Лариса заметила новую сумку, когда Ксюша вернулась домой в половине одиннадцатого вечера. Ярко-розовая, с брелком, явно недешевая. Такую в их районном магазине не купишь — только в центре.
— Откуда сумка? — спросила она, не поднимая глаз от телевизора.
— Подарили, — буркнула Ксюша и прошла в свою комнату.
Дверь хлопнула. Лариса вздохнула и выключила новости. Опять начинается. Вопросы без ответов, недомолвки, напряжение в доме.
За последние два месяца у пятнадцатилетней падчерицы появилась куча новых вещей. Платье с открытой спиной, которое она носила в школу, вызвав скандал с завучем. Дорогие духи — Лариса случайно увидела флакон в ванной. Косметика — тональный крем, помады, тени для век. Все качественное.
А еще — поведение. Ксюша стала приходить домой поздно, не отвечать на звонки, грубить учителям. На родительском собрании классный руководитель осторожно намекнула:
— Лариса Викторовна, с Ксенией что-то происходит. Она… изменилась. Может, стоит к психологу обратиться?
Лариса кивнула, пообещала поговорить с девочкой. Но разговоры не получались. Ксюша отмалчивалась, уходила от прямых вопросов, огрызалась.
Три года назад все было по-другому.
Тогда Ксюше было двенадцать, и она была обычным подростком — немного капризным, но в целом послушным. Училась хорошо, помогала по дому, рассказывала о школьных делах. Называла Ларису по имени — не мамой, но и не чужой тетей. Просто Лариса. И это устраивало обеих.
Виктор появился в их жизни, когда Ксюше семь исполнилось. До этого девочка с бабушкой жила — мать умерла сразу после родов, а Виктор один не справлялся. Работал много, ребенка не на кого оставить. Вот и отдал к маме своей.
Когда они с Ларисой съехались, Ксюшу забрали к себе. Медленно привыкали друг к другу. Привыкала постепенно, с осторожностью. Лариса не настаивала на близости, не требовала называть мамой. Просто заботилась — готовила завтраки, помогала с уроками, покупала одежду.
Виктор работал электромонтажником. Обслуживал уличное освещение — столбы, светофоры, подсветку зданий. Работа не из легких, но стабильная. Приходил домой усталый, но довольный. Рассказывал о делах, играл с дочкой, помогал ей с математикой.
— Папа, а ты не боишься высоты? — спрашивала Ксюша.
— А чего ее бояться? Главное — осторожность и правила безопасности. Соблюдаешь технику — и все будет хорошо.
Он соблюдал. Всегда. Проверял страховку дважды, не торопился, не нарушал инструкции.
Но в тот день что-то пошло не так.
Виктор обслуживал освещение на главной площади города. Обычная работа — заменить перегоревшие лампы в декоративных фонарях. Поднялся на автовышку, закрепил страховку, начал работать.
Свидетели рассказывали по-разному. Кто-то говорил — оборвался трос. Кто-то — что Виктор потянулся за инструментом и потерял равновесие. Кто-то — что подвела страховка.
Результат был один. Падение с двенадцатиметровой высоты. Травмы, несовместимые с жизнью.
Ксюша узнала об этом в школе. Прибежала завуч, вызвала к себе в кабинет, осторожно сообщила новость. Девочка не заплакала. Просто спросила:
— А где Лариса?
— Лариса Викторовна в больнице. Сейчас за тобой приедет бабушка.
Бабушка у Ксюши совсем немощная стала. Семьдесят пять лет, давление скачет, ноги не ходят. Внучку к себе забрать — нереально. Тогда Лариса и решила: буду оформлять опеку.
— Ксюша у меня останется, — заявила она в соцзащите. — Куда ей еще деваться?
— Понимаете, это надолго, — предупредила тетка из опеки. — До восемнадцати лет. Серьезно подумайте. Девочка переживает травму, ей нужна поддержка, возможно, лечение…
— Понимаю. Мы справимся.
Документы оформили быстро. Ксюша официально стала подопечной Ларисы. Но фактически ничего не изменилось — девочка и так жила с ней, считала этот дом своим.
Первый год после ухода отца был кошмарным.
Ксюша замолчала. Совсем. Не разговаривала ни с Ларисой, ни с одноклассниками, ни с учителями. Отвечала на вопросы односложно, кивками или качанием головы. Училась механически — выполняла задания, писала контрольные, но без интереса, без эмоций.
Лариса водила ее к психологу. Специалист объяснила:
— У ребенка посттравматическое расстройство. Смерть отца в таком возрасте — серьезный удар. Нужно время, терпение и поддержка.
— Сколько времени?
— По-разному. Месяцы, может, годы. Главное — не давить, не требовать эмоций. Просто быть рядом.
Лариса была рядом. Готовила любимую еду Ксюши, покупала книги, которые та раньше читала, водила в кино. Девочка участвовала во всем формально, без энтузиазма, но участвовала.
Постепенно стало легче. Ксюша начала отвечать на вопросы предложениями, а не кивками. Стала рассказывать о школе — коротко, но рассказывать. Даже улыбнулась пару раз, когда они смотрели комедию по телевизору.
— Наверное, худшее позади, — сказала Лариса психологу на очередном приеме.
— Будем надеяться. Но подростковый возраст может все осложнить. Будьте готовы к новым вызовам.
Психолог оказалась права.
В четырнадцать лет Ксюша резко изменилась. Стала замкнутой, но по-другому — не от горя, а от нежелания общаться. Появились секреты, недомолвки, странные знакомые.
Сначала Лариса не придавала этому значения. Подростковый возраст, переходный период. Все через это проходят. Но потом стало очевидно — происходит что-то серьезное.
Ксюша начала пропускать школу. Сначала по одному уроку, потом по полдня. Учителя жаловались на плохое поведение, невыполненные задания, грубость.
— Она совсем отбилась от рук, — говорила классный руководитель. — Краситься начала, как взрослая. Одевается вызывающе. С какими-то старшими ребятами общается.
Лариса пыталась разговаривать с Ксюшей. Спрашивала о друзьях, планах, проблемах. Получала односложные ответы или молчание.
— Ксюша, с кем ты общаешься в последнее время?
— С ребятами.
— С какими ребятами?
— Обычными.
— Из школы?
— Не только.
— А откуда еще?
— Просто знакомые.
И все. Больше ничего узнать не удавалось.
А потом появились вещи.
Сначала новые джинсы. Ксюша сказала, что подруга дала поносить. Потом кроссовки — тоже не из дешевых. Подруга, мол, выросла, не подходят по размеру.
Лариса поверила. Или хотела поверить.
Но когда появилась кожаная куртка за несколько десятков тысяч рублей, поверить стало невозможно.
— Ксюша, откуда куртка?
— Подарили.
— Кто подарил?
— Друзья.
— Какие друзья дарят такие дорогие вещи девочке-подростку?
— Хорошие друзья.
— Ксюша, скажи честно — ты ничего не натворила? Ничего плохого не делаешь?
— Что я могу натворить? — раздраженно ответила девочка. — Я же ребенок, по-твоему.
Лариса не знала, что думать. С одной стороны, Ксюша права — она подросток, какие у нее могут быть серьезные проблемы? С другой стороны, дорогие вещи не появляются из воздуха.
Она попыталась поговорить с другими родителями, выяснить, кто эти загадочные друзья. Но одноклассники Ксюши ничего не знали. Девочка в школе держалась особняком, ни с кем близко не общалась.
— А после уроков она куда идет? — спрашивала Лариса у мам других детей.
— Не знаю, мой сын говорит — Ксюша сразу уходит. К подъезду какие-то ребята подходят, она с ними.
— Какие ребята?
— Старшие. Не из нашей школы.
Это было тревожно. Лариса попыталась проследить за дочерью, но та чувствовала слежку и умело ее избегала.
Кульминация наступила месяц назад.
Ксюша пришла домой в новом платье. Коротком, обтягивающем, явно не для школьницы. И с полным боевым раскрасом — ярко накрашенные глаза, алые губы, румяна.
— Где ты была в таком виде? — спросила Лариса.
— Гуляла с друзьями.
— В таком платье? Ксюша, тебе пятнадцать лет!
— И что? Я некрасивая, что ли?
— Дело не в красоте. Дело в том, что ты выглядишь… неподобающе для своего возраста.
— А как я должна выглядеть? Как монашка?
— Как школьница.
— Я не в школе. И вообще… — Ксюша запнулась, потом продолжила резко: — А тебе какое дело? Ты мне кто?
— Как это кто? Я отвечаю за тебя. Я тебе как мать!
— Опекунша! — усмехнулась Ксюша. — Ты мне не мать, ты прислуга. Чужая тетка, которая получает пособие за то, что меня кормит.
Слова ударили как пощечина. Лариса растерялась, не нашла что ответить.
— Так что не указывай мне, как одеваться, — продолжила Ксюша. — Я сама разберусь, что мне носить.
И ушла в свою комнату, хлопнув дверью.
Лариса осталась на кухне одна. Руки дрожали. В голове крутились слова дочери: «Ты мне не мать, ты прислуга».
Прислуга. И что получается? Три года она эту девчонку растила. К врачам таскала, одежду покупала, завтраки варила, с уроками сидела, все проблемы её выслушивала. Которая не спала ночами, когда у Ксюши были кошмары после смерти отца. Которая потратила последние сбережения на лечение у психолога.
Прислуга.
В ту ночь Лариса не спала. Думала о том, что делать дальше. Отдать Ксюшу в детский дом? Но девочка уже привыкла к этому дому, к этой жизни. Переезд будет новой травмой.
Продолжать терпеть? Но куда это приведет? Ксюша становится все более неуправляемой. Связалась с сомнительной компанией, получает откуда-то деньги…
Откуда деньги?
Этот вопрос не давал покоя. Лариса работала кассиром в супермаркете, получала немного. Ксюше покупала только самое необходимое — школьную одежду, обувь, канцелярские принадлежности. На дорогие вещи денег не было.
Кто-то другой снабжает девочку деньгами. Кто? И за что?
Ответ пришел неделю спустя.
Утром в субботу позвонили из полиции.
— Лариса Викторовна? Вы опекун несовершеннолетней Ксении В.?
— Да, а что случилось?
— Нам нужно, чтобы вы приехали в отделение. С девочкой.
— Что произошло? Она что-то натворила?
— Приезжайте, на месте объясним.
Лариса разбудила Ксюшу, сказала собираться в полицию. Девочка побледнела, но виду не подала.
— А зачем мы туда едем?
— Не знаю. Сейчас узнаем.
В отделении их встретил молодой сотрудник.
— Садитесь, — кивнул сотрудник. — Расскажу, в чем дело. Вчера поймали компанию молодых парней — воровали телефоны. Целую партию у них в машине нашли.
— И при чем здесь Ксюша?
— Ваша подопечная была в машине в момент задержания. Как свидетель. Нам нужны ее показания.
Лариса посмотрела на Ксюшу. Та сидела, опустив голову, и молчала.
— Ксюша причастна к краже?
— Нет, прямых доказательств нет. Но она была с этими людьми, возможно, что-то видела или знает.
— Понятно. И что от нас требуется?
— Допросить несовершеннолетнюю. По закону это происходит только в присутствии законного представителя — то есть вас.
Они прошли в кабинет следователя. Ксюша села на стул рядом с Ларисой, но не посмотрела на нее. Глаза в пол, руки сжаты в кулаки.
Следователь — женщина средних лет, строгая, но не злая — начала задавать вопросы.
— Ксения, как долго вы знакомы с Антоном С.?
Молчание.
— Ксения, вы меня слышите?
— Слышу, — тихо ответила девочка.
— Отвечайте на вопрос. Как долго знакомы с Антоном?
— Месяца два.
— Где познакомились?
— На улице.
— При каких обстоятельствах?
— Просто… подошел, заговорил.
— О чем?
— Обо всем. О жизни.
— Знали ли вы, что Антон занимается кражами?
Пауза. Ксюша покосилась на Ларису, быстро отвела взгляд.
— Не знала.
— Никогда не видели у него краденых вещей?
— Не знаю, что краденых, а что не краденых.
— Ксения, вчера вечером вы были в машине с Антоном и его друзьями. Что вы там делали?
— Ехали… просто ехали.
— Куда?
— Не знаю. Катались.
— В машине обнаружены краденые телефоны. Вы их видели?
— Нет.
— Совсем не видели?
— Может, видела какие-то телефоны. Но не знала, что они краденые.
Допрос продолжался полчаса. Ксюша отвечала односложно, неохотно. Несколько раз следователь пыталась выяснить подробности — где они были до задержания, что делали, кто еще присутствовал. Девочка путалась в ответах, явно что-то скрывала.
Лариса сидела рядом и слушала. С каждым вопросом становилось понятнее — Ксюша связалась с ворами. Может, не участвовала в кражах, но знала о них. И молчала.
А главное — ни разу за весь допрос девочка не посмотрела на Ларису. Ни разу. Словно рядом сидел чужой человек.
— Ксения, — сказала следователь в конце, — вы понимаете, в какую историю попали?
Кивок.
— Понимаете, что могли стать соучастницей преступления?
Еще один кивок.
— У вас есть что добавить к показаниям?
— Нет.
— Тогда распишитесь в протоколе.
Ксюша подписала дрожащей рукой. Лариса тоже поставила подпись — как законный представитель.
— Вы свободны, — сказала следователь. — Но на время следствия никуда не уезжайте. Могут понадобиться дополнительные показания.
Они вышли из кабинета в коридор. Ксюша шла рядом, но как будто в другом измерении. Молча, отстраненно.
У выхода из здания Лариса остановилась.
— Ксюша, ты хоть понимаешь, что произошло?
Девочка стояла, опустив голову. Молчала.
— Ты понимаешь, куда ты вляпалась? В какую компанию попала?
Молчание.
— Скажи хоть что-нибудь!
Ксюша подняла глаза — впервые за всё утро посмотрела на Ларису. В глазах были слезы, страх, растерянность. Но тут же взгляд отвернулся.
— Пойдем домой, — тихо сказала девочка.
Доехали до дома на автобусе. Ксюша у окна сидела, Лариса рядом. Обе молчали. У Ларисы в голове одно крутилось: как теперь с ней разговаривать? Она же кричала, что я прислуга, а в полиции за мою юбку пряталась.
Дома Ксюша сразу ушла к себе в комнату. Заперлась, включила музыку.
Лариса осталась на кухне. Заварила чай, села за стол.
В голове крутились слова, которые она хотела сказать Ксюше. О том, как больно слышать «ты мне не мать». О том, что три года она старалась заменить девочке семью. О том, что в полиции Ксюша ни разу не посмотрела ей в глаза — потому что стыдно.
Но говорить эти слова было бесполезно. Подросток в состоянии бунта не услышит. Нужно время, чтобы Ксюша сама поняла, что произошло.
Вечером девочка вышла из комнаты, прошла на кухню. Села за стол напротив Ларисы.
— Лариса, — сказала она тихо, — спасибо, что приехала в полицию.
— Я твой опекун. Обязана была приехать.
— Все равно спасибо.
Они помолчали.
— Ксюш, а этот Антон… он тебе нравился?
— Не знаю. Он был… интересный. Взрослый. Понимающий.
— И подарки дарил?
Ксюша кивнула.
— За что?
— Просто так. Говорил, что я красивая. Что заслуживаю хорошие вещи.
— А ты не думала, откуда у него деньги на подарки?
— Думала. Но не спрашивала.
— Почему не спрашивала?
— Боялась, что перестанет дарить.
Лариса кивнула. Да, понятно теперь. Девчонка осталась без папы, ищет кого-то старшего. А тут подворачивается взрослый дядя с деньгами и красивыми словами. Типичная схема.
— Ксюш, ты понимаешь, что он тебя использовал?
— Понимаю, — тихо ответила девочка.
Они снова помолчали.
— Лариса, — сказала Ксюша, не поднимая глаз, — я не хотела… то есть, когда я сказала, что ты прислуга… Я не это имела в виду.
— А что имела в виду?
— Не знаю. Я злилась. На всех злилась. На тебя тоже.
— За что на меня-то?
— За то, что ты не мама. За то, что папы нет. За то, что все не так, как должно быть.
Лариса протянула руку, накрыла ладонь Ксюши.
— Я понимаю. Тебе было тяжело.
— Мне до сих пор тяжело, — прошептала девочка. — Каждый день тяжело.
— Я знаю. Но это не значит, что нужно связываться с сомнительными людьми.
— Я больше не буду.
— Обещаешь?
— Обещаю.
Ксюша подняла глаза. В них были слезы.
— Лариса, а ты меня простишь?
— За что прощать? Ты ничего плохого не сделала.
— Сделала. Нагрубила тебе. Назвала прислугой.
— Забудем.
— А если меня посадят?
— Не посадят. Ты несовершеннолетняя, и ты не воровала.
— А если все равно посадят?
— Тогда я буду навещать тебя каждый день. И ждать, когда ты вернешься домой.
Ксюша засмеялась и заплакала одновременно. Впервые за много месяцев — заплакала искренне, без истерики, просто от облегчения.
Лариса обняла ее. Худенькие плечи девочки дрожали.
— Все будет хорошо, — сказала она. — Мы справимся.
— А ты не отдашь меня в детдом?
— Никогда не отдам. Ты мой ребенок. Не родной, но мой.
— Даже после всего, что я натворила?
— Даже после всего.
Они сидели на кухне, обнявшись. За окном темнело. В доме было тихо и спокойно.
Отписал полквартиры бывшей