Галя работала в бухгалтерии районной поликлиники: таблицы, отчёты, дедлайны — всё по минутам. Пунктуальная до занудства, она каждый вечер проверяла будильник и раскладывала одежду на завтра стопочкой, чтобы утром не метаться. Игорь, её муж, программист-фрилансер, был из тех, кто обещал — и делал, пусть и молча: чинить кран, отвезти бабушке лекарства, настроить соседям роутер. Они жили в старой двушке на Соколе, которую Игорю подарили родители, когда он женился. «Пока поживёте, потом расширитесь», — сказали тогда.
Родители — Лидия Павловна и Пётр Андреевич — к своей щедрости прилагали особую, тугую нитку контроля. Вежливые, улыбчивые, громкие. Лидия верила, что порядок — это когда всё как у неё, а чужие границы — это альбом для наклеек: если нравится картинка, можно переклеить. Пётр Андреевич, мастер хохм и внезапных тостов, любил решать вопросы «по-родственному», то есть так, чтобы всем было хорошо, но им — чуть лучше.
Сначала всё шло ровно. В понедельник Галя уходила на работу к восьми, Игорь пил кофе и садился за ноутбук. По пятницам приходила подруга Аня — учитель литературы — и приносила пироги. Соседка с площадки, Тамара Борисовна, иногда просила Игоря посмотреть её принтер, а взамен приносила банки варенья, от которых ломилась антресоль. Коллеги Гали улыбались её аккуратным отчётам: «Опять Галина Ивановна спасла наш квартальный».
Первые трещины пошли в марте. Лидия Павловна позвонила:
— Детки, у нас в подъезде трубу меняют, воды не будет три дня. Мы к вам с папой переночуем, да? Мы вообще бесшумные.
— Конечно, — ответил Игорь. — Родители же.
Галя кивнула: три дня — не вечность.
Они приехали с двумя сумками и коробкой кастрюль. Первая же ночь прошла в шуршании пакетов и комментариях.
— Галя, у тебя ножи тупые, — прозвенела Лидия на кухне. — Я свои привезла. И доска пластмассовая — это же яд!
— Мама, — мягко сказал Игорь, — нам и так нормально.
— Нормально — это когда организм не терпит, — отрезала свекровь.
Утром Пётр Андреевич ухмыльнулся:
— Я на балконе пепельницу поставил, ты не против, невестка? С ребёнком-то вы тянуть собираетесь, а дым — это плохо.
Галя проглотила. «Три дня», — сказала себе. Но на третий день Лидия нашла новую проблему:
— В нашем доме счётчики перепроверяют, надо дома быть. У вас-то всё спокойно, так мы ещё на пару деньков. И вот ещё… мы на дачу поедем на выходных, ключик оставим у тебя? Вдруг доставочка какая.
Галя улыбнулась и приняла ключ. А через неделю Лидия позвонила снова:
— Галочка, у нас шкафы замерщик сегодня мерит. Он в четыре придёт. Мы в пробке. Ты, как золото, сходи и открой.
«Я же на работе», — подумала Галя и всё равно сорвалась после обеда, отпрашиваясь у начальника Романа Сергеевича. Тот посмотрел поверх очков:
— Галина, вы у нас опора. Но помните: документы сами себя не подшивают.
— Одноразово, — сказала она. — Больше так не будет.
«Не будет», — повторила про себя.
Через две недели Лидия объявила семейный совет в их кухне. Аня сидела тихо в углу, запивая пирог чаем; Тамара Борисовна заглянула за сахаром и застыла в дверях, будто на спектакле.
— Вот что, — сказала Лидия, раскладывая на столе квитанции. — В садовом товариществе новый председатель, он требует допвзнос «на благоустройство». Ты же бухгалтер, Галя, должна понимать. Пятьдесят тысяч — копейки, зато потом дороги отсыпят. Мы потом вернём. Папа подпишет расписку, правда, пап?
— Семья — это спина, — сказал Пётр, выдыхая. — Без спины наклоняться вредно.
Игорь нахмурился:
— Мама, мы копим на ремонт ванной. Давайте поговорим через месяц?
— Через месяц поздно, — отрезала Лидия. — Завтра собрание.
Галя почувствовала, как внутри слиплись две мысли: «некрасиво отказать» и «меня зажимают». Она посмотрела на Аню. Та тихо покачала головой: «Не лезь». Но Галя уже шевельнула сумкой и достала конверт с накоплениями — те самые, для новой плитки и светильников.
— Возьмите, — сказала она и почувствовала, как у неё запекло в горле.
— Ой, золотце, — обняла Лидия слишком сильно. — Вот что значит семья.
Через неделю денег «на благоустройство» никто не вернул. Зато Лидия прислала селфи с дачи и подпись: «Дороги будут — благо общее!». Галя провела вечер, сортируя чеки и потирая виски. «Однажды надо будет поговорить», — подумала она.
В апреле у них на кухне появился новый предмет — термос с чаем, подписанный чётким маминым почерком: «НЕ ТРОГАТЬ». Лидия объяснила:
— Я в вашем холодильнике порядок навела. Мясо вниз, фрукты вверх. Схему повесила на дверку.
Игорь попытался шутить:
— Мама, у нас с Галей демократия, а не плановая кухня.
— Демократия — это хаос с последствиями, — улыбнулась Лидия так, что спина у Гали встала дыбом.
Галя в ту ночь не уснула. Перебирала в голове списки: где её границы, как объяснить без скандала. «Я же взрослая», — убеждала она себя. «Скажи спокойно».
В понедельник она приготовила речь, даже распечатала на листочке три пункта: «1) Ключи — только по согласованию. 2) Кухня — наша территория. 3) Деньги — возвращаем до 1 мая». Но вечером Лидия влетела в квартиру раньше — принесла коробку с надписью «Новое постельное».
— Я вам купила. Ваше серое — тоска. У молодёжи должны быть краски в жизни.
Галя сжала листок в кармане и промолчала. «Завтра», — решила она. «Завтра я скажу».
На завтра случилось то, что выбило почву. Позвонила двоюродная сестра Игоря, Света — та самая, что вечно «не успевает».
— Лидочка сказала, что вы нас с Артёмкой (сын, 5 лет) на выходных возьмёте. У меня марафон по йоге, надо восстановиться. Мы в субботу утром привезём.
— Подождите, — начала Галя, — мы в субботу в Икею…
— Ну вы там с Игорёчком как-нибудь, — легко сказала Света. — Семья же!
Галя положила трубку и долго сидела на подоконнике. «Я же могу отказать», — повторяла она, и голос внутри шептал: «А тебя потом объявят бессердечной».
Соседка Тамара Борисовна, проходя мимо, заметила её и сказала:
— Девочка, границы — они как шторы. Если их всё время раздвигать, соседи начнут смотреть, а ты ещё и улыбаться будешь.
— А если задернуть, скажут — невежливая, — ответила Галя невпопад.
— Пусть говорят, — вздохнула Тамара. — Я сто раз была «невежливой» и сто раз спала спокойно.
К субботе у Гали внутри завёлся метроном: тикает «надо», тикает «нельзя», и оба бьют в разный ритм. Артёмку, конечно, привезли. Света оставила список: «не сладкое на ночь, мультики только познавательные, и пусть прочтёт две сказки». Ушла, пахнущая новым фитнес-кремом, лёгкая, как шарик.
Вечером Игорь сказал:
— Мы же сами виноваты.
— Мы? — переспросила Галя.
— Ну я. Я же дал ключи.
— И я. Я дала деньги.
Оба замолчали. Им вдруг стало ясно: они — позитивная, аккуратная пара — медленно открыли дверь тем, кто не знает слов «спасибо» и «можно?». И дверь захлопнуть теперь уже страшно.
Когда в понедельник утром Галя пришла на работу, голова всё ещё была тяжёлая после «гостевого» уикенда. Маленький Артёмка был ребёнком спокойным, но заботы требовал круглосуточно: то молоко подогрей, то «почитай ещё одну». Света забрала его только в воскресенье вечером, даже не спросив, как прошли два дня. Лишь мельком:
— Ой, спасибо, вы нас выручили, я ж без вас никак.
Коллеги сразу почувствовали, что Галя сегодня не в своей тарелке.
— Галина Ивановна, вы чего такая уставшая? — спросила Лариса из отдела кадров.
— Да так… гости были.
— Гости — это когда торт и песни. А у вас, похоже, гости — это как аврал в бухгалтерии, — хмыкнула Лариса.
Вечером Галя решила: хватит откладывать. Но, вернувшись домой, застала там картину, от которой упала вся решимость. Лидия Павловна и Пётр Андреевич сидели в зале, вокруг них — два огромных пакета с продуктами, а на кухне на плите уже кипел борщ.
— Мы тут подумали, что вам полезно будет питаться домашним. А то всё эти ваши пиццы и суши, — сказала Лидия, хотя Галя даже суши последний раз ела год назад.
— Мы купили, кстати, килограммов пять рыбы. Завтра пожарим, — добавил Пётр Андреевич с видом героя, привезшего трофей.
Игорь открыл рот, но мать его опередила:
— Ключи у нас есть, мы тихонько зашли, никого не тревожили. Галя, не хмурься, мы же для вас.
В ту ночь Галя лежала, глядя в потолок. «Они думают, что делают добро. Но добро ли это, если я чувствую, что меня отодвинули в сторону от моей же жизни?»
Следующая неделя стала цепочкой мелких «удобств» для свекрови и свёкра. В понедельник — позвонить в управляющую компанию, потому что «там у нас тариф не тот». Во вторник — встретить курьера с их мебелью. В среду — по пути с работы заехать в их аптеку, «там по рецепту выдают».
Галя пыталась мягко отказывать.
— Лидия Павловна, у меня сегодня совещание, не смогу…
— Да ну, совещания ваши — это же формальность, — отмахивалась свекровь. — А тут срочно.
Игорь говорил ещё тише, чем обычно. Он не любил конфликты, от слова «совсем». Но в четверг Галя поймала его на странном: он убрал с дверцы холодильника свой любимый список «завтра сделать», где писал напоминания.
— Почему убрал? — спросила она.
— Мама сказала, что это «визуальный мусор». Я… решил, что проще убрать.
Галя поняла, что они оба уже начали подстраиваться. И от этого стало горько.
В субботу к ним нагрянула вся «широкая семья» — Света с Артёмкой, Лидия и Пётр, двоюродный брат Саша. «Семейный ужин» оказался планёркой: обсуждали ремонт на даче, закупку стройматериалов, кто и что оплатит.
— Игорёк, ты же в интернете разбираешься. Найдёшь, где доски дешевле, — сказал Пётр Андреевич.
— Галя, а ты пересчитай смету, ты ж бухгалтер, — добавила Лидия.
— А может, мы не будем участвовать? — тихо произнёс Игорь.
— Не участвовать? — переспросила Лидия, будто он сказал что-то немыслимое. — Такого в нашей семье не бывает.
Весь вечер Галя наблюдала, как её кухня превращается в штаб-квартиру: звонки, расчёты, какие-то бумажки с ценами, смех, крошки по столу. Когда гости ушли, на часах было за полночь, а в раковине — гора посуды.
— Мы так больше не можем, — сказала Галя, стоя у мойки.
— Я знаю, — ответил Игорь. — Но… это же мои родители.
На следующей неделе случился первый открытый конфликт. Галя вернулась с работы, а на кухне стояла Лидия и переставляла банки.
— Я тут твои специи выбросила. Просроченные все. И уксус — фу, это ж химия.
— Это не просроченные, это сушёные травы, я их сама собирала, — тихо, но твёрдо ответила Галя.
— Да ну, трава должна быть свежей. Не обижайся, я же для вашего здоровья.
— Лидия Павловна, — Галя впервые в жизни сказала её имя и отчество не в мягкой интонации, — пожалуйста, не трогайте мои вещи.
— Господи, какие мы обидчивые… — фыркнула свекровь. — Прямо как чужие.
Когда Лидия ушла, Галя почувствовала себя одновременно и виноватой, и облегчённой. Виноватой — что сказала, облегчённой — что всё-таки сказала.
В пятницу Аня пригласила её в кафе.
— Ты вся сжалась, Галь. Раньше у тебя глаза горели.
— Не знаю, как это остановить. Они же… добрые, по-своему.
— Добрые? — Аня подняла бровь. — Это не доброта. Это контроль под соусом заботы.
Галя вернулась домой с твёрдым намерением в выходные поговорить с Игорем. Она даже решила, что если он не поддержит, придётся действовать самой. Но суббота началась с неожиданного. У двери стоял Пётр Андреевич с двумя пакетами.
— Мы тут зашли, ключи-то есть. Я рыбу в морозилке нашёл, свежая. Думаю, чего ей лежать?
Галя почувствовала, что что-то надвигается. И надвигается быстро.
В субботу к обеду Галя заметила, что в квартире стоит запах жареного — плотный, тёплый, с ноткой лимона и перца. Она вышла из комнаты и застала картину: на сковороде шкворчали золотистые куски рыбы, а у плиты — Лидия Павловна в фартуке с надписью «Шеф всегда прав».
— Лидия Павловна, — голос у Гали был ровный, хотя внутри поднималась волна, — это моя рыба. Я её для воскресного ужина купила.
— Так мы же все вместе ужинать будем! — весело ответила свекровь, переворачивая кусок. — Вот и приготовила.
— Я планировала другое. У нас были свои продукты, свой ужин.
— Галь, ну что ты, — вмешался Пётр Андреевич, заходя на кухню, — еда же общая. Чего ей в морозилке залеживаться?
Игорь молчал. Он сидел за столом с чашкой чая и смотрел в телефон, будто пытался спрятаться за экраном. Галя поймала его взгляд — в нём была смесь усталости и беспомощности.
К вечеру рыба исчезла со стола так же быстро, как и появилась. Пришли Света с Артёмкой, зашёл сосед Саша «на минутку», за ним — ещё двое знакомых Петра Андреевича. Куски таяли, смех становился громче, а Галя всё время ловила себя на том, что сжимает зубы.
Когда гости ушли, кухня выглядела как после шторма: крошки, пятна соуса на скатерти, в раковине гора посуды. Лидия бодро убирала сковородку.
— Вот, смотри, помыла за собой. Я аккуратная.
Галя почувствовала, что если сейчас не скажет, то уже никогда. Она вытерла руки о полотенце и встала напротив.
— Лидия Павловна, вы заходите без спроса, берёте наши продукты, переставляете вещи. Я больше так не хочу.
— Ой, да что ты заладила… — свекровь отмахнулась. — Это всё из любви к вам.
— Нет. Это не любовь. Это вторжение, — слова дались ей тяжело, но они уже вышли наружу. — Я устала. И не хочу, чтобы это продолжалось.
Тишина повисла в воздухе. Пётр Андреевич посмотрел на неё, прищурился и вдруг улыбнулся своей фирменной, «добродушной» улыбкой.
— Галь, сходи в магазин, а то мы Вашу рыбу себе на ужин пожарили и Вам не осталось, — сказал он так, будто шутит, но в его глазах мелькнул холод.
Галя поняла: это не случайность, не «не подумали». Это система. Так было и будет, если они с Игорем ничего не изменят.
Игорь встал, будто собираясь что-то сказать, но замер. Лидия уже рылась в своей сумке, доставая какие-то пакеты.
— Вот, мы вам ещё яблок привезли. У вас такие дорогие в магазине.
Галя взяла полотенце и начала вытирать стол, чтобы не смотреть им в глаза. Её руки двигались машинально, но внутри уже не было той робкой покорности, что раньше. Было ощущение, что рано или поздно придётся поставить точку.
Вопрос только — когда.
Свекровь натворила дел