Подлость

— Сынок, ты бы поговорил с женой. Что-то там случилось у нее, раз она ребенка забрала и из города к нам приехала.

Нет, ты не подумай, мы рады, внука хоть каждый день вижу теперь и ехать к нему не надо, но ведь она у матери обреталась, там и в поликлинику, и к тебе ближе, а тут вдруг взяла – и со всеми вещами к нам перебралась.

— Ну а чем аргументировала хоть?

— Сказала, что поссорились. Но странно ведь, никогда вроде не ругались.

— Мам, я предпочту в это не лезть, — мужчина покачал головой.

Он бы еще и бросил на мать многозначительный укоряющий взгляд, да только глаза были закрыты повязкой и по прогнозам врачей даже неизвестно пока, удастся ли зрение восстановить хотя бы на один глаз.

Одна радость – внимание общественности и наличие у одного из пострадавших коллег сына-юриста давали хоть какие-то гарантии того, что дело не спишут в архив с формулировкой «не найдено состава преступления», а все же дадут хороших людей всем причастным и заставят заплатить им компенсацию.

Впрочем, это пока что было не основной проблемой Никиты, судя по восклицаниям матери.

Явно что-то не то происходит у Оксаны в семье, но стоит ли лезть с расспросами к и без того задерганной жене, которая разрывается сейчас между больницей, встречами с другими родственниками пострадавших и воспитанием маленького сына Леши?

Никита предпочитает не лезть.

Правда вскрывается через неделю, когда теща сама приходит к нему в больницу.

— Ну здравствуй, Никита.

— Здравствуйте, Евгения Михайловна.

— Слышала я, что тебе дату операции назначили уже.

— Да, все так и есть.

— А еще слышала, что ты навсегда таким остаться можешь, без зрения хотя бы на один глаз.

— Есть такое.

— «Есть такое»?! И это все, что ты можешь мне сказать? Мало на шее моей дочери маленького ребенка, ты еще и сам сверху сесть хочешь?

Пожизненно хочешь на нее свою инвалидность взвалить в довесок к прочим ее неприятностям?!

Знаешь, если в тебе хоть капля мужского достоинства есть, ты с ней сам разведешься.

Никита стиснул крепче зубы. Что же, ему теперь понятно, почему Оксана моментом собрала вещи и переехала к его родителям, хотя от мамы ближе и в больницу, и по другим делам.

— Скажите, Евгения Михайловна, а если бы мы с Оксаной поменялись местами, вы бы тоже сейчас внушали мне, что надо бросить балласт?

Или же, наоборот, припоминали данные в загсе клятвы и взывали ко всем моим запасам человечности и морали?

— Это ты к чему сейчас?

— Да к тому, что я хоть и слепой нынче и, возможно, навсегда, но ваша двуличность прям сияет в этой палате, — хмыкнул Никита. Со стороны двух соседей раздались отчетливые смешки. – Убирайтесь и не возвращайтесь больше никогда.

— На нее плевать – так о ребенке подумай! У Леши должен быть нормальный отец, полноценный, а куда ты теперь…

— Мама, а ты что тут делаешь?! – раздался со стороны входа в палату голос Оксаны.

— Жизнь тебе разрушить не даю! Ты хоть знаешь, что ждет теперь тебя-то, а? Знаешь?!

Лешка-то вырастет через пятнадцать лет и уйдет свою жизнь жить, а ты до самого конца своих дней будешь привязана к своему дорогому овощу!

Он же ни заработать, ни с ребенком поиграть, ни по дому чего сделать – ничего не сможет.

В этот раз очень громко смеялся сосед, который лежал ближе к двери. А потом прежде, чем кто-то успел хоть слово сказать, произнес:

— Дамочка, я уже десять лет слепой. Если вы сейчас не заткнетесь и не свалите – я вам покажу на личном примере, что, как минимум, работа рук и ног никак с отсутствием зрения не связана.

— Что?

— Сва.лила говорю, пока лю..лей не огребла. Тут же двое ничего не видят, третий вон к стенке отвернулся и спать лег, а девочка первой скажет, что ты сама упала почками на мои ноги десять раз, — все с той же издевкой в голосе посоветовал ей сосед.

— Попомнишь еще мои слова, потом не бегай да помощи не проси, — пригрозила мать напоследок.

— А может, правда лучше тебе уйти? – тихо спросил Никита. На что тут же получил от Оксаны пожелание не нести пургу, а еще – кучу воплей с рефреном «как ты мог так плохо обо мне думать».

— Да все, все, дамочка, успокойся, все уже поняли, что от мамы у тебя только голосок.

Приглуши его хоть, тут некоторые, в отличие от тебя, пожизненно на слух ориентироваться будут, не порти его раньше срока. Я Павел, кстати.

— Извините, — смущенно протянула Оксана. Никита пожал новому знакомому протянутую руку, а после того, как жена ушла, завел с ним новый разговор. Так и обзавелся новым другом.

Зрение вернуть не удалось. Но для Никиты это даже не стало ударом, ведь он уже привык надеяться на лучшее, но быть готовым к самому худшему сценарию.

А у него еще не самый худший получился, ведь мужчина так и не стал ничего видеть после вмешательства, но зато исчезли периодически возникающие после травмы головные боли.

А с ясной головой и привыкать жить заново и даже осваивать новую профессию было проще.

— Я на работу устроился, — порадовал он супругу пару лет спустя.

К этому времени Леша уже пошел в садик и Оксана вышла на прежнее место. Ее зарплаты и пенсии Никиты хватало на жизнь, но буквально впритык.

Повезло еще, что по суду семье выплатили хорошую компенсацию, которой как раз хватило досрочно погасить ипотеку за их квартиру.

Уж если бы не это, то неизвестно, как выкручивались бы. Выручали и мать с отцом Никиты.

Второй был всегда готов помочь с мужской работой по хозяйству, а первая – посидеть с внуком.

Не бездельничал и сам мужчина: рассудив, что раз их с женой роли в какой-то степени поменялись, он решил не сидеть без дела дома целый день перед телевизором или компьютером, а заниматься делом.

Благо, что до травмы, с раннего детства еще, был приучен и готовить, и пыль протереть, а уж машинку наощупь запустить и пылесос включить вообще особых навыков не надо было.

Единственное, что Оксане приходилось делать самой – застирывать пятна и заранее сортировать грязное белье на три корзины. И вот теперь он смог, закончив курсы от центра занятости, найти себе новое место.

— Это куда же?

— Массажистом в наш реабилитационный центр. Пока так, а там, глядишь, частных клиентов найду – руки-то у меня хорошо работают.

— Ну и замечательно, — Оксана поддерживала мужа в любом его начинании, поэтому не возражала ни против посещения курсов, ни против выхода любимого на новую работу. – Погоди, а с дорогой что?

— Так автобус здесь у нас останавливается и высаживает через два переулка от поликлиники у магазина. Там на обеих дорогах светофоры со звуковым сигналом, так что проблем не будет.

— Ты у меня умница, все уже продумал.

— Просто когда отключается одна система, свободная энергия переправляется на все остальные.

В моем случае приоритет пошел на мозги, — хмыкнул Никита. – Вот раньше я о безопасности не думал, а теперь думать начал, видишь, как хорошо на меня тот полет с лестницы повлиял?

— Вот за твое изменившееся чувство юмора Пашу мне уже хочется убить, — вздохнула Оксана.

Приятель мужа по больнице стал в их доме частым гостем. Учитывая, что из прежней толпы друзей осталось всего двое – Оксана радовалась приездам Паши ничуть не меньше Никиты.

Тот, конечно, ну унывал по поводу потери круга общения, но было видно, что огорчен тем, как быстро друзья его забыли.

А вот Оксанина мама, как оказалось, не забыла. Не забыла и, возможно – исподтишка следила за их семьей.

И пока они перебивались, считая каждую копейку, никак не давала о себе знать.

А еще пять лет спустя, когда Никита ушел в частную практику и стал принимать клиентов по совершенно другим ценникам, объявилась у дочери и зятя на пороге.

— Вижу, Никита, я все же в тебе ошиблась, — это было и близко непохоже на что-то наподобие «извините», но теща, видимо, на этом сочла конфликт исчерпанным. – Родителям помогаешь, поди, а вот у матери жены дома и сарай покосился, и крышу на доме надо бы поменять.

— Так меняй, мама. Чем тебе мой «овощ дорогой» поможет? – съехидничала Оксана. – Это, между прочим, твои слова.

— Ага. Я же слепое, ту…пое, безрукое, безногое… Сел вот на шею к вашей дочери, ножки свесил, какой с меня спрос?

— Ага, так и знала, что пожадничаешь. Вот правильно я Оксану отговаривала, знала же, что с гнильцой ты! Злопамятный какой. Я, между прочим, дочери как лучше хотела.

— А я теперь, мама, лучше и для себя, и для мужа хочу. Ты о нас не вспоминала, когда мы в помощи нуждались, еще и семью разрушить пыталась.

Так что проваливай и крыльцо свое с крышей чини сама, на свои деньги, — договорив, Оксана закрыла дверь перед лицом матери.

И с удивлением поняла, что даже ничего не почувствовала по этому поводу. Как будто к ней пришел требовать денег чужой человек.

Впрочем, так все и было. Ведь для родства вопрос кро.ви не всегда играет решающее значение: Оксана теперь скорей Пашу братом назовет, чем эту вот женщину – своей матерью. Потому что предательство и подлость прощать нельзя.