— Мама, нет! Никаких посиделок, никакого знакомства с ребенком и никаких вечеринок, — снова и снова твердила Наташа, но мать ее, казалось бы, вовсе не слушала.
А все попытки объяснить, что после роддома последнее, что дочери захочется – заниматься этим злосчастным праздником, лишь твердила раз за разом:
— Тебе и не придется заниматься. Просто сиди за столом красивая, ребенка показывай, да радуйся, что вся семья в сборе.
— Послушайте, Наташа же вам сказала, что она не хочет…
— Ой, Ванюш, да она стесняется просто! А то я свою дочь не знаю… — отмахнулась Лидия Павловна.
И как хотелось закричать Наташе во весь голос, что не знает она о дочери ничегошеньки, да только в бесконечный треск будущей бабушки нельзя было вставить ни единого слова.
Она всегда такой была. Сколько себя помнила Наташа – мама всегда знала, что чувствует, думает и чего хочет любимая дочь.
Может быть потому, что мама мысленно так и не распрощалась с пуповиной и до сих пор воспринимала дочь, как часть себя.
А может быть, родительница слишком реалистично воспринимала поговорку «яблоко от яблони недалеко падает».
Но повсеместно в прошлом мама примеряла на Наташу свои шаблоны мышления и поведенческие алгоритмы, поступая при этом так, как хотела, чтобы поступили в подобных ситуациях с ней.
— Не надо ей публичных выступлений! Она будет бояться сцены, если вдруг запнется и над ней начнут смеяться одноклассники! – на полном серьезе втирала учительнице в младшей школе мама, хотя Наташа весьма бойко отвечала и с места, и у доски, а поэтому – вообще влегкую смогла бы рассказать на сцене стишок или спеть песенку.
А даже если бы и запнулась или что-то перепутала – уж точно плакать бы не стала. Они же дети еще!
Все путаются и никого за это не ругали. А если даже и смеялись, то по-доброму, не тот у них был класс, чтобы друг друга обижать, все дружили.
— Наташенька, звони мне, когда будешь идти из школы. Главное – ничего не бойся и помни: в темноте нет ничего страшного.
Наташа и не боялась темноты. Не совалась туда, понятное дело – уж не совсем глупышка, в тринадцать-то лет знала прекрасно, что ходить надо только по освещенным улицам, причем по маршрутам, где гуляет много людей.
Но мама, сама пугающаяся темноты, почему-то переносила свои страхи на дочь и постоянно бралась ее утешать да успокаивать.
Мамины желания преподносились как Наташины. Мамины страхи и подозрения объявлялись принадлежащими Наташе и даже мамины мечты, по мнению самой родительницы, озвучивались ее собственной дочерью.
Хотя на деле, видимо, мама слышала подтверждение своим словам от какой-то воображаемой Наташи, а реальная со всем этим старалась дел не иметь.
Возможно, кто-то другой на ее месте просто разорвал бы все связи с матерью, послал ее на три веселых и исчез в неизвестном направлении, не оставив ни адреса, ни номера телефона.
Еще и напоследок высказался на тему разных форм эмоционального наст или я и появившейся на этом фоне психологической травмы.
Кто-то более прагматичный, жесткий, циничный и абсолютно наплевательски относящийся при этом к чувствам родительницы.
Но вот Наташа так поступить не могла.
Нет, она ни в коем случае не осуждала бывших одноклассников, разрывающих контакты с матерями, которые отправляли детей жить и воспитываться у бабушек, потому что новый мужчина не хотел терпеть рядом ребенка от чужих отношений.
Или, например, тех, у кого родители пили по-жесткому, пропадая неделями непонятно где, пока в доме у детей не было даже еды.
Сложно было осудить тех, кто по милости родителей-кухонных-бойцов побывал сначала на больничной койке, а потом в детском доме до окончания школы как минимум.
Но вот у Наташи-то ситуация была не настолько плохой. Да и мама сделала для нее очень много хорошего. Да, порой перегибала, порой вела себя не совсем здорово…
Но, как говорил классик «как бы вы не воспитывали ребенка, ему всегда найдется, что рассказать своему психотерапевту». Да и мама ее все же любила. И порой здорово так помогала и советом, и делом.
Именно мама нашла магазин, находящийся в состоянии ликвидации, который распродавал остатки товара по весьма привлекательной цене.
Покупки там существенно сэкономили семейный бюджет. Мама же и посоветовала Наташе с Иваном «взять побыстрей кладовку в полуподвале, которую продают соседи, я видела в вашем домовом чате».
Ведь именно благодаря этой покупке Наташе не надо будет таскать туда-сюда коляску на третий этаж. Красота же?
И вот на фоне этой красоты матери внезапно упала в голову идея устроить вечеринку в честь появления внучки.
То ли она пересмотрела каких-то фильмов, то ли просто в голову пришла идея сама по себе, то ли подруги что подсказали или посоветовали – но почему-то Наташина мама пришла в восторг от идеи «поприветствовать нового члена семьи» хорошим таким семейным собранием.
Наташа и Ваня были против сразу по нескольким причинам.
Во-первых, последнее, что нужно ребенку, которого только что выпустили из почти стерильной среды роддома и у которого, вдобавок, толком не сформирован иммуниитет – толпа людей с улицы.
Во-вторых, маловероятно, что самой Наташе будет интересно не побыть с ребенком наедине, а то и просто банально отоспаться наконец-то в родной постели, а сидеть и развлекать кучу гостей.
И бог с ними с деньгами! Они у семьи были и, в принципе, их даже не было жалко. Ваня, как любящий зять, даже компромисс матери жены предлагал.
— Лидия Павловна, у вас ведь шикарная трехкомнатная квартира. Против нашей двушки – вообще ни о чем и по количеству свободного места, и по числу посадочных мест.
— Да, мы все могли бы собраться у меня, — эту идею теща легко подхватила. А вот вложить ей в голову следующую ступеньку:
— Так, может, давайте я вам все закуплю, помогу приготовить и накрыть, а вы потом сами с гостями отпразднуете?
Ну, без Наташки, ребенка и без меня, соответственно.
— Нет, молодежь, вы мне зубы не заговаривайте.
Вы мне сразу, как только внучка родится, сообщайте и дату выписки говорите, чтобы я все подготовила, и мы все вместе собрались, посидели, поприветствовали девочку нашу…
Ваня с Наташей отчаялись и не сообщили женщине, когда будущую мать увезли в роддом.
Не сказали и о дате выписки, чтобы не начала прессовать сразу измученную молодую мать и задерганного отца.
Та, конечно, все равно узнала от соседей. И сразу же прибежала качать права.
— Как вы могли! Как вы могли взять – и ничего не сказать мне о том, что солнышко мое, внучка первая и, возможно, единственная, в этот мир пришла!
Как вы могли лишить меня этой радости?!
Наташенька, а ведь я и в роддом к тебе хотела приехать, думала, помогать буду, учить, советовать… Как ты могла так со мной?!
— Да потому что не хотела я, мам, чтобы ты и в роддом ко мне, и вечеринку эту закатила, и притащила мне к ребенку толпу народу с непонятно какими вирусными букетами! – вскрикнула в сердцах Наташка.
Маленькая Сонечка тут же проснулась и расплакалась.
– Тихо, прости, прости, моя маленькая, мама больше не будет.
— Как это… не хотела? – переспросила мать, на которую впервые дочь решила накричать.
Видимо, звуковой волной выбило многолетние пробки из ушей и Наташка наконец-то была услышана.
Лучше поздно, чем никогда, чего уж там…
— Что же ты не сказала мне нормально.
— Она говорила. И я говорил. Да только вы слышать ничего не желали.
Придумали себе какую-то свою Наташу, которая во всем с вами согласна и которой все в ваших идеях нравится, а на реального человека вам наплевать стало.
— Да как же наплевать? Как же наплевать, если я хотела…
— Вот именно, мама. Ты хотела. А я не хочу. И если ты хочешь и дальше быть частью нашей семьи – придется с моими желаниями считаться.
Я не твоя копия. И быть ею не обязана. И да – я не хотела и сейчас не хочу, чтобы прибегали все эти родственники, лезли к Сонечке и ко мне.
Если и покажу им ее, то на фотографиях. А вживую лучше через несколько месяцев, когда и сама восстановлюсь, и она привыкнет немного ко всему, что ее окружает.
И я больше не позволю тебе прогибать меня под твои хотелки, все понятно?
Конечно, Лидии Павловне пришлось согласиться. Но на дочь она обижалась долго. Хотела было применить такую же тактику воспитания на внучке, да только Сонечка оказалась совсем из другого теста, в отличие от мягкотелой Наташи.
— Не хочу и не буду! Я это не люблю! Мне так не нравится! – буквально с двух лет начала она заявлять бабушке в ответ на предложения, которые казались ей неприемлемыми.
— А она на тебя совсем непохожа, — как-то отметила Лидия Павловна.
— Так она и не обязана быть моей копией, — без раздумий ответила матери Наташа.
Света, надо квартирой с братом поделиться, – заявила жена брата в присутствии других родственников, – Мы теперь тоже пополнения ждем