Лена иногда думала, что семейная жизнь похожа на укладку паркета: если первый ряд положил криво — дальше щели будут только заметнее. Она старалась выравнивать, подкладывать подкладки из вежливости и шуток, притягивать ряды нежностью. Саша — ее муж — был теплым, немного мягкотелым и из тех, кто всегда «за мир во всём мире». Сестра Саши, Вика, — как быстрый клей: прилипает к решению первой, а потом уже не отлепишь, не повредив поверхность.
Они поженились три года назад. Сначала Вика кажется Лене даже приятной: легкая, смешная, с быстрым взглядом и навыком говорить на любую тему. На первой совместной даче, куда их пригласили свёкры, Вика сидела с ногами на лавке и привычным жестом проверяла Сашин бокал: «Ты не забывай, у нас в семье печень слабая. У Лёхи — от отца, у тебя — от мамы». Сказано было так, будто Лена — приглашенная соседка, не знающая семейных особенностей.
Лена улыбнулась и сделала вид, что не заметила, как «у нас» обходится без нее. Она вообще многое делала вид — что не слышит, не видит, не чувствует. Внутри при этом аккуратно складывала эпизоды, как чеки в длинную коробочку из-под обуви: вдруг пригодится для отчетности самой перед собой.
Первый год после свадьбы прошёл под знаком «всё получается». Они купили кровать с высокой спинкой, научились не спорить из-за того, кто моет сковороду, и за лето объездили недорогие города вокруг — Тверь, Ярославль, Клин. Вика, между тем, то пропадала, то возникала с новостями. «Мы с Костей решили расширять бренд», — писала она, выкладывая в сторис худи собственного дизайна с надписью «семья — это мы». Костя — её муж — то был, то исчезал из повествования, как второстепенный персонаж, которого режиссёр то добавляет, то вычеркивает из сцены.
Вика иногда звонила Саше в ночь. «Ты же не спишь? Ты же сова», — привычно выясняла в начале и дальше жаловалась на поставщиков ткани, на клиентов, на то, что мама с папой «не понимают предпринимателя». Саша, расхаживая по кухне, шептал: «Ну, ты держись. Ты же сильная», — и после минут сорока вздыхал: «Вика устала. Надо ей как-то помочь». Лена предлагала чай и молчала. С одной стороны, ей нравился Сашин мягкий слух — умение слушать. С другой — откуда бралась привычка у Вики выносить в ночной эфир всё, что днем можно было хотя бы упаковать в слово «план»?
Весной второго года Вика попросила в долг. «Один месяц, не больше, просто у нас поставка застряла на складе, а аренду платить надо. Костя занят переговорами, я не могу его отвлекать». Саша повернулся к Лене: «Мы же сможем?» — и вот оно «мы», которое Лена любит, но понимает — оно сейчас означает «ты согласишься». В их общей таблице расходов — Лена придумала систему с категориями, цветными метками и целями — сыто и ровно сидели деньги на отпуск и на зубы (Лене предстоит лечить старую пломбу). «Давай на отпуск возьмём, вернут — положим обратно», — сказал Саша так, будто обсуждает перенос горшка с фикусом. Лена, сжав зубы, согласилась. Удобно, подумала она, что именно на зубы.
Вика снова стала появляться чаще — как водится у тех, кто должен. «Я отдам на следующей неделе, у нас просто бухгалтер заболела». Она приносила с собой какие-то милые мелочи — свечки «ванильное утро», пакет яблок «из проверенного места», угощала печеньем, рассказывала истории из детства: как Саша стоял на табуретке и дирижировал чайными ложками. Истории были забавными, и в них Лена воображаемо вставала в угол, где камера не работала: красивый фильм «до меня».
Когда Вика не отдала долг и через месяц, Лена впервые сказала вслух: «Нам нужны деньги обратно». Вика вздохнула: «Конечно, вы же у нас правильные. У меня просто поставщики подвели. Я ведь не прошу у чужих. Мы же семья». И в слове «семья» было так много претензии, будто Лена подрабатывает сторожем на проходной: «Показать пропуск, чтобы пройти к брату».
Осенью Вика замутила «благотворительный марафон» в районном чате: «Собираем на арт-терапию для детей с особенностями». Лена заметила странное — документ с реквизитами был оформлен на «ИП Костя». Она спросила Сашу: «Это нормально?» Саша пожал плечами: «Они же всё оформляют на Костю. Но вообще, хорошее дело». Лена не знала, куда с этим идти: к моральному компасу или к налоговой? В итоге сделала перевод небольшой суммы — чтобы не выглядеть злой — и всю неделю чувствовала себя виновато-обиженной. Вечером, когда гуляла по двору, к ней подошла соседка тётя Рая: «Я перевела вашей Виктории пять тысяч. Хорошо, что у вас такая активная родня!» Лена улыбнулась так, чтобы не проглотить острый кусочек: активная — да.
Год третий начался с маленькой победы Лены: она настояла на шкафчике в прихожей, куда сложила всё их общее — паспорта, медицинские карты, страховки. «Чтобы не потерялось», — объясняла она Саше. Он целовал её в лоб: «Ты у меня организатор от Бога». Ей хотелось быть не «организатором», а партнером, но слов у Саши хватало на мягкую шутку, не на архитектуру всерьёз.
Вика позвонила в феврале: «Саша, мне нужно взять твою подписку на каршеринг. Мой аккаунт заморозили из-за глупейшей ошибки — я номер машины перепутала в приложении, представляешь? На пару поездок, а?» Лена слышала разговор краем уха и почувствовала, как у неё в горле отзывается сухим кашлем «не надо». Саша сказал: «Лен, ты не против? Это буквально два дня». Она выдохнула: «Два — так два». Через неделю пришёл штраф за парковку на перекрёстке: «Управлял — пользователь Иванова В.». Вика смеялась: «Ой, ну надо же, как неудачно. Я, конечно, оплачу, мне просто к зарплате… Ты же понимаешь?» «Я понимаю, что ты пообещала вернуть долг ещё прошлым летом», — сказала Лена и удивилась, какая твердая у неё стала спина. Вика обиделась молча: пропала на пару недель, а потом прислала в общий семейный чат мем про «тех, кто считает чужие деньги».
К весне совпало всё: Лене предложили повышение — вести новый проект в офисе, Саше — доплаты за переработки, а Вика… Вика объявила, что разводится. «Мы с Костей устали друг от друга. Я же честная, не буду терпеть. И это, кстати, очень тяжело, когда все вокруг за стабильность. Саша, помнишь, ты обещал, что я всегда могу на тебя рассчитывать?» Слово «обещал» висело между ними, как бельевая верёвка, на которой сушат вещи прошлого.
Лена и Саша поехали на дачу к свёкрам в мае — у Галины Константиновны, мамы Саши, день рождения. Дом — старый, но ухоженный, с жёлтыми занавесками и невысоким палисадником, где всё лето жили ноготки. За столом говорили разом: свёкр вспоминал про цены на бензин, двоюродная тётя Лида спрашивала Ленины планы на детей (она каждый раз спрашивает: календарь тёти Лиды не знает о сегодняшних задачах), Вика молча листала телефон. Потом вдруг подняла глаза и спросила: «Лена, у тебя же нейтральная фамилия. Ты не против, если я твоей фамилией подпишу одну партию документов? Там просто нужен «несвязанный» человек. Это чисто техническое, ну правда». Стол притих. Лена посмотрела на Сашу, тот растерянно улыбнулся: «Это законно?» Вика скривилась: «Ой, началось… У нас в семье всегда все перестраховываются. Ты же меня знаешь». «Я себя тоже знаю», — тихо ответила Лена. Ей хотелось встать и уйти, но она осталась. После тоста тёти Лиды «за женскую долю» Лена вышла во двор, вдыхая запах мокрой древесины. Она вдруг увидела, как всю их историю можно рассечь ровной линией: до и после «нет».
Позже Саша подошёл, положил руки ей на плечи: «Ты правильно сделала. Я… просто застрял между всеми». Он часто так говорил — словно живёт на перекрёстке: повернёшь — кого-то обидишь.
В июне Вика начала выкладывать сторис про «новую жизнь»: новые кроссовки, новая стрижка, новая собака — рыжая метиска по кличке Бетси, взятая из приюта. «Саша, смотри, какие у неё глаза», — пересылал он ролики Лене. «Глаза — да. Ответственность — тоже глаза», — отвечала она и тут же злилась на себя за этот суровый тон. Она не хотела быть надзирателем. Она хотела — чтобы взрослые люди были взрослыми.
Осенью у Лены начались вечерние курсы — она записалась на проектный менеджмент. Ей нравилось то, как понятны там правила: цели, сроки, ответственность. В жизни же часто всё без дедлайна, а главное — без протокола. Саша в это время часто задерживался: «Да я к Вике заеду, у неё с Бетси беда — та рвёт обои». Лена предлагала кинолога: «Или хотя бы Ютуб посмотри, там куча бесплатных разборов». Вика на это отвечала обиженно: «Ты меня как будто учишь. Я сама разберусь. Я же не дура». И снова — ночь, звонки, Саша шепчет на кухне: «Да ладно, она переживает».
Зимой Лена заметила, что их табличка расходов обратно не пополняется. Долг Вики стал как фоновый шум — иногда его перекрывали хорошие дни, иногда наоборот любой звук получался громче из-за него. «Давай просто спишем», — сказал Саша однажды. «Списать — это признать, что не было обещания», — сказала Лена. Она не любила превращать отношения в бухгалтерию, но её «да» слишком часто использовали как верёвку, чтобы перетянуть одеяло.
И всё же до весны они прожили без больших скандалов. Лена научилась иногда уходить в тишину — читать на кухне, когда Саша с Викой спорят о правильном корме для Бетси. Она стала невидимой на время, чтобы не вмешиваться, а потом возвращалась — как будто у их квартиры несколько параллельных комнат, где идут сразу разные спектакли.
В марте Лене позвонила свекровь: «Мы с отцом в санаторий на неделю. Вика обещала заехать пару раз, но у неё дела. Ты уж посмотри за домом — просто свет включить, цветы полить». Это был несложный список, и Лена согласилась. В тот же вечер Вика написала в чат: «Кстати, у нас семейная традиция — когда родители в отъезде, мы с Сашей всегда ужинаем у них. Лена, ты же не против? Там кастрюля с борщом». Лена прочитала дважды и подумала, как легко её выносят за скобки: «мы с Сашей» — и где-то рядом вяжется пояс «Лена, ты же не против». Она ответила просто: «Я могу завтра занести продукты и проверить воду». Вика кинула смайл: «Ой, да ты золото». Саша вечером сказал: «Ну ведь правда удобно — у мамы кастрюли побольше». Лена посмеялась: «Конечно. И холодильник шире». Иногда легче смеяться.
Но «удобно» имеет свойство разрастаться. В апреле Вика позвонила Лене напрямую — редкость. Голос был ровный, как у специалиста по переговорам: «Слушай, мне нужно оформить на тебя маленькую доверенность — на получение посылки. Я в разъездах, не успеваю». «Нет», — сказала Лена и даже улыбнулась, произнося это короткое слово. «Почему?» — удивилась Вика так искренне, будто отказ — это недоразумение связи. «Потому что я не хочу быть участницей твоих бизнес-процессов», — спокойно ответила Лена. В трубке сделали паузу — как будто обиделись и сверили сценарий. Потом Вика шепнула: «Ты знаешь, Саша мне обещал ещё в школе, что мы всегда будем вместе». «Вы и будете вместе. Просто без моих документов», — сказала Лена.
Тогда она ещё не знала, что настоящее «удобно» впереди — и что у «вместе» тоже бывают разные формы. Хронология их семейной оптики стояла в ряд, как стопка тарелок: пока никто не задел, они лежали ровно. А впереди уже шагал июнь, шевеля в дверях горячим ветром, напоминая, что привычные ряды иногда сдвигаются от одного телефонного звонка.
В начале июня Лена вернулась с работы позже обычного. Дверь в квартиру была приоткрыта — Саша забыл закрыть. Он стоял на кухне, что-то нарезал на разделочной доске, и выглядел слегка растерянным. На столе — два бокала и банка маслин, которую Лена точно не покупала. На плите булькало что-то томатное. У окна, прислонившись к подоконнику, сидела Вика. В руках у неё была поводок от Бетси, та лежала у её ног и жевала зелёную игрушку-косточку.
— А, Лен, ты уже пришла, — Саша будто удивился, хотя, наверное, ждал. — Мы тут ужин хотели вместе приготовить. Вика заехала.
— Просто забежала, — протянула Вика. — По пути, знаешь ли. И подумала — чего зря ехать в пустую квартиру? У вас уютно.
Лена почувствовала, как в ней поднимается старое чувство: она в своей же кухне — как в гостях. Но сдержалась, пошла мыть руки.
Вечер прошёл в напряжённой вежливости. Вика рассказывала, как Бетси чуть не проглотила носок, и как она сама героически вытянула его прямо «на ходу». Саша смеялся, поддакивал, а Лена отмечала, что в разговоре её имя не звучало вовсе — словно они играют в старый спектакль вдвоём, а она тут — технический персонал.
Через пару дней Саша сказал, что Вика собирается в короткую поездку с подругами — в Сочи. «Только на четыре дня, — говорил он. — Бетси оставит родителям, но у них ремонт на кухне, шум, пыль. Может, мы возьмём собаку?»
— Саша, я рада Бетси, но ты же знаешь, я работаю до вечера. Ты сам готов её выгуливать?
— Ну… пару раз я смогу, остальное — можно по утрам, вечером.
Она кивнула. Четыре дня — не катастрофа. Но четыре дня превратились в шесть: у Вики «отменился рейс», потом «нашлись дешёвые билеты». Саша с пониманием отнёсся: «У всех бывает». Лена молча убирала за Бетси коврик в прихожей, когда та его разодрала.
В середине июня Лена ехала в метро, когда телефон завибрировал: Вика. Голос в трубке — какой-то нарочито весёлый:
— Лен, привет! Слушай, у нас с Костей всё окончательно. Я решила взять отпуск и уехать к морю. Ты же понимаешь, надо перезагрузиться. Я вот думаю — можно ли у вас оставить Бетси? Ну и Мишу.
— Мишу? — Лена не сразу поняла.
— Ну сына. Ты же знаешь, Костя в командировках. А мама с папой не справятся, у них ремонт, да и собака боится шума. А ты с Сашей — ну вы же молодцы, у вас всё под контролем. Две недели.
Лена чуть не пропустила свою станцию. Она представила: ребёнок лет пяти-шести, полный энергии, плюс собака, которая уже сожрала коврик. И Саша, который скажет: «Ну это же семья». Она ответила:
— Я должна поговорить с Сашей.
— Конечно, — отозвалась Вика легко. — Но ты же знаешь, он всегда за.
Вечером Саша действительно оказался «за». И как-то так вышло, что разговор длился всего несколько минут: он говорил о том, как Вике тяжело, как Мише будет полезно сменить обстановку, как собака уже привыкла к ним. Лена слушала и понимала, что отказать — значит, встать в позицию врага. Она взяла паузу: «Дай мне ночь подумать».
Ночь была длинная. Лена ворочалась, прокручивала в голове расписание: утренние прогулки с Бетси, завтраки для ребёнка, работа, вечерние уроки… А ведь у неё свои проекты, дедлайны. И главное — чужой ребёнок, за которого ты несёшь полную ответственность, и собака, которая может рвануть с поводка в любой момент. Она видела, как Саша уже решает всё в уме: где поставят детскую кроватку (в их кабинете), куда спрячут лишние кабели (чтобы Миша не зацепил), что купят к завтраку.
Утром, за чаем, Лена сказала:
— Я против.
Саша моргнул, будто ослышался:
— Почему?
— Потому что это две недели, потому что я работаю, потому что это ответственность. И потому что это манипуляция.
Саша нахмурился:
— Ты думаешь, Вика специально… Лена, это же моя сестра. Ей сложно.
— А мне? — спросила она. — Мне просто надо «справиться», потому что у нас «всё под контролем»?
Он замолчал, и в паузе Лена услышала, как капает кран на кухне.
День прошёл в молчании. К вечеру Саша написал сообщение — из комнаты в комнату, чтобы не спорить вслух: «Давай хотя бы на неделю. А там посмотрим». Лена ответила: «Нет».
Через час пришло новое: «Мы можем взять Мишу, а Бетси пусть будет у родителей. Это компромисс». Лена закрыла телефон и легла спать.
Утром она проснулась от звонка свекрови: «Леночка, я слышала, вы на себя возьмёте Мишу. Мы с отцом, конечно, поможем чем сможем. Но ты молодец, что поддерживаешь Вику». Лена ничего не успела сказать — поток благодарностей был как водопад. Она поняла: решение уже принято. Не ею.
Вечером Саша вернулся с Мишей и рюкзаком Бетси: «Ну, родители не смогли. Она боится шума, рвёт двери». Лена молча взяла поводок. Бетси радостно прыгала, Миша разглядывал их квартиру, тыкал пальцем в фотографии на стене. Лена почувствовала — две недели будут длиннее, чем кажется.
А через пару дней поняла, что самое трудное — даже не уходить на прогулки в дождь и не варить кашу на завтрак. Самое трудное — слушать, как Саша вечером по телефону говорит: «Конечно, Вика, всё хорошо. Мы справимся».
И именно тогда, после очередного звонка, он сел рядом с ней на диван, почесал затылок и тихо произнёс:
— Сестра с мужем завтра на море едут, хотят на 2 недели ребенка и собаку нам подселить. Что делать? — муж растерянно жаловался Лене.
Лена смотрела на него так, будто он только что признался, что случайно подписал кредит на три миллиона.
— Что делать? — медленно повторила она. — А ты уже согласился или ещё притворяешься, что советуешься со мной?
Саша отвёл глаза, привычно почесал переносицу. Этот жест Лена знала: значит, он в ловушке, но пытается её выдать за добровольный пикник.
— Ну… Я подумал… Вика сказала, что у неё и так всё рушится, что ей нужно отдохнуть, прийти в себя. Миша рад будет с нами, а собака — ну мы же справимся, да?
Лена хотела рассмеяться, но смех застрял в груди. Она вспомнила прошлое лето, когда Вика брала у них деньги «на месяц», а возвращать перестала, как только Лена вежливо напомнила. И ту историю с доверенностью, и «пару поездок» на каршеринге, закончившихся штрафом.
— Саша, ты понимаешь, что это не просьба? Это уже традиция. Она звонит, ты соглашаешься, а я потом выстраиваю свою жизнь вокруг её планов.
Саша тихо:
— Но это же моя сестра…
— А я — твоя жена, — перебила Лена. — Мы семья, помнишь? Та, которую мы строим.
В комнате повисла тишина. Миша возился в соседней, собирая из конструктора странную башню с «мостом для собаки». Бетси скребла дверь: просилась на прогулку.
На следующий день Лена ушла на работу раньше обычного. Она сидела в офисе, но мысли всё время возвращались домой: как они будут выгуливать Бетси, кто будет смотреть за Мишей, когда Саша в своём ремонте на работе, а она в аврале с отчётами. И главное — как это будет «выглядеть» для Вики: что можно и дальше перекладывать свои обязанности на «младших».
К обеду Лена поймала себя на том, что рассматривает на карте города маленькие отели на окраине — как будто собирается сбежать хотя бы на выходные. И тут — звонок от свекрови.
— Лена, я вот подумала… Может, вам на эти две недели к нам перебраться? И Мише веселее, и собака во дворе. Мы-то с отцом в санатории, дом пустой. А у вас и шкафчиков побольше, и диван раскладной.
Лена представила — та же ситуация, только в чужом доме, с кучей соседей, которые будут подходить и говорить: «Ой, вы за Викторией смотрите? Какая вы умница!».
— Спасибо, — сказала она, — но мы дома останемся.
Вечером, когда Саша привёл Бетси с прогулки, Лена встретила его в коридоре:
— Я готова на один вариант. Только ребёнок. Собака — нет. Если Вика хочет, пусть отдаст Бетси в гостиницу для животных.
— Лена, ты понимаешь, что гостиница — это стресс для собаки?
— А для меня — две недели с ребёнком и собакой — это что?
Саша молчал. Он умел молчать так, что в этом молчании слышалось «ты меня не понимаешь».
За ужином Миша спросил:
— А мама когда приедет?
— Скоро, — ответил Саша.
— А вы с тётей Леной меня в цирк сводите?
Лена чуть не поперхнулась.
— Это Вика обещала, что мы тебя сводим?
— Да, — радостно кивнул Миша. — Она сказала, что я теперь ваш, и вы мне всё купите.
Лена посмотрела на Сашу — он опустил глаза.
В ту ночь она долго не могла уснуть. Слышала, как Саша переписывается в мессенджере, как тихо смеётся в ответ на Викины смайлы и голосовые. Ей вдруг стало ясно: дело уже не в ребёнке, не в собаке, а в том, что Вика умеет удерживать брата в пространстве «мы с тобой против всего мира». И в это «мы» Лена всегда входила как временный жилец.
Утром она встала раньше всех, заварила крепкий кофе и написала Вике сообщение: «Мы берём только Мишу. Бетси — в гостиницу. И это моё окончательное решение».
Ответ пришёл через минуту: длинный текст о том, как Лена «всегда всё усложняет», как «в семье так не делают», как «Саша изменился с тобой».
Лена перечитала и положила телефон экраном вниз. Она чувствовала — буря только начинается.
Вечером Саша вернулся поздно. Он сел напротив и тихо сказал:
— Я не знаю, как нам быть. Вика обиделась. Говорит, ты ставишь условия.
— Я их ставлю, — спокойно ответила Лена. — Потому что если не я, то кто?
Он долго смотрел на неё, потом встал и ушёл в спальню.
Лена осталась на кухне, слушая, как в соседней комнате Миша строит новую башню из конструктора, а Бетси скребёт дверь. И вдруг поняла: впереди две недели, которые могут стать для них либо последним экзаменом, либо началом конца.
Что будет дальше — она не знала. Но точно знала одно: эта история уже не про собаку и не про ребёнка. Это про то, кто в их доме решает, что для них «нормально».
– Вы оба работаете – вам проще заработать на квартиру, – сказала Анна