Кира проснулась от звука выключения закипевшего электрочайника. За стеной младший сопел в кроватке — тихо. Значит, спит крепко. Хорошо. Ночью он капризничал, кормился каждые два часа, и теперь, в половине девятого утра, наконец угомонился.
Рядом на диване похрапывал Костя. Лицо расслабленное, беззаботное. Спит уже час как — проснулся покормиться чаем, когда она вставала к малышу в шестом часу, и снова завалился. До полудня теперь не поднимется, как обычно.
Кира тихо встала, накинула халат. Тело еще болело — прошло всего два месяца после родов. Тяжелых, с разрывами и долгим восстановлением. Врач говорил: никаких нагрузок, больше отдыха, минимум стресса. Легко сказать.
Из кухни доносились приглушенные голоса. Мама — Валентина Степановна — и свекровь Людмила Ивановна. Обе старались говорить тихо, но интонации выдавали напряжение.
— Кофе будете? — голос мамы звучал подчеркнуто вежливо.
— Спасибо, я чай предпочитаю. Если можно, не очень крепкий.
— Конечно.
Пауза. Звон ложечки о стенки стакана.
— А Тимочка в садике? — поинтересовалась Людмила Ивановна.
— Да, я отвела его в садик, — ответила Валентина Степановна. — В половине восьмого.
— Рано встаете. А Костенька все спит?
— Спит, — сухо отозвалась мама.
Еще одна пауза, тяжелая.
Кира прикрыла глаза. Вот оно началось. Ежедневные завуалированные уколы, которые обе женщины наносили друг другу с утра до вечера.
Людмила Ивановна приехала неделю назад. Сказала — на пару дней, повидать внуков, помочь с малышом. Но чемодан привезла большой, и каждый день находила новые причины задержаться.
Валентина Степановна терпела. Но Кира видела: терпение у мамы на исходе. Квартира трехкомнатная, но не резиновая. Людмила Ивановна заняла большую комнату, Кира с мужем и детьми — среднюю, Валентина Степановна ютилась в самой маленькой. И все это — уже седьмой день подряд. А до этого полгода семья Кости жила здесь впятером, теперь вшестером.
Полгода назад Кости сократили на заводе. Обещали, что ненадолго, что скоро вызовут обратно. Не вызвали. Съемную квартиру пришлось сдать — денег не было. Переехали к Валентине Степановне «на время». Время затянулось.
— Кирочка встала? — послышался голос свекрови.
— Нет, еще отдыхает.
— А-а… Понятно. — В голосе Людмилы Ивановны прозвучало что-то такое, что заставило Киру напрячься. — Ну да, молодым мамочкам нужен отдых.
— Ей врач покой прописал.
— Конечно, конечно. Просто я помню, как после и третьих родов уже через неделю женщины на картошку ходили и по хозяйству бегали. Но времена, наверное, другие теперь.
Кира сжала губы. Вот так каждый день. Людмила Ивановна не говорила ничего прямо, но каждая ее фраза содержала скрытый упрек. Мол, размягчилось нынешнее поколение, избаловалось.
— Времена действительно другие, — сухо отозвалась Валентина Степановна. — Раньше многие и не выживали после таких родов.
Кира вздохнула. Мама защищала ее, но делала это в своей манере — колко, с подтекстом. А Людмила Ивановна отвечала тем же. И так каждый день, каждый разговор превращался в скрытую дуэль.
Хуже всего было то, что обе женщины считали себя правыми. Людмила Ивановна искренне полагала, что у Кости просто «временные трудности» — мол, работу найдет, семью обеспечит, все наладится. А пока жена должна вести хозяйство и поддерживать мужа в трудный период.
Валентина Степановна, наоборот, считала Костю безответственным. Полгода без работы, семья живет на ее содержании, а он до полудня спит. Никаких попыток найти хоть какую-то работу — даже дворником, даже грузчиком. Сидит дома, в интернете копается, говорит — «ищу что-то подходящее по деньгам».
А Кира оказалась между двух огней.
Она встала с дивана, стараясь не разбудить мужа, и прошла в кухню. Обе женщины сидели за столом с чашками в руках. Людмила Ивановна — аккуратная, подтянутая, в домашнем, но выглаженном платье. Валентина Степановна — в старом спортивном костюме, волосы небрежно собраны в хвост.
— Доброе утро, — тихо сказала Кира.
— Доброе, дорогая, — отозвалась свекровь. — Как спалось? Малыш не сильно беспокоил?
— Нормально. Ночью каждые два часа кормила.
— Ах, да. Грудное вскармливание — это так важно. — Людмила Ивановна кивнула одобрительно. — Хотя, конечно, выматывает. Может, стоит подумать о смешанном? Чтобы и отдыхать больше, и Костеньку не будить.
Кира налила себе чай, промолчала. Она знала: что бы ни ответила, найдется повод для нового подтекста. «Костеньку не будить» — это вообще о чем? Муж полгода дома сидит, какие у него дела такие срочные?
— Спасибо, мам, что Тимку отвела, — сказала она.
— Да не за что. Все равно в магазин шла.
— В половине восьмого в магазин? — удивилась Людмила Ивановна. — Рано так.
— Хлеба не было. А к восьми открывается пекарня рядом с садиком.
— А-а. Понятно. — Свекровь отхлебнула чай. — А Костенька что-то долго спит. Может, его разбудить? Все-таки день на дворе.
— Он же у вас взрослый человек, — отрезала Валентина Степановна. — Сам знает, во сколько вставать.
— Конечно. Просто мы всегда всей семьей завтракали. Это так сближает — все за одним столом. У вас, видимо, другие традиции.
Кира отхлебнула чай. Горячий, крепкий. Хотелось сказать: какие могут быть семейные завтраки, если Костя спит до полудня, а младший кормится по требованию? Но промолчала.
— Традиции разные бывают, — сказала Валентина Степановна. — Кто-то за столом сидит, а кто-то дела делает.
— Это верно, — согласилась Людмила Ивановна. — Хозяйство требует внимания. Я вот заметила, что-то волосы опять по всему полу валяются. Может, стоит чаще пылесосить? С маленьким ребенком гигиена особенно важна.
Кира поставила чашку. Руки слегка дрожали — не от усталости, от напряжения.
— Я вчера пылесосила, — сказала она тихо.
— Да, да, конечно. Просто волосы быстро накапливаются. У нас дома влажная уборка каждый день была, особенно когда дети маленькие совсем.
— У нас тоже порядок, — процедила Валентина Степановна.
— Безусловно. Я же ни к чему не придираюсь. Просто… ну, мне кажется, можно и почаще. Для здоровья малыша. А то Костенька, мне кажется, переживает, что условия не очень…
— Какие условия не очень? — Валентина Степановна поставила чашку на блюдце резче, чем нужно.
— Ну, знаете… тесновато здесь всем. Костенька говорил, что неудобно вас беспокоить.
— Костенька полгода здесь живет. Если ему неудобно — пусть работу ищет активнее.
Повисла тишина. Людмила Ивановна поджала губы.
— Он ищет. Просто подходящую работу найти непросто.
— Любую работу найти можно. Было бы желание.
Кира встала из-за стола.
— Пойду к сыну, он, наверно, проснулся.
Она ушла в комнату, где в кроватке ворочался младенец. Взяла его на руки, прижала к себе. Теплый, мягкий, пахнет молоком и детской присыпкой. Единственный в этом доме, кто не требовал от нее ничего, кроме любви.
Костя лежал на диване, глаза закрыты, но дыхание неровное. Не спит, слышал разговор на кухне.
— Мама опять на меня наезжает, — пробормотал он, не открывая глаз.
— Людмила Ивановна тоже не молчит.
— Моя мама хоть переживает, помочь хочет. А твоя…
— Моя что?
Костя открыл глаза, посмотрел на жену с младенцем на руках.
— Ничего. Забудь.
За стеной продолжался разговор. Приглушенный, но отчетливо слышный.
— Людмила Ивановна, вы, наверное, уже скучаете по дому? — голос мамы звучал сладко, но с подвохом.
— Немного. Но внуки дороже. Хочется помочь, поддержать вас в трудный период.
— Очень благородно. Правда, период затягивается…
— Ну, пока Костенька работу не найдет, я никуда не денусь. Не оставлю же семью в такой ситуации.
— У Киры есть я.
— Конечно есть. Но все-таки свекровь — это тоже семья. И потом, Валентина Степановна, вы же работаете. А мне некуда спешить.
Кира покормила сына, переодела, уложила обратно. Он заснул быстро — наелся, устал от ночных бдений. Хорошо быть ребенком. Не думать о том, кто кого в доме раздражает и почему.
Костя встал с дивана, потянулся.
— Пойду душ приму. Потом, может, резюме посмотрю.
— На какие вакансии?
— Ну… посмотрю, что есть.
Он ушел в ванную. Кира знала: резюме он не будет смотреть. Посидит в интернете, полистает новости, может, в игрушку поиграет. А вечером скажет: «Ничего подходящего нет».
Она легла на диван, прикрыла глаза. Хотелось поспать хотя бы час, пока младший не проснется снова.
Но сон не шел. Из кухни доносились звуки мытья посуды, шарканье тапочек, изредка — реплики. Людмила Ивановна что-то говорила о правильном питании кормящих матерей. Валентина Степановна отвечала односложно.
Потом хлопнула дверь — видимо, мама ушла на работу. Людмила Ивановна осталась одна. Некоторое время было тихо, потом послышались звуки в коридоре. Свекровь что-то делала — переставляла, протирала.
— Кирочка, — голос Людмилы Ивановны раздался совсем рядом. — Ты не спишь?
— Нет, — соврала Кира.
— Я тут немного прибралась в коридоре. Пыль на полках была. — Свекровь села в кресло. — Не хочу показаться навязчивой, но может, стоит почаще протирать? А то как-то неуютно получается.
Кира открыла глаза.
— Хорошо, буду чаще.
— Я не к тому говорю, дорогая. Просто для детей важна чистота. Да и твоя мама, наверное, привыкла к порядку.
— Привыкла.
— Вот и я говорю. — Людмила Ивановна поправила подушку в кресле. — А может, режим какой-нибудь завести? Утром встали, позавтракали всей семьей, потом дела по хозяйству, потом прогулка… У нас так всегда было. Костенька до сих пор вспоминает, как хорошо было за общим столом собираться.
— У нас режим другой, — устало сказала Кира.
— Ну конечно. Просто иногда кажется, что порядка — расписания не хватает. Костенька встает поздно, ты на диване лежишь, Валентина Степановна на работе… Как-то разрозненно получается. А ведь семья — это когда все вместе.
Из ванной послышался шум воды — Костя принимал душ.
— А Костенька что, резюме так и не обновил? — осторожно спросила Людмила Ивановна.
— Обновил, — соврала Кира.
— Ну и хорошо. Главное — не опускать руки. Обязательно что-то подходящее найдется.
Кира закрыла глаза. Хотелось сказать: подходящее он не ищет. Ищет работу «по специальности», «с достойной зарплатой», «в хорошем коллективе». А то, что можно взять прямо сейчас — грузчиком, курьером, продавцом — это «не для его».
— Ладно, не буду тебя утомлять разговорами, — Людмила Ивановна встала. — Отдыхай. Только, может, хоть немного по дому поможешь? А то получается, Валентина Степановна работает, я стараюсь, а ты…
Она не договорила, но смысл был ясен.
И ушла в свою комнату.
Кира лежала и смотрела в потолок. Вот так каждый день. Свекровь не говорила ничего прямо, но смысл был ясен: ты ленишься, дом запустила, мужа не поддерживаешь. А мама в ответ холодела, злилась, начинала сама наводить повышенный порядок — чтобы не стыдно было перед чужими людьми.
И между ними — Кира. Которая должна всем угодить и никого не расстроить.
Костя вышел из ванной, оделся.
— Схожу в магазин, — сказал он. — Хлеба купить.
— Мама уже купила.
— Тогда… ну, прогуляюсь.
И ушел. «Прогуляться» означало встретиться с такими же безработными друзьями, посидеть на лавочке, пожаловаться на трудности поиска работы.
Кира попыталась заснуть. Не получалось. В голове крутились обрывки разговоров, намеки, недомолвки. «Влажная уборка каждый день»… «Всей семьей завтракали»… «Распорядка не хватает»…
Младший проснулся. Кира встала, пошла к нему. Покормила, переодела, поиграла немного. Потом уложила снова.
Было уже почти два часа дня. Скоро придет Тимка из садика, нужно будет готовить обед. Но сначала хотелось еще немного полежать — ночь была тяжелая, сил не хватало.
Кира снова устроилась на диване. Прикрыла глаза, попыталась расслабиться.
Через час вернулась мама с работы. Пакеты на кухне зашуршали, потом Валентина Степановна прошла в свою комнату. Переоделась, видимо.
Тимка ворвался в комнату, радостный, с рисунком в руке.
— Мама, смотри, что я нарисовал!
— Красиво, — улыбнулась Кира. — Это что?
— Наш дом. Вот ты, вот я, вот братик. А вот папа… — мальчик показал фигурку в углу листа. — Он работает.
— Понятно.
Тимка убежал показывать рисунок бабушке. Кира осталась лежать. «Папа работает». Если бы он знал…
А потом началось.
Сначала звуки были негромкие — открывающиеся дверцы шкафов, переставляемые предметы. Потом громче. Что-то упало, загремело. Мама двигала мебель в гостиной.
— Мам, что ты делаешь? — окликнула Кира. — Малыш только заснул…
— Убираюсь, — отрывисто ответила Валентина Степановна.
— Но так громко…
— А что, нельзя убираться в собственном доме?
Кира встала, вышла в гостиную. Мама стояла у книжных полок с тряпкой в руке. Все книги лежали на столе, полки были влажные от воды.
— Зачем так кардинально? — удивилась Кира.
— Пыль, — коротко ответила мама. — Надо протереть как следует.
Но лицо у нее было такое, что Кира поняла: дело не в пыли.
— Мам, что случилось?
Валентина Степановна выжала тряпку в тазик, поставила его на пол с грохотом.
— Пока ты на диване лежишь, твоя свекровь на нас глазами хлопает. Займись хоть чем-то, а то позоришь нас, — процедила мать, стирая пыль с очередной полки.
Кира замерла.
— Как это — позорю?
— А так. Она ходит, все осматривает, намекает на беспорядок. А ты лежишь. И получается, что я дочь не воспитала, что в доме бардак развела.
— Мам, у меня послеродовой период…
— Знаю я про твой период! — Валентина Степановна сердито потерла стекло на полке. — Но она-то этого не понимает! Для нее ты просто лентяйка, которая целыми днями на диване валяется, пока муж работу ищет! Надоело!
— Какую работу? — не выдержала Кира. — Костя полгода ничего не делает!
— А она об этом не знает же! Она думает, он старается, а ты его не поддерживаешь!
— А мне что, вставать и делать вид, что все хорошо?
— А ты вставай! Хоть немного по дому походи, покажи, что не бездельница! Она же этого ждет! каждый разговор про это говорит! Сил моих больше нет оправдываться!
Кира села на диван.
— Мам, ты серьезно?
— Очень серьезно. — Валентина Степановна поставила книги обратно на полку. — Мне стыдно перед чужим человеком. Она здесь уже неделю живет. А потом пойдет по знакомым рассказывать, какая у меня дочь и какой в доме порядок.
— Какая разница, что она думает?
— Большая разница! — Мама повысила голос, потом спохватилась, понизила. — Я в этом доме всю жизнь прожила. Меня здесь все знают. И чтобы какая-то… — она запнулась, — чтобы свекровь твоя думала, что я тебя не воспитала… Что я сама свинарник допустила с маленькими детьми в доме…
Кира поняла: мама дошла до точки кипения. Людмила Ивановна своими ежедневными намеками довела ее до состояния, когда хочется доказать — в этом доме все в порядке.
— Мам, но ведь ты знаешь, что я не лентяйка…
— Знаю. Но она не знает! — Валентина Степановна махнула тряпкой в сторону комнаты, где жила свекровь. — Она видит только результат. Ты на диване, дети якобы неухоженные, дом не прибран.
— Дети ухоженные. И дом прибран.
— Не по ее меркам! У нее, видите ли, влажная уборка каждый день была! У нее всей семьей завтракали! У нее Костенька идеальный, а мы тут все разгильдяи!
Кира встала с дивана.
— Мам, остановись. Это же глупо.
— Глупо? — Валентина Степановна обернулась. — А мне каково? Целую неделю слушать намеки о том, что в моем доме беспорядок, что дочь мою плохо воспитали, что внуки в неподходящих условиях живут? И при этом ее сын полгода на моей шее сидит! Прохендей!
Кира поняла: конфликт достиг той стадии, когда разговоры бесполезны. Мама чувствует себя опозоренной перед чужим человеком. А чужой человек не собирается уезжать и продолжает ежедневно указывать на недостатки и капать ядом на мозги.
В этот момент в квартиру вернулся Костя. Услышал громкий полушепот, заглянул в гостиную.
— Что тут происходит?
— Твоя мать происходит, — резко сказала Валентина Степановна. — Неделю здесь живет и указывает, как нам дом содержать.
— Мама ничего не указывает…
— Ага. «Что-то волосы валяются», «может, почаще пылесосить», «у нас влажная уборка каждый день была». Это не указывание?
Костя растерялся.
— Ну она же, наверно, из лучших побуждений…
— Побуждений! — Валентина Степановна хлопнула тряпкой. — Пусть свои побуждения дома у себя применяет!
— Мам, тише, — попросила Кира. — Малыш спит.
— А мне все равно! — Мама сорвалась. — Надоело! Полгода кормлю вас, а теперь еще и свекровь приехала указывать, что я дочь не воспитала!
Костя покраснел.
— Валентина Степановна, я ищу работу…
— Ищешь! Полгода ищешь! И что нашел?
— Сейчас трудно…
— Трудно! А в «Магните» продавцом не трудно? А дворником не трудно? А курьером не трудно?
— У меня есть специальность…
— Когда семья голодная, любая специальность подходит!
Кира встала между ними.
— Хватит. Проснется ребенок.
— Пусть просыпается! — Валентина Степановна бросила тряпку в тазик.
Костя развернулся и ушел, хлопнув дверью.
Валентина Степановна села на диван, закрыла лицо руками.
— Не могу больше, — тихо сказала она. — Не могу.
Кира села рядом, обняла маму за плечи.
— Я понимаю.
— Ты не понимаешь. Полгода терплю — ладно, дочь в трудности попала, поможем. Но чтобы еще и свекровь приехала меня воспитывать…
Из комнаты донесся плач — малыш проснулся от шума.
Кира пошла к сыну, взяла на руки, успокоила. Когда вернулась, мама уже убрала тазик, расставила книги.
— Мам, — сказала Кира тихо, — я съеду.
— Куда съедешь?
— К подруге пока. А потом — видно будет. Сниму что-нибудь.
— На что снимать? У Кости работы нет.
— Тогда без Кости.
Валентина Степановна посмотрела на дочь.
— Серьезно?
— Очень серьезно. Не могу больше быть буфером между двумя матерями.
Валентина Степановна помолчала, потом встала.
— Знаешь что, хватит.
Она решительно прошла в комнату, где жила Людмила Ивановна, и постучала.
— Людмила Ивановна, нам нужно поговорить.
— Слушаю.
— Собирайтесь домой. Сегодня же.
— Как это? — в голосе свекрови послышалось возмущение.
— А так. Неделю гостили — хватит. У меня больная дочь, грудной ребенок, а вы тут указываете, как убираться.
— Я не указываю…
— Указываете. И мне это надоело. Костя работу найдет или не найдет — это их семейные дела. А вы домой поезжайте.
Через час Людмила Ивановна, надутая как индюшка, собирала чемодан. Костя вернулся, пытался что-то говорить, но Валентина Степановна была непреклонна.
— Твоя мать домой едет. А ты либо работу ищешь нормально, либо тоже собирайся.
Вечером, когда свекровь уехала, в квартире стало тихо и просторно. Кира кормила младшего и думала: хорошо, когда есть мама, которая не боится защитить дочь.
Обязательно подписывайтесь
Предатели