Когда Рита вышла замуж за Диму, она наивно думала, что их «семейные праздники» будут уютными, тёплыми, с запечённой уткой и смехом детей, как на открытке. Ей даже в голову не приходило, что в набор «новая семья» входит не только муж, но и его сестра с такими повадками, что даже Татьяна Арнтгольц сбежала бы с площадки.
Золовку звали Лариса, и она была на восемь лет старше Димы. Жила она с дочкой в двухкомнатной квартире родителей, без мужа и без официальной работы. Всё детство и юность Ларисы прошли под девизом: «Я же девочка, пусть Димка тащит!». Так и осталось.
Рита с мужем сняли двухкомнатную в спальном районе — у них уже подрастал сынишка Мишка. Работа, садик, ипотека — всё по классике. Рита крутилась, как белка: бухгалтерия днём, отчёты по ночам, а ещё борщи, стирка, «мама, посмотри, что я нарисовал». И всё бы ничего, если бы не Лариса.
Сначала она просто «заезжала» к ним раз в пару недель. Якобы по дороге в поликлинику, или дочку Настю отводила на кружок рядом. Потом зачастила. Сестра Димы считала, что у брата и его жены — «быт налажен», значит, можно и обедом разжиться, и стиралку попросить, и за Мишкой приглядеть (пока мультики смотрит). Всё это преподносилось как «ты ж понимаешь, Ритка, мы ж свои».
— Да пусть приезжает, — махал рукой Дима. — Ну посидит немного. Ты же сама говорила — Настя у неё трудная, дома не усидишь.
Рита молчала. Настя была трудная, это правда. Хамила взрослым, не слушалась, однажды сбежала из кружка и забралась с ногами на стол в их квартире, прямо в уличной обуви. А Рита в это время полы мыла.
Но дело не в Насте. Дело в том, что Лариса приходила с ногами и мыслями. Она устраивала саммиты прямо на кухне, сидя в Ритином халате и подстёгивая брата:
— Рит, у тебя мука закончилась, ты чё, вообще не запасливая? Я на блинчики хотела…
Однажды Лариса с дочкой остались у них ночевать. Без предупреждения. Просто в девять вечера, когда Дима уже собирался класть Мишку, она заявила:
— А мы останемся. Там у нас кран прорвало, всё мокро.
Рита тогда промолчала. Но поставила галочку.
Прошло три недели. За это время Лариса появлялась у них через день. Иногда — в халате. Иногда — с постелью. Объясняла по-разному: то у мамы шумно, то у соседей ремонт, то Насте надо сменить обстановку. Рита уже не знала, кому жаловаться. Муж твердил:
— Да ладно тебе, Рит. Зато ты не одна с Мишкой. Лариса хоть поможет.
Помощь заключалась в том, что Лариса доставала конфеты из Ритиной тумбочки, рассыпала по полу глиттер от Настиных поделок и обвиняла Риту в «сухости характера». Ещё она часто повторяла:
— У нас в семье всегда всё общее было. А ты как-то… по-своему всё делаешь. Не по-родственному.
Поначалу Рита пыталась сгладить углы. Делала больше еды. Покупала Насте мелочи. Смеялась наигранно, когда та устраивала цирк из еды и отказывалась убирать за собой. Но напряжение росло. И всё чаще по вечерам, когда Рита выключала свет на кухне, у неё возникало ощущение, что её не просто используют — её медленно и методично отодвигают в сторону. Из её же жизни.
Именно в это время появилась идея — собрать у них в квартире семейный ужин. Просто, по-домашнему. Без поводов. Только свои.
Рита долго думала — стоит ли. Но, с другой стороны, это был её дом. Её инициатива. Её суп. Её сервировка. Может, хоть так получится задать тон, где не будет наглости, манипуляций и чужих тарелок в раковине.
— Ну если хочешь — давай, — пожал плечами Дима. — Только предупреди Ларису, а то она вечно не вовремя.
Предупредила. И она, конечно, пришла. Раньше всех. С пустыми руками. С Настей. И с фразой:
— Я подружку свою взяла. Она у нас как почти родная, я ей столько про вас рассказывала.
Рита уже ничего не сказала. Она просто выложила салат в своё любимое стеклянное блюдо и поставила его в холодильник — под плёнку. Потом посмотрела в окно. Август. Душно. Комары. Мутное небо. Всё как всегда.
Она ещё не знала, что этот вечер она будет вспоминать долго. Очень долго.
— Я тут подумала, — начала Рита, уже стоя на кухне и перемешивая заправку для салата, — может, нам стол поставить в зале? Народу много, на кухне не усядемся.
— Ты это с Ларисой обсуди, — буркнул Дима, откупоривая пиво. — Её всё не устраивает, хоть на голове стой.
Лариса в этот момент как раз прошлась по квартире в Ритиной домашней футболке. Без стука вошла, заглянула в шкаф, вытащила шлёпанцы, которые Рита берегла только для гостей:
— Ну ты и хомяк, Ритка! Тут столько всего по углам! Я бы у себя уже половину на помойку вынесла!
— Я берегу, что мне дорого, — спокойно ответила Рита, хотя внутри всё сжалось. — И предпочитаю, чтобы в шкафы заглядывали с разрешения.
— Да ладно тебе, чего ты как чужая. Мы ж свои, не бойся, ничего не сперла!
Ужин начинался в шесть. К пяти пришли Слава с Тоней — это двоюродный брат Димы с женой. Люди спокойные, немного на своей волне. Они сели на балконе, попивая сок, обсуждали какой-то ремонт. Потом подтянулась тётя Валя — мамина сестра, и соседка снизу, Зинаида Николаевна, которую почему-то тоже пригласили.
Рита выглядывала из кухни каждые пять минут — то ложки не хватает, то вино открыть забыли. Лариса тем временем расставляла чужих гостей на свои места, обсуждала с подружкой, как они вдвоём поедут в сентябре в Сочи («а ты, Дим, глянь на сайте, может, скидки есть — раз уж ты всё равно в айтишниках»).
— Ларис, — позвала Рита, не повышая голоса. — Поможешь картошку переложить?
— Я ногти вчера сделала. Не могу. Подружка поможет, да, Светик?
Светик — та самая «как почти родная» — мило кивнула, но осталась на диване. Картошку Рита перетаскивала сама. Потом поставила мясо в духовку, проверила приборы и тихо сбегала в ванную — поплакать. Немного. Быстро. Без следов.
— Ты ей скажи, — шепнула Тоня Рите, когда все уже почти расселись, — чтоб хоть как-то помогла. А то будто хозяйка она, а не ты.
— Я говорила, — вздохнула Рита. — Только каждый раз получается, что я — злая.
— А ты не бойся быть злой, — усмехнулась Тоня. — Иногда полезно.
Но Рита боялась. Не Ларису — реакцию мужа. Он был хороший. Но на своей волне. Всё казалось ему «мелочами», «женскими заморочками». Пока гром не грянет.
Гром грянул, когда духовка запиликала, и Рита, вынув мясо, увидела, что Настя и её новая подружка играют в «перепутай продукты» на кухне. У неё в рисе валялась пробка от вина. А в салфетках — зубочистки, поломанные пополам.
— Немедленно уберите это, — резко сказала Рита, и сама не ожидала от себя такого тона.
— Мам, да мы прикалывались! — Настя даже не обернулась.
— Рита, ну чего ты заводишься, — с кухни вышла Лариса, — дети играют. Ты, как всегда, делаешь из мухи слона.
— В чужом доме не играют с едой, — коротко бросила Рита.
— А что, ты тут одна теперь хозяйка? Или я что-то пропустила?
— Это наш дом. И ты в нём гостья. Со своими правилами будь добра у себя.
Все немного замолчали. Дима кашлянул, как будто хотел что-то сказать, но не стал. Рита почувствовала, как всё в груди сжалось от страха и облегчения одновременно.
До ужина оставалось десять минут. Лариса молча вернулась на диван. Потом, как ни в чём не бывало, прошлась до кухни, достала сок, налила Насте и подруге в чашки, которые Рита берегла для торта. Без спроса.
Потом села за стол, первая, и потянулась к закускам.
— Праздник же, — весело сказала она, — что мы всё дуться-то?
За столом было тесно. Кто-то встал, кто-то пересел. Рита поставила салат — тот самый, в стеклянной миске — в центр. Все взяли по ложке. Осталось чуть меньше половины. Лариса, набрасывая себе в тарелку целую горку, вдруг резко взглянула на Риту и, усмехнувшись, выдала:
— Салата маловато… Ты чего, рассчитываешь на троих, а нас тут семеро?
Над столом повисла пауза.
Но это была ещё не кульминация. Она наступила чуть позже.
После слов Ларисы воцарилась тишина. Не неловкая, нет. Скорее напряжённая, как перед грозой, когда всё замирает и воздух становится густым.
Рита не ответила. Просто встала и молча пошла на кухню. Она включила кран и стала мыть руки, хотя руки были чистые. Просто надо было что-то делать, чтобы не выкинуть на голову Ларисе всю эту «семейную доброту».
— Слышь, Рит, — донёсся из-за спины голос, — ты обиделась, что ли? Это ж шутка была. А ты сразу в позу.
— Может, хватит? — неожиданно вмешалась Тоня. — Ну правда. Вы у Риты дома. Она готовила, приглашала, старалась. А ты сидишь тут, как будто всё по праву тебе положено.
— О, началось, — фыркнула Лариса. — Приехали гости и уже за хозяйку выступают. Дим, ты вообще слышишь?
— Слышу, — устало сказал Дима, не поднимая головы. — И, если честно, мне не нравится, что каждый раз всё скатывается в скандал.
— А может, потому что у тебя жена нервная стала? — прошипела Лариса. — Всё ей не так. Я вообще сюда прихожу — как на пороховую бочку. Молчи, не трогай, не сядь не туда, не ешь не то.
Рита закрыла кран. Помолчала. Подошла к столу.
— Я правда нервная, — спокойно сказала она. — Потому что уже полгода терплю, как ты разгуливаешь по нашему дому, как будто он твой. Как моя посуда стала твоей. Как ты в шкафы лезешь, в халат мой залезаешь, Настю сплавляешь, а мне говоришь: «Ты ж понимаешь, мы ж свои». Нет, Лариса. Я уже не понимаю.
— О, пошло, — Лариса закатила глаза. — Началось: «я бедная загнанная»! Да ты сама доброжелательная, как кактус в гололёд! Я к тебе по-доброму, а ты — как с чужими.
— А ты и есть чужая, — вдруг сказала Рита. — Потому что родство — это не биология. Это — уважение. А его у тебя нет.
Настя хмыкнула и полезла в телефон. Светик встала, прошлась до двери и вдруг стала собирать сумочку. Все молчали.
— Я, наверное, пойду, — тихо сказала она. — Неудобно как-то. Не думала, что так будет.
Лариса ничего не ответила. Только по её лицу было видно — она злится. Не просто злится. Она в бешенстве. Но внешне улыбается, как всегда.
— Не переживай, Светик, — сказала она, — у них тут вечно какие-то сцены. Мы потом с тобой созвонимся.
Светик кивнула и ушла.
После ужина Рита убирала одна. Никто не помог. Даже Тоня как-то смялась и пробормотала:
— Давай я Мишку искупаю, а ты тут сама?
Рита молча кивнула. Она стояла у мойки, скребла стеклянную миску от салата, в которую Лариса успела бросить две косточки от чернослива и один облизанный огурец.
В голове крутились фразы. Много фраз. Но ни одна не вызывала облегчения. Всё было как-то… опустошённо.
— Знаешь, — сказал Дима, появляясь в дверях, — может, ты и права. Может, и правда, пора что-то менять.
Рита не ответила.
— Я не хочу ссор, — продолжал он, — но я не хочу и вот этого. Постоянной злобы. Мы ж семья.
— Да, — сказала Рита. — Мы семья. Только давай разберёмся — чья.
Он хотел что-то сказать, но в этот момент из комнаты вышла Лариса с подносом. На подносе — недоеденные котлеты, чьи-то надкусанные ломтики хлеба и оставшийся кусок пирога.
— Я заберу это с собой, — заявила она. — У нас Настя потом доест. А то всё выбрасывается у вас. Не по-хозяйски это.
Рита молча смотрела. Слова, которые хотелось крикнуть, застряли в горле. Вышло только:
— Ложку положи.
— Чего?
— Ложку из набора. Серебристую. Она у тебя в пакете.
— Господи, какая ты мелочная, — процедила Лариса и, не доставая, тряхнула пакетом, пока ложка не брякнулась на пол.
Она ушла. Не хлопнула дверью. Просто ушла. Как обычно.
Прошло три недели.
Рита не звонила. Лариса — тоже. Дима ходил тише воды. Настя однажды написала Мишке в мессенджере: «у вас мамка злая». Мишка показал. Рита удалила. Ответа не было.
За это время в доме стало тише. Рита не звала гостей. Но однажды, в субботу, она всё же решила устроить обед. Просто для своих. Для тех, кто не берёт ложки в карман.
Накрыла стол. Поставила новый салат в стеклянной миске. Всё было просто. Аккуратно. Без показухи.
Зазвонил домофон.
— Кто? — спросила она.
— Лариса. Мы тут с Настей и Светой. Ты дома?
Рита не знала, что ответить. Она положила трубку.
Дима вышел из комнаты.
— Ты будешь открывать?
Рита смотрела в окно. Лето шло на убыль. В небе не было ни облачка. Всё стояло — тишина, свет, запах запечённой курицы.
Она повернулась к мужу.
И в этот момент из домофона снова раздался голос Ларисы — чуть раздражённый, чуть ехидный:
— Салата маловато — ты чего, рассчитываешь на троих, а нас тут семеро?
Рита медленно подошла и отключила звонок.
История не закончилась. Она только начиналась.