— Мама, пожалуйста, хватит на меня орать.
Я устала на работе, не надо мне еще дома добавлять проблем, — Вера вздохнула и попыталась с укоризной посмотреть на мать.
Той были ее взгляды все равно, что слону дробина.
— Ах, устала ты? А я не работаю? И не устаю? У меня, между прочим, кроме тебя, … здоровой, еще двое детей на руках.
«Ну так не я же тебе их заделала, чего с меня за них спрашивать», — чуть не вырвалось у Веры.
Но она вовремя промолчала, чем, возможно, спасла себя от лишней серии материнских нотаций.
— Тебе двадцать лет, а живешь с нами. По дому ничего не делаешь, денег в дом не приносишь.
— Вообще-то я работаю и с каждой зарплаты тебе отдаю… — начала было Вера возмущаться, но ее тут же перебили.
— Ой вот много ты прямо отдаешь. Ты серьезно считаешь, что твои тридцать тысяч покрывают и твою еду, и коммуналку, и вообще все на свете?
Вера с трудом сдержалась от язвительного комментария, что по ее подсчетам как раз-таки выходило, что очень даже отлично все ее тридцать тысяч покрывают. По крайней мере, за нее саму.
Продуктов в месяц она потребляет где-то на десять тысяч, плюс еще пять тратится на ее долю коммуналки, всяких моюще-чистящих опять же… И что в итоге остается?
Ну пятерку можно накинуть на всякие выходы за рамки бюджета, но в конце все равно получается, что свое проживание на родительской территории девушка окупает даже с избытком. И, вдобавок, делает много чего по дому.
Той самой работы, которую через два часа уже не видно, поскольку по свежеприбранной квартире, как два Мамая, проносятся пятилетка и трехлетка, что в итоге гарантирует обстановке первозданный, «доуборочный» вид, разве что пыли какое-то время поменьше.
Но если бы Вера не убирала чуть ли не каждый день – ситуация была еще хуже. И ладно отец этого не замечает, но мать-то могла вспомнить и себя во времена, когда сама Вера была маленькой! И мозги включить да подумать перед тем, как дочь в лени обвинять.
— В общем так, слушай меня внимательно. Еще один твой прокол – и ты вылетишь отсюда, как пробка из бутылки.
Серьезно, мне не нужна на шее захребетница. И отцу не нужна! В твоем возрасте уже родителям вовсю помогают…
— А я, значит, не помогаю?
— Да как же ты помогаешь, если живешь с нами и на наших харчах кормишься? – скрестила руки на груди мать. – Как же ты помогаешь, если приходишь с работы – и тебя ни о чем попросить нельзя.
— Я сказала, что вынесу этот мусор завтра. Завтра, мама. Там нет ничего вонючего – одни картонки и пленка полиэтиленовая, на работу мне все равно мимо баков идти, вот и выброшу как раз. Что в слове «завтра» тебе непонятно?!
— То, что ты с какого-то рожна нам тут условия ставишь, — включился в разговор отец. – Тебе сказано, вынести мусор, значит … свою подняла, мусор в руки взяла и пошла да вынесла, а не отношения выяснять и сцены закатывать.
А если что-то тебе не нравится – ищи другой дом и проваливай отсюда.
— Ах проваливай? Ну так возьму и провалю! – это Вера зря сказала.
Потому что идти ей на самом деле было некуда, вариантов вроде «к друзьям» или «к родственникам» не существовало, потому что вторых у них в городе не было, а первые… ну, скажем, явиться к подруге, живущей с матерью в съемной однушке Вере бы наглости точно не хватило.
Поэтому слова были, определенно, необдуманными. И может быть, при других обстоятельствах девушка бы просто сделала, что от нее требовали, но рваная мозоль на левой ноге и жуткая усталость после рабочего дня перевесили здравый смысл.
И можно было уже промолчать про неработающий лифт и темноту на улице, из-за которой топать к мусорным бакам не было желания.
— Ну так собирайся и проваливай. Чтобы духу твоего здесь не было через полчаса. Вещи собрала – и уходи отсюда!
Это было тоже привычно. Самое обидное – что теперь было неясно, когда родителей отпустит.
Один раз, примерно полгода назад, Вере пришлось ехать ночевать на вокзал. И даже объясняться с полицией.
Тогда у нее просто проверили паспорт, а она быстро сориентировалась и наврала про перепутанное время, мол, надо было ехать встречать человека утром, а она приехала вечером, вот и сидит теперь ждет до утра…
Так как на лицо маргинальной наружности она похожа не была и на вокзале до этого не мелькала, то ей поверили и не стали никаких претензий предъявлять, а ведь могли и нервы попортить.
Нет, определенно ей не хотелось так закончить вечер этого дня. Но теперь уже ничего не поделать. Потому что квартира принадлежит родителям, потому что Вера не имеет здесь никаких прав и вообще – ей давно было пора «слезть с их шеи», а если уж сидит на ней – то «делать, что говорят, и не возникать».
— Верунчик, привет, малышка, — стоило ей спуститься с седьмого этажа и сесть на лавочку у подъезда, чтобы прикинуть, куда именно податься, как ее окликнула мимо проходящая старушка из соседнего подъезда. – А ты чего сидишь тут, скучаешь?
— Меня из дома выгнали, — девушка шмыгнула носом, совершенно как маленькая.
Вообще она старалась о родителях плохого не говорить, но вся эта ситуация с постоянной травлей уже настолько расшатала нервную систему, что хотелось выплакаться хоть кому-нибудь. Первому, кто спросит.
Баба Лера и спросила. Спросила, а выслушав сбивчивые объяснения – пригласила девушку пожить у себя какое-то время.
— Мои-то все разъехались, квартира пустая стоит, место есть. А там, глядишь, за пару лет на первый взнос накопишь, ипотеку эту вашу богопротивную возьмешь, будет у тебя свой угол…
Вера эти посулы о будущем не слушала. Куда более важным было то, что сейчас есть где спрятаться от начавшегося дождя и, вдобавок, появилась возможность уйти с темной улицы.
Поначалу от гостеприимного предложения пожить у нее девушка хотела отказаться, так как было очень неудобно обременять постороннего человека, тем более пожилого, но как оказалось впоследствии – старушка только рада была компании.
Разговорчивая баба Лера каждый день после прихода Веры с работы садилась с ней за стол и начинала рассказывать и о том, как день прошел, и о том, что у соседей творится, и даже о том, что там в мире происходит (Вера до переселения к ней и не знала о том, что там где за тайфуны, что там где за новые стройки и дела ей до этого не было).
Кому-то, может быть, болтовня бабы Леры моментально надоела бы, но Вера… О, она была счастлива, что впервые в жизни чужая речь просто плавно льется в уши, а не пробивает голову потоком оскорблений, понуканий и ругательств.
Даже наоборот – бабушка Лера хвалила Верочку и за помощь по хозяйству, и за то, что та сама вызвалась приносить продукты с рынка, чтобы бабушка не напрягала руки.
На продукты и коммуналку с Веры стребовали всего-то десять тысяч в месяц, зимой двенадцать, поскольку отопление было дорогим и без этого никак. А готовили они по очереди.
Жаворонку Вере было нетрудно с утра приготовить завтрак и обед, тем более что последний вообще варился раз в три дня, а сова-бабушка, в этот самый обед просыпаясь, поджидала Веру с работы с горячим ужином на плите.
А родственники Веры? Ну, поначалу они якобы сделали одолжение, вспомнив о ней на следующий день и сказав, что она, мол, может возвращаться, если будет себя нормально вести.
Неделю спустя орали на нее по телефону, что пока она непонятно где прохлаждается, дома, оказывается, куча проблем и все разваливается без ее ленивых рук.
А следом пошли уже и уговоры вернуться, и посулы снизить размер «дани», и даже обещания больше никогда дочери не угрожать и на нее не ругаться.
Да только Вера лишь хмыкнула – помнила она, как родители после ее окончания учебы сами уговорили ее жить с ними, а потом началось всякое.
— Нет уж, спасибо, я свою лень обратно домой не понесу, — снова и снова повторяла Вера, после чего бросала трубку.
У бабушки Леры она прожила до самой ее см.ерти. Уже была выплачена ипотека за небольшую комнату в бывшем общежитии, да все не отпускала ее от себя старушка. Мол, мои все разъехались, не звонят, не пишут…
И уже после см.ерти бабушки Леры узнала Вера, что нет ее родных в живых давно – ни мужа, ни единственной дочери. Узнала, когда позвонил ей старый друг бабушки и сообщил, что по завещанию свою квартиру та ей отписала.
И письмо объяснительное приложила, мол, спасибо тебе, Верочка, за то, что старость моя была не одинокой и такой счастливой. Сердце у тебя доброе, вот и решила я, что пусть моя квартира хорошему человеку достанется.
Неизвестно, узнали ли об этом Верины родственники, но дозвониться они ей за год после вступления в наследство пытались чуть ли не по десять раз в день.
Да только Вера трубку с их номеров так и не стала брать. Нет уж, раз она им не нужна была тогда, то сейчас тем более нечего отношения налаживать и фарш обратно прокрутить пытаться.
А бабушке Лере спасибо, и за то, что кров дала, и, конечно, за квартиру. Пусть Вера и не ради недвижимости с бабушкой Лерой все это время жила, да только кто же от таких подарков отказывается?
Награда за загул