В тридцать лет жить с родителями казалось нормальным. Трехкомнатная квартира позволяла не мешать друг другу. У каждого своя территория, свой ритм.
Анастасия работала менеджером в небольшой фирме, получала прилично, но на московскую недвижимость копила медленно. А тут — семья рядом, помощь по хозяйству, общие расходы пополам.
— Поздно сегодня будешь? — спросила мама, намазывая масло на хлеб.
— Как обычно. Часов в семь. — Анастасия налила кофе, добавила молока. — А в пятницу к бабушке заеду.
Максим поднял глаза от газеты:
— Опять к Светлане Михайловне? Настя, ты же каждую неделю туда мотаешься.
— Ну и что? Она одна совсем. Юлька не появляется.
— Да ладно тебе, — вздохнула мама. — Старушка привыкла к одиночеству. А ты работаешь, устаешь.
Анастасия промолчала. Объяснять родителям, что бабушка Светлана Михайловна — это связь с папой, единственная ниточка к той жизни, которую она помнила урывками, не хотелось. Они не поймут.
На работе день тянулся как резиновый. Отчеты, звонки клиентам, совещание с начальством. Анастасия смотрела в окно на серый октябрьский двор и думала о выходных.
Завтра вечером — к бабушке. Может быть, даже переночует там, если старушка не будет возражать.
Обычная жизнь тридцатилетней женщины, которая живет с родителями и копит на квартиру.
Она не знала, что через месяц все изменится. Что бабушка Светлана Михайловна ум.рет тихо, во сне. И что в нотариальной конторе Анастасия узнает страшную правду.
Анастасия сидела в приемной нотариуса, держа в руках папку с документами. Папка была толстая, новая, купленная специально для этого случая — первого в ее жизни наследственного дела.
Свидетельство о рождении лежало сверху. Бумага пожелтела по краям, но печать была четкая, чернила не выцвели.
Она помнила этот документ смутно — один раз брала его в руки в четырнадцать лет, когда получала паспорт.
Тогда все казалось формальностью. Берешь бумажку, показываешь тете в окошке, получаешь паспорт.
А потом свидетельство снова уходило в родительскую тумбочку, к страховкам и справкам.
— Цыбукина Анастасия Максимовна? — позвала секретарь.
Анастасия вздрогнула.
Бабушка Светлана Михайловна ум.ерла три недели назад. Ум.ерла спокойно, дома, как и хотела.
Анастасия была рядом — держала ее за руку, когда дыхание стало совсем слабым. До самого конца бабушка повторяла одно и то же:
— Завещание не буду писать. Пусть внучкам поровну достанется. Справедливо же.
Анастасия кивала, гладила морщинистую ладонь. Бабушка была принципиальная.
Юля, двоюродная сестра, за два года ни разу не приехала, даже когда бабушка совсем плохо стала.
А Анастасия ездила каждые выходные — то лекарства привезет, то в поликлинику свозит. Но бабушка все равно: поровну и точка.
— Проходите, — сказала секретарь.
Нотариус была женщина средних лет, с короткой стрижкой и усталыми глазами. Таких много в государственных конторах — видели всякое, удивить их сложно.
— Значит, наследственное дело по Цыбукиной Светлане Михайловне, — проговорила она, открывая папку. — Документы принесли?
Анастасия протянула свою папку. Нотариус взяла свидетельство о рождении первым, посмотрела на печать, на дату выдачи. Нахмурилась.
— А документы, подтверждающие родство с наследодателем?
— Как это? — не поняла Анастасия. — Я же внучка.
— В свидетельстве у вас отец — Цыбукин Максим Владимирович. А наследодатель — Никонорова Светлана Михайловна. Где связь?
Анастасия почувствовала, как что-то холодное поползло по спине. Взяла свидетельство, посмотрела на строчку «отец».
Цыбукин Максим Владимирович. Максим — так звали и отца, и отчима. Ирония судьбы. Только фамилии разные. Папа был Максим Семенович Никоноров.
— Тут ошибка, — сказала она, и голос прозвучал чужим. — Мой отец — Максим Семенович Никоноров. Светлана Михайловна — его мать.
Нотариус покачала головой.
— Свидетельство о рождении — основной документ для подтверждения родства. Если там указан Максим Владимирович Цыбукин, значит, он и есть отец по закону.
— Но это неправильно! — Анастасия повысила голос. — Папа ум.ер, когда мне было семь лет. Максим — отчим, мама за него потом вышла замуж.
— Тогда это, наверно, усыновление, — спокойно ответила нотариус. — При усыновлении выдается новое свидетельство о рождении.
Связь с биологическими родственниками прерывается. Вы не можете наследовать Светлане Михайловне. Извините.
— Как это не могу? — У Анастасии пересохло во рту. — Я же внучка! Я за ней ухаживала!
— Не можете. Вы ей не родственница. — Нотариус закрыла папку. — Зато у вас есть права наследования после отчима.
Анастасия сидела неподвижно. В голове гудело, как в пустой бочке. Бабушкины две квартиры, дача в Подмосковье с садом и баней, сбережения в банке — все это уходило к Юле.
А у отчима наследовать нечего — живет в маминой квартире, машины нет, дачи нет. И главное… почему? Почему ей не сказали? За что?
— Можно как-то… доказать родство? — спросила она тихо.
— Только через суд. Но это, честно говоря, почти невозможно.
Анастасия встала, сунула документы в папку. Руки дрожали.
На улице был солнечный сентябрьский день. Люди шли по своим делам, разговаривали по телефонам, покупали кофе в ларьках. А у Анастасии мир перевернулся. Она села на скамейку возле метро и попыталась вспомнить.
Восемь лет. Первый класс. Мама говорила: «Максим теперь будет твоим папой». А она кивала, потому что Максим был хороший — не кричал, подарки дарил, с уроками помогал.
Настоящего папу помнила плохо — высокий, в очках, пах одеколоном. И еще помнила, как мама плакала на кухне по ночам после похорон.
Никто ей не объяснял, что означает «быть папой». Она думала — просто жить вместе, заботиться друг о друге. А оказывается, были какие-то бумаги, печати, подписи. И теперь она не внучка своей бабушки.
Дома пахло борщом. Мама стояла у плиты, помешивала кастрюлю деревянной ложкой. Максим смотрел новости, щелкая пультом.
— Как дела у нотариуса? — спросила мама, не оборачиваясь.
— Плохо, — ответила Анастасия и прошла в свою комнату.
Она сидела на кровати и думала, как начать разговор. Сказать сразу в лоб? Или подойти издалека? Но слова сами рвались наружу.
— Мам, — позвала она.
— Что, доченька?
— Почему вы мне не сказали, что меня Максим усыновил?
Мама замерла с ложкой в руке. Максим выключил звук телевизора.
— Откуда ты… — начала мама и оборвала себя.
— Из нотариальной конторы. В свидетельстве о рождении отцом записан Максим Цыбукин. И теперь я не могу наследовать бабушке.
Мама поставила ложку, вытерла руки о фартук. Села за стол напротив дочери.
— Настенька, мы хотели как лучше. Чтобы ты была полноценным членом семьи, чтобы никто не говорил, что у тебя отчим.
— Но у меня и был отчим! Я же все помнила! И все помнили! — крикнула Анастасия. — И это нормально! Зачем было все менять?
Максим подошел к столу, положил руку на плечо жены.
— Я тебя растил как родную дочь, — сказал он тихо. — Любил, заботился. Разве этого мало?
— Дело не в этом! — Анастасия встала, начала ходить по кухне. — Дело в том, что вы меня обманули! Лишили связи с папой, с бабушкой!
А теперь все наследство достанется Юле, которая даже не приехала попрощаться!
— Ах, вот в чем дело! — Мама тоже вскочила. — Деньги! Квартиры! Я так и знала! Только об этом и думаешь!
— Да не о деньгах речь! — Анастасия почувствовала, как к горлу подкатывают слезы. — О том, что вы решили за меня! Не спросили! Просто взяли и все изменили! И вообще, да, о деньгах тоже. Мне таких никогда не заработать, а вы их просто… как украли!
— Тебе было восемь лет, — холодно сказал Максим. — Ты не понимала, что к чему.
— А в восемнадцать? В двадцать пять? Когда собирались сказать?
Родители молчали. Мама смотрела в пол, Максим — в окно.
— Ты неблагодарная, — наконец произнесла мама. — Мы тебе всю жизнь отдали. А ты из-за каких-то квартир скандал устраиваешь.
— Из-за каких-то?! — закричала Анастасия. — Вы хоть знаете, сколько они стоят?!
Она выбежала из кухни, хлопнула дверью своей комнаты. Села на кровать, обхватила голову руками. Плакать не хотелось — внутри была какая-то сухая, выжженная пустота.
Через полчаса она открыла ноутбук и начала искать квартиры в аренду.
Съехала через две недели. Мама плакала, просила остаться, говорила, что они все обсудят, разберутся. Максим стоял в прихожей с каменным лицом и не произнес ни слова.
Анастасия упаковала вещи в два чемодана и три сумки. В последний момент взяла с полки старую фотографию — она с папой в парке, ей лет пять, он поднял ее на руки. Оба смеются.
— Это все, что у меня от него осталось, — сказала она маме.
— Настя, ну зачем ты так… — всхлипнула мама.
Анастасия не ответила. Взяла сумки и вышла из квартиры, где прожила всю жизнь.
Съемная однушка была на окраине, маленькая и темная. Но зато она тут хозяйка, только она. Анастасия поставила фотографию с папой на подоконник и села на единственный стул.
Завтра нужно будет идти на работу, как ни в чем не бывало. Улыбаться коллегам, отвечать на вопросы про выходные. А пока она просто сидела в тишине и привыкала к новой жизни.
– Ты мне не понравилась сразу, – начала свекровь, – даже имя твое не понравилось