Наталья свернула с проспекта и заехала во двор, где теперь снова стояли чужие машины. Одиннадцатый подъезд, как обычно, весь заставлен. Хорошо хоть Игорь в пятницу успел откопать место у самой стены, иначе бы таскали сумки через весь квартал.
В багажнике — ящики с продуктами: картошка, лук, курица, мука, крупа. Её дочка Саша в восторге — бабушка приехала из деревни. Но Наталья знает: это не «приехала», это опять началось.
Ирина Степановна — мать Игоря, свекровь Наташи — в этом году осталась на зиму в городе. Якобы «согреваться внуками», а на деле — жить с ними в двушке на восьмом этаже. Сначала говорила: «На недельку», потом: «Ну до конца осени», а теперь, в феврале, уже «а смысл возвращаться в эту глушь, всё равно огород ещё не копают».
— Мама, давай всё-таки купим тебе электрический камин в деревню? — аккуратно предложил Игорь как-то вечером. — Ты там мерзнешь, а здесь нам тесно.
— Тесно? — с прищуром переспросила она. — У тебя мать одинокая, и ей ТЕСНО? У-у, понятно…
Игорь сник. Наташа промолчала. Только дочь, семилетняя Саша, шепнула в коридоре:
— Мам, а почему бабушка ест моё пюре? Она ведь своё уже съела.
Ирина Степановна была мастерски бытовой женщиной. Утром вставала пораньше, но не готовила, а открывала окна «проветрить микробы». Потом варила себе овсянку на воде, отгрызала яблоко и включала радио на всю мощь.
— Я только на «Маяке» могу хоть что-то интересное услышать. А эти ваши ютубы — сатанизм.
В выходные Наташа вставала первой, чтобы успеть испечь сырники — Саша любит. Но стоило только появиться свекрови, как начиналось:
— Ага, вот и мамашка проснулась. Опять тесто месит. Я бы, конечно, просто ребёнка яичком покормила — полезно и быстро.
Потом появлялся Игорь, за ним — Саша, и на кухне становилось тесно, душно, шумно. Ирина Степановна садилась, выжидала, и если кто-то отвлекался — тут же забирала у ребёнка тарелку:
— А чего она недоела? Жалко же! Я как раз не наелась.
Наташа пыталась не обращать внимания. Она работала бухгалтером в частной фирме, вела два проекта, к марту обещали премию. Вечерами дописывала отчёты, сидя на кухне с ноутбуком.
Но как-то раз, уже около одиннадцати, на кухню зашла свекровь в ночной сорочке и с лицом мученицы.
— Ну сколько можно! Это не квартира, а коллекторский офис. Свет везде горит, ты стучишь по клавишам. Я в своей комнате заснуть не могу.
— Вы на диване в гостиной… Это не совсем ваша комната, — устало напомнила Наташа.
— Но я в ней живу!
Игорь был между двух огней. С одной стороны — мать, с другой — жена. Он пытался быть справедливым, но получалось так себе.
— Наташ, ну ты же знаешь, у мамы нет никого. Давай уж как-то… ну, потерпи. Весной уедет.
— Она и осенью должна была уехать. Ты так и не поговорил с ней нормально.
— А ты хочешь, чтобы я поссорился с собственной матерью?
— Я хочу, чтобы ты взрослый был. У нас ребёнок. У неё пенсия. Почему она ест за троих и хозяйничает?
— Ну ты тоже не подарок, если честно.
После этой фразы Наташа замолчала на два дня. Она не хлопала дверьми, не рыдала. Просто ушла в себя. Готовила, убирала, работала, укладывала Сашу.
Только на третий день, когда Игорь зашёл к ней в комнату с чашкой чая, она тихо спросила:
— А если я скажу: «Либо я, либо она» — что ты выберешь?
Он помолчал.
— Я не знаю…
Ситуация усложнилась, когда к ним приехала Тоня — младшая сестра Игоря. Всегда весёлая, в голосе — издёвка, в глазах — блеск. Якобы на выходные. Но задержалась на неделю. Потом на вторую.
Тоня «не с мужем», «у него новый приступ эгоизма», «мне надо перетерпеть». Работать не хотела — жила «на сбережения».
Ночевала на полу в комнате Саши. Там же развесила свои кофты, пакеты, кроссовки.
— Насть, ты ж понимаешь, — говорила она Наталье, жуя батон с сыром. — У меня стресс. Я поэтому много ем. Но сама, прикинь, готовить не могу — руки трясутся. У тебя так вкусно, честно.
Наташа смотрела, как Тоня доедает пятую котлету. Это был ужин, приготовленный на два дня.
На следующее утро в холодильнике осталась только банка с горошком.
— Мама, а где мясо? — спросила Саша.
— Спроси у гостей, — не сдержалась Наталья.
Вторник. На кухне — запах подгоревшей каши.
— Я решила сварить овсянку всем! — радостно объявила Ирина Степановна. — Наташ, я там твою кастрюлю нашла, пришлось отскрести немножко, она у тебя в жире. И газ чуть не взорвала — спички в сырости.
Наташа сглотнула. В глубине души поднималась дрожь. Как будто кто-то пилит ножовкой твоё личное пространство.
А вечером пришла Кира — подруга Наташи. Села на краешек дивана, почесала нос:
— А чего у вас воняет гарью? И почему твоя свекровь ходит в моих тапках?
Наташа закрыла глаза.
— Я тебя потом наберу, хорошо?
— Ага… — Кира встала и шепнула: — Ты держись. Или я могу сдать твою квартиру в аренду, а ты к нам.
Наташа не ответила. Она слышала в коридоре голос Тони:
— Мам, ну ты видела, как она на нас смотрит? Будто мы тут какие-то… воры.
— Ага. У неё ж теперь премия, небось, она из-за нас жадничает. Всё на себя. Раньше мы как-то нормально ели, а теперь одна гречка.
— Она специально! — поддакнула Тоня.
— Ты бы побольше готовила — нам не хватает. Или ты специально на нас экономишь? — сказала гостья, облизываясь.
В тот вечер Наташа вышла на улицу — просто выскочила в куртке поверх халата и пошла, не зная куда. По асфальту шлёпали домашние тапки. Мороз кусал ноги, но ей было плевать. Главное — уйти, не наговорив лишнего.
Она бродила по кварталу, звонила Кире — не ответила. Потом подумала было поехать к маме, но представила её лицо: «Я ж тебе говорила, нельзя жить с мужем и его родней». Нет. Не сейчас.
Вернулась через час. В подъезде — запах жареного, в квартире — веселье.
— Наташ, ну ты где шляешься? — звонко спросила Тоня. — Мы тут ужин устроили. С мамой оладушков нажарили.
— Из чего?
— Да у тебя же там мука в шкафу и яйца были. Мы не спрашивали — ты не брала трубку.
В холодильнике стояли пустые миски, липкие ложки, банка сгущёнки с откусанным краем.
— Саша где? — Наташа обернулась к Игорю.
— Спит. Елка ей читала книжку.
— Елка?
— Ну… Тоня.
Наташа посмотрела на Игоря.
— Она не умеет читать. Она буквы путает.
— Да ладно тебе… — Он пожал плечами. — Не начинай. У нас уютный вечер. Ты чего как чужая?
Утро началось с крика. Саша заплакала — у неё из кровати исчез плюшевый пёсик.
— Мама! Где мой Барсик?!
Барсик нашёлся под креслом, с обгрызенным ухом.
— Он в лапше был, — фыркнула Тоня. — Я думала, это тряпка. Постирала.
— В машинке?
— Ну да. А чего такого?
Наташа выдернула вилку из розетки.
— У него внутри батарейки! Он музыкальный!
— Аааа… — Тоня сморщилась. — Ну теперь не музыкальный. Он вон как чистенький стал.
Ирина Степановна вышла с ковшиком и щёткой.
— Саша, хватит рыдать. Что ты — как из детдома. Мягких игрушек у тебя вагон.
Наташа встала, села, снова встала.
— Так. Завтра вы съезжаете.
— Что? — одновременно воскликнули обе.
— Я не шучу. Мне плевать, кто куда. Хостел, гостиница, твой бывший — всё, что угодно. Я больше не могу.
— Игорь, ты слышал? — обернулась Ирина Степановна. — Она нас выгоняет. НАС! Твою мать и сестру.
— Мам… ну давай спокойно… — Игорь развёл руками.
— Ага. Спокойно. Выжить нас, значит, спокойно?!
Наташа вдруг поняла, что они не понимают, не слышат, не сочувствуют. У них нет сомнений. Есть только претензии.
Вечером пришла Лена — коллега по работе. Наташа вызвала её, чтобы обсудить проект. Но тут же пожалела.
— Наташ, у тебя в раковине какие-то куриные шкурки, а в ванной — бельё Тони. Ты сдаёшь квартиру?
— Нет. Я… живу.
— А, понятно… — Лена многозначительно кивнула. — У тебя тут как в коммуналке.
После её ухода Тоня подошла к Наташе.
— А у тебя часто ходят такие вот подружки с претензией?
— Это мои коллеги.
— Ага. И ты их кормишь? Или только нас экономишь?
Наташа закрыла глаза, вздохнула.
— Саша завтра в школу. Нужно, чтобы она выспалась. Вы либо ведите себя тише, либо собирайте чемоданы.
Тоня хмыкнула.
— Мам! Ты слышала? Нас депортируют.
— Я знала, что она злопамятная. Яйца съели — теперь мы враги.
Через пару дней Наташа собрала на кухне «семейный совет». Пригласила Игоря, его мать и Тоню. Пришла и её мама — по просьбе Наташи.
— Я не хочу ругаться, — спокойно начала Наташа. — Но мы живём в тесной квартире. Это не гостиница, не пункт временного размещения. Это наш дом. Мы с Игорем и Сашей.
— Так вы и дальше хотите жить втроём? — перебила Ирина Степановна. — А я где? На улице?
— У вас дом в деревне. Там есть печка, дрова, вы справляетесь.
— У тебя сердце каменное. Я, значит, детей растила, тянула всё на себе…
— Мама, не надо… — Игорь вздохнул.
— Игорь, ты вообще тут при чём? Твоя жена командует. А ты — мебель!
— Хватит! — Наташа вскочила. — Если вы не уедете до конца недели, я уеду. Саша и я. Сниму комнату, что угодно.
— Ты не имеешь права, — тихо сказала Тоня. — Ты не хозяйка. Это квартира общая.
— На меня оформлена, между прочим.
— Это не делает тебя человеком.
Наташа посмотрела на свою мать. Та встала и сказала:
— Всё ясно. Дочка моя не из золота, но она работает, растит ребёнка и держит дом. А вы тут все — гости. Гости, которые забыли, что такое приличие.
Ирина Степановна поджала губы.
— Всё, мне плохо. Давление. Убили старушку.
Утром в пятницу Наташа проснулась от запаха жареного. В кухне что-то шкворчало. Она вошла и увидела Тоню с лопаткой в руке.
— Ты бы побольше готовила — нам не хватает. Или ты специально на нас экономишь? — сказала гостья, облизываясь.
Наташа села за стол. Глубоко вдохнула.
— Я сегодня не иду на работу. Я жду, когда вы съедете.
Тоня засмеялась:
— А ты уверена, что твой муж с тобой останется?
— А ты уверена, что твой муж с тобой останется?
Эта фраза упала как камень в колодец. Наташа не сразу ответила. Она встала, залила себе кофе и вернулась к столу.
— Я не уверена. Зато я уверена, что без уважения жить нельзя. Даже если останется — не факт, что я захочу, — сказала спокойно, не повышая голоса.
Тоня замолчала. Видимо, такого поворота не ожидала.
В комнату вошёл Игорь. Волосы взъерошены, глаза мутные от сна.
— Что за война с утра? Опять вы сцепились?
— Нет, — ответила Наташа, — я просто сказала, что больше не буду терпеть.
— Господи, ну что опять не так? — застонал он. — Что ты от нас хочешь? Мы устали, понимаешь? У нас работа, у нас ребёнок, проблемы, кредиты! И тут ты — как надзиратель! Постоянно: это не ешь, это убери, это не так!
Наташа встала. Не кричала, не спорила.
— Я хочу, чтобы наш дом был домом. А не перевалочным пунктом, где по ночам кто-то доедает детскую кашу и включает телек на полную громкость.
Игорь развёл руками.
— Ну не могу же я маму выгнать. И сестру. Они же… родные.
— А я кто? — спросила Наташа. — Враг? Подсобный персонал?
Он молчал.
— Ладно, — вздохнула она. — Вечером я уеду. На пару дней. К Кире. Пусть Саша пока побудет с вами. Посмотрим, как вы без меня справитесь.
— Шантаж? — фыркнула Тоня.
— Нет. Эксперимент.
Кира встретила её с бутылкой вина и теплым пледом.
— Я тебе давно говорила. Надо было выставить их сразу. Игорь — нормальный, но тряпка. Его в этой семье с детства душили. Только ты можешь вытащить его. Или уйти.
— Я думала, что справлюсь. Что они привыкнут, поймут, подстроятся…
— Они не подстраиваются. Они раздвигают границы. Сначала съели йогурт, потом полку, потом тебя.
Наташа сидела, завернувшись в плед, глядя в потолок.
— А Сашу им оставить — это правильно?
— На пару дней — да. Пусть прочувствуют. Если Тоня будет читать ей сказку, она сама попросится к тебе.
На третий день Наташа вернулась.
В квартире пахло пережаренными сосисками. В ванной лежали чьи-то джинсы, на полу — мокрые следы от ботинок. Игорь спал на диване с включённым телевизором. Саша лежала в своей комнате под одеялом и играла на планшете.
— Мам, привет. А ты когда приедешь жить?
— А кто с тобой был?
— Тётя Тоня. Но она не умеет косу заплетать. И суп у неё горький.
Вечером Наташа поговорила с дочерью, потом села на кухне. Там стояла Ирина Степановна с журналом.
— Ну что? Съездила? Полегчало?
— Да.
— Видишь. А ты тут из мухи слона. Ну пожили мы немного, подумаешь. Нам с Тоней просто тяжело. Нас нигде не ждут. Мы тут как дома себя чувствуем.
— А вы и вели себя как дома. Только это не ваш дом.
Вошла Тоня с пакетом от «Пятёрочки».
— Мы, кстати, купили вам масло. Ну, типа, чтоб не думали, что только едим. Вот.
— Спасибо. А теперь слушайте. Я не готова вас кормить, стирать, слушать обвинения и жить в напряжении. Поэтому — я выставляю вам сроки. До конца недели. После — меняете прописку.
— Вот так? — переспросила Ирина Степановна. — Без уважения? Без благодарности?
— Вы — взрослые. Не инвалиды, не дети. У вас есть где жить. Вы не выброшены на улицу. Просто научитесь жить отдельно.
— А Игорь? Он что говорит?
— Игорь… молчит. Как обычно. Я не могу больше ждать, пока он научится выбирать.
Ирина Степановна хмыкнула:
— Ой, ну и сучка ты, Наташа. Прямо вылитая моя свекровь. У неё тоже всё по счёту, всё на весах. Ничего, жизнь тебя проучит.
— Возможно, — кивнула Наташа. — Но сначала я поставлю замок на кухонный шкаф. А потом — границы в своей жизни.
В субботу Игорь собрал свои вещи.
— Я не могу выбирать. Они — моя семья. Ты — моя семья. Я между двух огней.
— И ты выбрал быть золой, — грустно усмехнулась Наташа. — Без воли, без решения.
Саша осталась с матерью.
А через неделю Наташа шла по рынку, выбирая овощи. К ней подошла соседка из дома.
— Ой, Наталья, а что это у вас так тихо стало? Ни криков, ни жареного. Уехали, да?
— Да.
— Игорь тоже?
— Пока — да.
— Эх… А я всё думала, как вы это терпите. У нас ведь через стену слышно, как они на вас наседали.
— У меня тоже слышно. Только не ушами — внутри.
Соседка кивнула.
— Ну, главное, что теперь спокойствие.
Наташа посмотрела на пакет с яблоками, хлеб и банку мёда.
— Пока — да.
И тут зазвонил телефон. Номер Игоря.
Она вздохнула, убрала телефон обратно в карман. Подумала, что не готова. Ещё нет. Потом ответит.
Пока — просто погуляет с Сашей. Поест суп, сваренный для двоих. Впервые за долгое время.
Финал
Она вернулась домой и увидела в дверном проёме знакомую тень. Тоня. С пакетом, как всегда.
— Привет… Слушай, а мы там с мамой думали… Может, ещё недельку? А то у нас с отоплением накладка… ты не против?
И сказала ту самую фразу. Как ни в чём не бывало, с улыбочкой:
— Ты бы побольше готовила — нам не хватает. Или ты специально на нас экономишь? — сказала гостья, облизываясь.
Наташа молча закрыла дверь. Медленно. Плотно. Без лишних слов.