Солнце плескалось в широком окне, задевая белую занавеску. Оля сидела на подоконнике и смотрела во двор — на детей, гоняющих мяч, на старушек у подъезда, на мальчишку с собакой. Десять лет они с Димой мечтали об этом: смотреть из собственного окна.
— Ну, как тебе? — Дима обнял её сзади. — Уже поверила, что это наше?
— Пока не очень, — Оля улыбнулась, прижимаясь к мужу. — Десять лет по съёмным, знаешь, в голове не укладывается. Вот сейчас приедет хозяин и скажет: «А вот теперь за март доплатите».
Они оба рассмеялись. Это была их старая шутка — каждый раз, когда подходил срок оплаты, хозяева придумывали что-нибудь новое: то коммуналка подорожала, то нужно за антенну доплатить, то ещё что-нибудь. А теперь — все. Своё. Двухкомнатная квартира на первом этаже плюс комната-кабинет. И стены, стены можно сверлить без разрешения!
— Мама звонила, — Дима прислонился к оконной раме.
— Нам с твоей мамой повезло, — Оля смотрела вслед мячу, улетевшему к соседнему подъезду. — Другая бы…
— Что — другая?
— Ну, не каждая тёща или свекровь просто так возьмёт и отдаст трёхкомнатную квартиру сыну. Скажет: продам и деньги вам отдам — вот это нормально. А тут — просто отдала и в деревню сама уехала.
Дима пожал плечами:
— Она же понимает: мы десять лет мыкались. Все, что копили — в эту квартиру пошло, да в дом и участок ей. А ей в деревне нравится. Отцовский дом, природа, тишина. Она последние годы только и говорила: «Вот Петя уйдёт, и я туда перееду».
Оля погладила его руку:
— Всё равно. Не каждая мать это сделает. Документы оформить, продать по минимальной цене, чтобы налоги не платить большие, чтобы все как настоящая покупка было — выписаться… Надо хорошо к ней относиться, Дим.
— А мы и к ней так и относимся.
Они помогли Валентине Павловне с ремонтом в деревенском доме. Купили новую печь, утеплили стены, переложили водопровод. И каждую неделю ездили проведать — Дима ходил с местными мужиками на рыбалку, а Оля помогала свекрови с огородом. И всё было хорошо. До поры до времени.
Была середина второго года их жизни в новой квартире, когда раздался звонок. Дима разговаривал с матерью уже минут пятнадцать, и его брови всё сильнее хмурились. Оля тревожно вопросительно посмотрела на мужа, когда он, наконец, положил трубку.
— Мама хочет приехать. Погостить.
— Ну и хорошо, — улыбнулась Оля. — Почему ты такой мрачный?
Дима замялся:
— Она говорит, тяжело ей там стало. За всем в доме не уследишь — слишком много сил она туда вкладывает. Да и соседку её проводили в последний путь — вообще теперь одна.
Оля внимательно посмотрела на мужа, пытаясь понять, что его беспокоит:
— Так пусть поживёт с нами, пока тепло не настанет. Потом обратно поедет. Мы же собирались на майские ехать ей помогать.
— Да, — неуверенно протянул Дима. — Наверное.
Валентина Павловна приехала через неделю. С двумя огромными чемоданами и переноской, откуда недовольно глядела серая кошка.
— Забирайте свои вещи с кресла в комнате, — скомандовала она с порога. — Муська там будет жить, ей нужно отдельное место.
Оля с Димой переглянулись. Вечерами Оля любила сидеть там с книжкой, когда Дима смотрел футбол в комнате.
— Мам, а может, кошка в коридоре будет? — осторожно предложил Дима. — Она же маленькая.
— Ни в коем случае! — отрезала Валентина Павловна. — Муська привыкла к простору, к теплу и уюту.
И она прошла в комнату, закрыв за собой дверь. Оля вздохнула и тихо сказала мужу:
— Надо же, с кошкой приехала. Мы же не думали…
— Ну, она же ненадолго, — пожал плечами Дима. — Потерпим.
Но терпеть пришлось дольше, чем ожидалось. Валентина Павловна обосновалась как у себя дома. Сняла занавески, которые повесила Оля, и заменила их своими, тяжёлыми, тёмно-бордовыми, чтобы свет вообще не проходил в комнату. Расставила повсюду фотографии в рамках. рассадила рассаду из деревни и заставила ими весь подоконник. А потом стала критиковать их образ жизни.
— Почему вы так поздно ложитесь? — спрашивала она за завтраком. — В деревне в пять утра уже все на ногах. А вы до полуночи свет жжёте, телевизор смотрите, а потом спите до 8 часов аж!
Или:
— Вы слишком много тратите на еду. Совсем не умеете экономить?
Дима отмалчивался, Оля старалась не спорить. «Ничего, — думала она, — скоро лето, будет тепло, и свекровь уедет обратно в деревню».
Но когда потеплело, Валентина Павловна заявила:
— Я, наверное, ещё поживу у вас. В деревне сейчас жарко, комары, мухи начнутся… Столько всего сделать нужно после зимы — а у меня сил нет никаких.
— Мам, — осторожно начал Дима, — мы думали, ты на лето вернёшься. У тебя же там огород…
— Ничего, соседка присмотрит, — отмахнулась Валентина Павловна. — Я ей денег дам, она и польёт.
А через месяц она убрала из шкафа вещи Оли и Димы, которые там ещё оставались, и заполнила его своими, за которыми умудрилась съездить втихаря — обновила сезон в одежде.
— Мне надо место для одежды, — сказала она. — Я же не могу жить из чемодана.
И тогда Оля поняла: Валентина Павловна не собирается уезжать. Совсем.
К осени, когда прошло уже четыре месяца с приезда свекрови, Оля решилась на серьёзный разговор с мужем.
— Дима, это не может продолжаться, — сказала она, когда они остались вдвоём (Валентина Павловна ушла на встречу со своей школьной подругой). — Твоя мама явно не собирается возвращаться в деревню.
Дима вздохнул:
— Я понимаю, но… Что я могу сделать? Она же моя мать. Я не могу ей сказать: «Уезжай».
— Можешь, — тихо сказала Оля. — И должен. Мы десять лет мечтали о своём жилье. А теперь что? У нас коммуналка. Валентина Павловна контролирует каждый наш шаг, критикует всё, что мы делаем. У нас нет личного пространства. Кошка эта везде лазает — шерсть даже во рту! Мы даже друзей перестали приглашать!
— Но ей же тяжело там одной, — возразил Дима. — И правда, дом требует ремонта…
— Так давай поможем с ремонтом! Поедем туда на выходных, всё сделаем. Но она должна жить в своём доме, а мы — в своей квартире.
Дима молчал, и Оля видела, как ему тяжело.
— Послушай, — продолжила она мягче. — Эта квартира, юридически, теперь наша. Твоя мама оформила продажу, выписалась… У неё есть своё жильё.
— Ты не понимаешь, — покачал головой Дима. — Для неё эта квартира — её дом. Она здесь прожила сорок лет. Здесь всё напоминает ей об отце. Она только формально её продала нам, чтобы помочь. Но в её понимании, это всё равно её дом.
— Тогда зачем было делать эту фиктивную продажу? — возмутилась Оля. — Зачем создавать иллюзию, что она нам помогает, если на самом деле она просто хотела, чтобы мы сделали ремонт в её квартире?
Дима не успел ответить — входная дверь хлопнула, и в коридоре послышались шаги Валентины Павловны.
Но разговор всё-таки состоялся — через неделю, когда Валентина Павловна вдруг заявила за ужином:
— Я решила прописаться обратно. Это всё-таки мой дом. Я здесь прожила всю жизнь.
Оля замерла с вилкой в руке:
— Как… прописаться?
— Обычно, — пожала плечами Валентина Павловна. — Пойду в паспортный стол, напишу заявление. Дима даст согласие, как собственник.
— Но мы же… Мы же купили эту квартиру. У вас. Официально.
Валентина Павловна усмехнулась:
— Купили! За какие-то копейки. Рыночная цена в пять раз выше. Это была фиктивная сделка, чтобы помочь вам с жильём. Я никогда не собиралась насовсем уезжать из города.
— Мама, — тихо сказал Дима, — но мы же договаривались…
— Ничего мы не договаривались, — отрезала Валентина Павловна. — Я имею полное право жить в своей квартире. Я хозяйка. И точка.
Она встала из-за стола и ушла в свою комнату, хлопнув дверью. Оля посмотрела на мужа:
— И что теперь?
Дима растерянно развёл руками:
— Не знаю. Поговорю с ней, когда успокоится.
Вечером, когда они остались одни в спальне, Дима сел рядом с Олей на кровать и тихо сказал:
— Теперь здесь и мамин дом тоже, ты должна это принять.
Оля резко повернулась к мужу:
— Её дом там, где у неё прописка. Пусть туда и возвращается.
Разговора Валентиной Павловной не получился. Она наотрез отказывалась обсуждать этот вопрос.
А через неделю она принесла документы на прописку и положила их перед сыном:
— Распишись.
Дима колебался:
— Мам, давай всё-таки обсудим…
— Нечего обсуждать, — отрезала Валентина Павловна. — Это мой дом, и я буду здесь жить. А если вы против, я подам в суд и докажу, что продажа была фиктивной. Что вы на меня давили — я старая больная женщин, вы воспользовались. И тогда вы вообще окажетесь на улице.
Оля, слышавшая этот разговор из кухни, почувствовала, как внутри поднимается волна гнева от отчаяния. Десять лет они копили на своё жильё. Десять! А теперь всё рушится из-за женщины, которая сначала сделала широкий жест, а потом передумала.
— Дима, — она вышла в коридор, — не подписывай.
Валентина Павловна повернулась к невестке:
— А ты не лезь! Это не твоё дело. Это наше, семейное.
— Я тоже семья, — спокойно ответила Оля. — И этот дом теперь наш. Юридически.
— Ой, юридически! — всплеснула руками Валентина Павловна. — Да я эту юриспруденцию… Без меня бы вы в жизни не купили квартиру. Сколько бы ещё снимали? Годами! А я вам помогла, а вы… Неблагодарные!
Оля почувствовала, как у неё дрожат руки:
— Мы благодарны вам за помощь. Правда. Но если вы хотите здесь жить — давайте решать вопрос цивилизованно. Не угрозами и криками.
— Какие угрозы? — возмутилась Валентина Павловна. — Я просто хочу жить в своей квартире. И всё.
— Это уже не ваша квартира, — твёрдо сказала Оля. — У нас есть документы о продаже. Вы получили деньги, пусть и небольшие. Вы выписались. А теперь хотите всё вернуть?
— Не хочу вернуть, а хочу жить там, где я прожила сорок лет! — повысила голос Валентина Павловна. — И имею на это право! А если вы против — я пойду в суд. И докажу, что продажа была фиктивной, потому что деньги вы заплатили символические. А ещё — что вы меня выгоняете на улицу, старую женщину! Посмотрим, что скажет судья!
Дима, бледный и растерянный, смотрел то на мать, то на жену:
— Давайте… давайте без суда. Мам, мы не против, чтобы ты жила с нами. Просто давай договоримся…
— О чём договариваться? — перебила его Валентина Павловна. — Или вы меня прописываете, или я иду в суд.
И она снова положила перед сыном документы. Дима посмотрел на жену — беспомощно, вопросительно. И Оля поняла: он подпишет.
Она тихо сказала:
— Подожди. Дай мне пару дней. Я кое-что узнаю.
Оля нашла юриста. Он выслушал историю и задумчиво покачал головой:
— Ситуация непростая. С одной стороны, у вас есть все документы о продаже, и они оформлены правильно. С другой — если свекровь докажет, что сделка была мнимой или притворной, её могут признать недействительной.
— А как она может это доказать? — спросила Оля.
— Ну, например, свидетельскими показаниями — если кто-то слышал, как вы обсуждали, что это «не совсем настоящая» продажа. Или тем, что цена была значительно ниже рыночной. Или тем, что фактически она продолжала распоряжаться квартирой как своей.
Оля вздохнула:
— И что нам делать?
Юрист задумался:
— У вас есть несколько вариантов. Первый — согласиться на прописку, но при этом заключить с ней что-то вроде соглашения о разделе имущества. Чтобы было чётко прописано, что её — только одна комната, всё остальное — ваше.
— Она не согласится, — покачала головой Оля.
— Второй вариант — пойти на принцип и отказать в прописке. Тогда, скорее всего, будет суд. И исход его непредсказуем.
— А есть третий вариант?
— Есть, — кивнул юрист. — Предложить ей размен. Вы ей — однокомнатную квартиру где-нибудь, она вам — отказ от претензий на трёхкомнатную.
Оля покачала головой:
— У нас нет денег на ещё одну квартиру.
— Можно взять ипотеку, — пожал плечами юрист. — В конце концов, это будет дешевле, чем потерять трёхкомнатную.
Оля вышла от юриста в смятении. Ипотека… А они с Димой только-только встали на ноги, начали планировать ребёнка. И тут — долги.
Но выбора, похоже, не было.
Дома ждал новый сюрприз. Валентина Павловна притащила ещё одну кошку — рыжую, лохматую, с драным ухом.
— Это Барсик, — гордо сказала она. — Нашла его у подъезда, бедняжку. Будет Муське компанию составлять.
Оля молча прошла в ванную, достала из шкафчика таблетки от аллергии. У неё уже неделю слезились глаза и краснел нос от Муськиной шерсти, а теперь ещё одна кошка…
Видимо, Дима заметил её маневр и подошёл:
— У тебя аллергия?
— Небольшая, — пожала плечами Оля. — Ничего, переживу.
— Почему ты раньше не сказала? — нахмурился муж.
— А что бы это изменило? — горько усмехнулась Оля. — Твоя мама всё равно делает то, что хочет.
Она прошла в спальню и закрыла дверь. Хотелось плакать, но слёз не было — только тупая, безнадёжная усталость. Их мечта о собственном доме разваливалась на глазах. Вместо уютного семейного гнезда — коммуналка с вечно недовольной свекровью и двумя кошками, от которых у Оли зуд и чихание.
В дверь тихо постучали. Оля не ответила, но Дима всё равно вошёл:
— Я поговорил с мамой.
— И что? — Оля даже не повернулась.
— Она согласна на отдельную комнату. И кошек будет держать только у себя.
Оля медленно повернулась к мужу:
— А что насчёт прописки?
Дима вздохнул:
— Она настаивает. Говорит, ей нужна городская прописка — из-за поликлиники, социальных служб и вообще…
Оля молчала. Потом тихо сказала:
— Я была у юриста сегодня.
И рассказала о вариантах, которые он предложил. Дима слушал, нахмурившись:
— Ипотека? Сейчас? Мы же только начали дышать спокойно!
— А что ты предлагаешь? — устало спросила Оля. — Жить втроём в постоянной войне? Так не бывает счастливых семей, Дим. И детей в такой атмосфере не заводят.
Дима вздрогнул:
— При чём тут дети?
— При том, что мы с тобой хотели завести ребёнка, забыл? А как ты себе это представляешь — с Валентиной Павловной в соседней комнате, которая будет учить нас, как правильно пелёнать, кормить и воспитывать?
Дима молчал, и Оля видела, что её слова задели его за живое. Они давно мечтали о детях, но всё откладывали — сначала до собственного жилья, потом до окончания ремонта… А теперь, когда, казалось бы, всё было готово — новая проблема.
— Что будем делать? — наконец спросил Дима.
Оля глубоко вздохнула:
— У меня есть идея. Давай предложим твоей маме вот что: она прописывается в квартире, но только в одной комнате. Мы заключаем соглашение о разделе имущества. Её — только её комната, остальное — наше.
— Она не согласится, — покачал головой Дима.
— Подожди, — Оля подняла руку. — Это не всё. Мы предлагаем ей помощь в продаже деревенского дома. Выручка от продажи плюс наша доплата — и она сможет купить однокомнатную квартиру. Где захочет. Или студию в новостройке.
— Ты думаешь, она согласится? — с сомнением спросил Дима.
— Не знаю, — честно ответила Оля. — Но это лучше, чем суд. И лучше, чем ипотека на двадцать лет.
После долгих раздумий Дима кивнул:
— Давай попробуем.
К удивлению Оли, Валентина Павловна выслушала их предложение спокойно. Даже задумчиво.
— Значит, вы хотите, чтобы я жила в одной комнате? — уточнила она.
— Нет, мама, — покачал головой Дима. — Мы хотим помочь тебе купить собственную квартиру. Новую, отдельную. Где ты сможешь делать всё, что захочешь, хоть еще пять кошек приводи.
Валентина Павловна прищурилась:
— А если я откажусь?
— Тогда будет суд, — спокойно ответила Оля. — И неизвестно, чем он закончится. Но даже если ты выиграешь — мы все останемся в проигрыше. Потому что жить в постоянной войне — это ад, Валентина Павловна. Для всех.
Свекровь долго молчала. Потом неожиданно спросила:
— А почему ты всё время чихаешь?
Оля удивлённо моргнула:
— У меня аллергия. На кошек.
— А почему не сказала?
— А что бы это изменило? — пожала плечами Оля.
Валентина Павловна снова замолчала. Потом медленно произнесла:
— Дайте мне подумать. Неделю.
Неделя прошла в странном подвешенном состоянии. Валентина Павловна почти не выходила из своей комнаты, только на кухню — приготовить еду. Кошек, к удивлению Оли, она куда-то пристроила — сказала только: «Нашла им новый дом».
А в конце недели позвала Олю и Диму на «семейный совет». Села напротив них за кухонным столом и сказала:
— Я согласна на размен. Но при одном условии.
— Каком? — напряжённо спросил Дима.
— Квартира должна быть в новом доме. И не меньше сорока метров.
Оля взглянула на мужа — такая квартира будет стоить дороже, чем они планировали. Но Дима кивнул:
— Хорошо, мама. Мы найдём такую.
— И ещё, — продолжила Валентина Павловна. — Пока не найдём — я остаюсь здесь. И прописываюсь обратно.
— Зачем? — нахмурилась Оля. — Мы и так…
— Затем, что мне нужна городская прописка для всех этих социальных служб и поликлиник! — перебила свекровь. — И прописаться в новую квартиру я смогу, только если выпишусь отсюда. А если я сейчас останусь с деревенской пропиской — замучаюсь бегать по инстанциям.
Оля переглянулась с мужем и нехотя кивнула:
— Хорошо. Но мы заключаем соглашение о разделе имущества. И записываем туда условия размена.
— Записывайте, — махнула рукой Валентина Павловна. — Я слово сдержу.
Прошло полгода. Они нашли для Валентины Павловны однокомнатную квартиру в новом доме. Дороже, чем планировали, но с большой лоджией. Продали деревенский дом (удачно — за него дали больше, чем ожидали), добавили своих денег и оформили покупку.
Теперь их квартира снова принадлежала только им.
И я где теперь буду жить? — спросила гневно Анна у матери