Алла вернулась домой с легким пакетом — молоко, макароны, детские йогурты. Ничего особенного, обычные покупки на ужин. Но уже в прихожей почувствовала: что-то не так. Слишком тихо.
Денис еще не пришел со стройки, дети у соседки играют, а Нонна… Нонна должна была быть на кухне, греть свой вечный чай.
Вместо этого — тишина и какое-то напряжение в воздухе.
Алла прошла на кухню и замерла. Нонна стояла у мусорного ведра с чеками в руках. Те самые чеки, которые Алла выбросила вчера после похода в магазин. Свекровь внимательно изучала каждую строчку, сопоставляла цифры, морщила лоб.
— Нонна, что вы делаете?
Свекровь обернулась. Лицо каменное, губы поджаты.
— Смотрю, на что деньги моего сына уходят. Опять блузку купила. И йогурты какие-то дорогие. И мыло за сто двадцать рублей.
Алла поставила пакет на стол.
— Это мои деньги. Мои покупки.
— Денисовы это деньги. Он вкалывает, а ты тратишь.
— Я тоже работаю.
— Три дня в неделю! — Нонна помахала чеками. — Это не работа, это баловство. А мой сын с утра до вечера горбатится.
Алла глубоко вдохнула. Начинается. Очередной разбор полетов по поводу семейного бюджета, в котором свекровь не участвует, но активно контролирует.
Нонна приехала к ним в октябре. Сказала — на недельку, проведать сына и внуков. Привезла два баула и сумку с соленьями. Неделя превратилась в месяц, месяц — в два. Сейчас январь, а она все еще здесь.
Официально Нонна жила в деревне, в доме, который достался ей от родителей. Но дом старый, печное отопление, зимой холодно. «Побуду у вас до весны, — говорила она. — Как потеплеет, так и уеду».
Квартира у них двухкомнатная. Денис с Аллой в спальне, дети — на раскладном диване в гостиной, Нонна устроилась там же, в углу, на кресле-кровати. Тесно, но терпимо. Если бы не постоянное вмешательство в дела семьи.
Нонна считала своим долгом контролировать все — от покупок до воспитания детей. Особенно ее раздражали траты Аллы. Любые траты. Даже самые необходимые.
— Опять шампунь свой купила, — говорила она, разглядывая принесенные из магазина пакеты. — А мы хозяйственным мылом голову мыли — и ничего, волосы были получше вашего.
Или:
— Колбаса за триста рублей? Я бы лучше мяса купила, сама котлеты сделала. Экономнее и полезнее.
Алла старалась не реагировать. Объясняла себе: пожилой человек, привык к другому образу жизни, другим ценностям. В деревне действительно все по-другому — огород свой, куры свои, магазин раз в неделю. А тут — город, работа, постоянная беготня.
Но терпение имеет границы.
Особенно когда началась история с чеками.
Сначала Алла не придавала значения. Выбросила чек — и забыла. Но потом чеки появляются на кухонном столе, аккуратно разложенные. А вечером — вопросы.
— Творог за триста восемьдесят рублей? А на рынке — двести пятьдесят.
— Детское печенье за сто сорок? А обычное — тридцать.
— Стиральный порошок за четыреста? А хозяйственное мыло — двадцать, и стирает не хуже.
Алла пыталась объяснить: рынок далеко, времени нет, детское печенье без химии, порошок БИО для стиральной машины.
Но Нонна слушала с выражением человека, которому рассказывают сказки про белого бычка.
— В наше время экономили. А вы живете как богачи.
— Мы не богачи. Просто стараемся детям лучшее дать.
— Лучшее — это воспитание. А не йогурты за сто пятьдесят рублей штука.
Постепенно атмосфера в доме стала накаляться из-за этого.
Денис устал на работе, Алла — от постоянной критики, дети чувствовали напряжение. А Нонна продолжала инспектировать чеки и высчитывать «лишние» траты.
Хуже всего было то, что она жаловалась сыну.
— Зачем Алла дорогой шампунь покупает? У меня волосы и на дешевом хорошие.
— Детям зачем соки в пакетах? Компот сварить проще и дешевле.
— Блузку себе купила за полторы тысячи. А могла и за триста найти, как я.
Денис слушал молча. Иногда пожимал плечами, иногда говорил:
— Ну мам, у Аллы зарплата есть. Пусть тратит, как хочет.
Но Алла видела: слова матери действуют. Денис начал обращать внимание на покупки, иногда поднимал брови, увидев цену в чеке. Не говорил ничего, но взгляд был красноречивым.
А вчера случилось то, что переполнило чашу терпения.
Алла купила себе платье. Обычное, в обычном сетевом магазине, по акции — вместо трех тысяч за полторы. На работе корпоратив намечался, хотелось выглядеть прилично.
Пришла домой, показала покупку Денису. Он кивнул одобрительно:
— Красивое. Тебе идет.
Алла повесила платье в шкаф, бирку с чеком выбросила в мусорное ведро. И забыла.
А сегодня утром, когда Денис ушел на работу, Нонна устроила допрос.
— Полторы тысячи за платье? Опять? Ты в своем уме?
— Нонна, это моя зарплата.
— Твоя зарплата — это семейные деньги. А ты их на тряпки тратишь.
— Не на тряпки, а на одежду. Мне на работу ходить.
— На работу можно и в старом ходить. А деньги лучше детям откладывать.
— Детям я тоже покупаю. И себе иногда тоже можно.
— Себе? — Нонна всплеснула руками. — А кто семью кормит? Денис! А ты только тратишь!
Алла попыталась объяснить, что она тоже вносит вклад в семейный бюджет, что три дня в неделю — это не баловство, а необходимость, потому что дети маленькие и кто-то должен с ними сидеть.
Но Нонна не слушала.
— В мое время жена экономила. Каждую копейку считала. А не блузки и платья себе каждую неделю покупала.
— В ваше время зарплаты другие были.
— Зарплаты! Главное — не сколько получаешь, а как тратишь. А ты тратишь как миллионерша.
Алла ушла в спальню, закрылась и попыталась успокоиться. Но слова свекрови жгли, как кислота. «Тратишь как миллионерша»… За полторы тысячи платье, купленную раз в полгода.
Она вспомнила свою жизнь до замужества. Снимала комнату в трехкомнатной квартире, каждый рубль считала, на курице экономила. Выйдя замуж за Дениса, надеялась — станет легче. И стало, поначалу. Но потом появилась свекровь с ее контролем и претензиями.
Особенно больно было от того, что сама Нонна тратила деньги семьи — деньги сына без всяких угрызений совести. Покупала себе лекарства — дорогие, импортные. Заказывала такси до поликлиники, хотя автобус ходил каждые полчаса. Просила Дениса купить ей «хорошие» тапочки за тысячу рублей.
И при этом каждый рубль Аллы разбирала под микроскопом.
Утром, собираясь на работу, Алла заметила: в мусорном ведре нет вчерашнего чека из продуктового, она его специально на верху оставила. Значит, опять будет разбор полетов.
Так и вышло.
— Сыр за триста рублей, — сказала Нонна, когда Алла вернулась с работы. — Колбаса за четыреста. Йогурты — двести. Всего на тысячу набрала.
— Это продукты на три дня.
— Я бы на пятьсот управилась.
— Управились бы. А мы не управляемся.
— Потому что привыкли к роскоши.
Алла прошла в спальню, переоделась. За стеной слышался голос Нонны — она рассказывала кому-то по телефону о «расточительности современных невесток».
Вечером, когда Денис пришел с работы, свекровь снова подняла тему денег.
— Сын, посмотри, что Алла покупает. — Она протянула чеки. — Один сыр триста стоит.
Денис устало взглянул на бумажки.
— Мам, ну что ты к ней цепляешься? Работает человек, имеет право тратить.
— Право имеет. Но разумно. А не как миллионерша.
— Какая миллионерша? Обычные продукты покупает.
— Обычные? — Нонна возмутилась. — Йогурты по сто пятьдесят рублей — это обычные?
— Для детей покупает.
— А молоко с кефиром чем хуже?
Денис махнул рукой и ушел в ванную. Алла видела: он устал от этих разборов. От постоянных препирательств между женой и матерью. Но выбрать чью-то сторону не мог — или не хотел.
А Нонна продолжала свою кампанию. Каждый чек изучала, каждую покупку комментировала. И главное — делала это не при Алле, а при сыне. Исподволь, между делом.
— Зубная паста за двести рублей. А я всю жизнь за тридцать покупала.
— Шампунь детский за триста. А обычное детское мыло — двадцать.
— Капсулы в посудомоечную машину за пятьсот. А раньше вручную мыли, содой.
Постепенно эти капли точили камень. Денис стал обращать внимание на цены, качать головой, когда видел суммы в чеках. Не говорил ничего прямо, но намеки становились все очевиднее.
— Может, не в «Перекрестке» покупать, а в «Магните»? Там дешевле.
— Обязательно йогурты покупать? Дети и без них проживут.
— Блузка нужна была? У тебя же есть старые.
Алла чувствовала: семья раскалывается. Денис под влиянием матери начинает видеть в ней расточительную жену, которая спускает семейные деньги на ерунду. А она видит в нем человека, который не может защитить семью от вмешательства посторонних.
Да, посторонних. Потому что Нонна давно перестала быть просто бабушкой, приехавшей погостить. Она стала контролирующим органом, который следит за каждым рублем и каждой покупкой.
И вот сегодня — апогей.
Алла стояла на кухне с пакетом молока и макарон в руках и смотрела на свекровь, которая держала ее чеки как улики преступления.
— Опять на пятерку набрала, — проговорила Нонна, не поднимая глаз от бумажек. — То одежда, то мыло, то йогурты. А мой сын, значит, пусть только вкалывает?
— Денис не только вкалывает. Он живет. И семья у него живет, а не выживает.
— Живет! — Нонна подняла голову. — Раньше на эти деньги месяц жили, а вы за неделю спускаете!
— Раньше цены другие были.
— Цены! Дело не в ценах, а в аппетитах! — Нонна помахала чеками. — Ты не жена, а иждивенка, я своему сыну лучшего желала.
Алла поставила пакет на стол. Руки дрожали — от злости, обиды, усталости.
— Знаете что, Нонна? Вы бы лучше сами поработали, а не чужие деньги считали. Когда вы в последний раз свои заработанные тратили?
Нонна побледнела, потом покраснела.
— Как ты смеешь! Я всю жизнь работала!
— Работали. А сейчас третий месяц на нашей шее сидите и указываете, как деньги тратить!
— Я сыну помогаю! Экономить тебя учу!
— Учите! А кто вам ваши лекарства покупает? Кто такси до поликлиники оплачивает? Кто тапочки за тысячу рублей?
— Это… это другое дело…
— Другое! Вам можно, а мне — нельзя!
Нонна вскочила с места, чеки рассыпались по полу.
— Неблагодарная! После всего, что я для этой семьи делаю!
— Что вы делаете? Чеки из мусорки достаете?
Свекровь хлопнула дверью и ушла в свой угол гостиной. Алла осталась на кухне одна. Собрала с пола чеки.
Вечером пришел Денис. Усталый, злой — видимо, на стройке что-то пошло не так. Умылся, сел ужинать. Алла поставила перед ним тарелку борща.
— Мама сказала, вы поссорились, — заговорил он, не поднимая глаз.
— Поссорились.
— Из-за чего?
— Из-за чеков. Она опять их из мусорки доставала.
Денис вздохнул.
— Ну зачем ты с ней споришь? Пожилой человек, привык экономить…
— Денис, она третий месяц здесь живет и контролирует каждый мой рубль!
— Хочет помочь.
— Помочь? — Алла села напротив мужа. — Как она помогает? Указывает, что йогурты дорогие, а сама лекарства за полторы тысячи покупает?
— Лекарства — это необходимость.
— А йогурты детям — не необходимость?
Денис отложил ложку.
— Алла, ну что ты прицепилась? Съела бы кефир и детей накормила — тот же эффект.
— Тот же эффект? — Алла почувствовала, как внутри что-то переворачивается. — Денис, ты серьезно считаешь, что я зря деньги трачу?
— Не зря. Но можно и поэкономнее.
— А на чем экономить? На своей одежде? На детском питании? На моющих средствах?
— На всем понемногу.
— Понятно. — Алла встала из-за стола. — А твоя мать на чем экономит?
— При чем тут мама?
— При том, что она наши деньги тратит и еще учит, как их тратить!
Денис нахмурился.
— Она не наши деньги тратит. Это Я ей помогаю.
— Ей помогаешь, а мне — претензии!
— Какие претензии? Я ничего не говорю!
— Не говоришь. Но лицо корчишь, когда чеки видишь!
Денис встал из-за стола.
— Не хочу ссориться. Устал я.
И ушел в спальню.
Алла осталась на кухне одна. За стеной, в гостиной, слышались приглушенные голоса — Денис разговаривал с матерью. Тихо, но эмоционально.
Алла подошла поближе к двери, прислушалась.
— …не понимаю, зачем вы ссоритесь, — говорил Денис.
— Сынок, я же не со зла, — отвечала Нонна. — Просто больно видеть, как деньги на ветер выбрасываются.
— Мам, Алла моя жена и она тоже работает, имеет право…
— Какое право? — голос свекрови стал громче. — А что, я не женщина, что ли? Мне что, не хочется к парикмахеру? Мне что, не хочется новое платье? Я тоже устала на себе экономить! Всё вам и детям. А я? Я хуже что ли?
Денис молчал.
— Я своему сыну лучшего желала, — продолжала Нонна. — А ты меня на крохах держишь… Алла себе блузки покупает, йогурты ест, а я в старом хожу!
— Мам, ты же сама сказала — экономить надо…
— Экономить — это значит на всех экономить! А не только на матери!
Алла отошла от двери. Всё встало на места. Дело было не в семейном бюджете и не в разумной экономии. Дело было в зависти.
Нонна завидовала невестке, которая может позволить себе купить блузку или йогурты за сто пятьдесят. И пыталась ограничить ее, чтобы самой получать больше внимания и денег от сына.
Поздно вечером, когда все легли спать, Алла лежала в кровати и думала о будущем. Денис храпел рядом, ничего не подозревая. А в гостиной на кресле-кровати лежала его мать и, наверное, тоже не спала.
Завтра будет новый день. Новые покупки, новые чеки, новые претензии. И так до весны, пока Нонна не уедет в деревню. А может, и не уедет — найдет новые причины остаться.
Алла закрыла глаза. Утром нужно будет идти на работу, зарабатывать деньги, которые потом будут обсуждать и критиковать. Покупать йогурты детям и выслушивать, что кефир дешевле. Тратить собственную зарплату и оправдываться за каждый рубль.
Или не оправдываться. Может быть, пора перестать оправдываться за то, что она работает и тратит заработанные деньги на семью. Даже если эта семья считает ее иждивенкой.
Квартиру на меня перепишите, — заявил зять