Нечего прибедняться

— Анатолий, скажи! — Валентина Петровна повернулась к мужу, ища поддержки. — Объясни ей!

— Мать права, — покорно кивнул отец, избегая смотреть на Свету. — Нечего прибедняться.

Света выключила телефон, даже не взглянув на экран. Третий звонок за утро — мама не сдавалась.

Игорь поднял голову от ноутбука, где мерцали графики бюджета на следующий месяц, покосился на жену.

— Валентина Петровна опять?

— Угу. Наверняка про Машку Петрову и ее второго младенца.

Света потянулась за кофейной кружкой, но та оказалась пустой. Как и холодильник вчера вечером. И кошелек до зарплаты.

Пять лет ипотеки — звучало почти весело по сравнению с изначальными двадцатью.

Но ради досрочного погашения каждый месяц высасывал из семейного бюджета львиную долю, оставляя на жизнь крохи.

Телефон ожил снова. Экран светился настойчиво, как маяк в ночи. На этот раз Света сдалась.

— Алло, мам.

— Светочка! Наконец-то дозвонилась. Ты что, телефон потеряла? Я уже начала волноваться.

Голос матери звенел привычной тревожностью, смешанной с плохо скрытым раздражением.

Света откинулась в потертом кресле, приготовившись к знакомой песне.

— Мам, у меня все нормально. Просто была занята.

— Занята, занята… Слушай, а ты в курсе, что Машка Петрова второго родила? Мальчика!

Представляешь, ей всего двадцать пять, а уже двое детишек. Здоровенькие такие, я фотографии видела.

А ты… тебе уже двадцать шесть, Светочка.

«Вот и понеслось», — обреченно подумала Света.

Машка Петрова превратилась в материнский эталон материнства — постоянное напоминание о том, как надо жить правильно.

— Мам, мы это уже обсуждали сто раз.

— Обсуждали, обсуждали… А часики-то тикают!

Врачи говорят, после тридцати пяти риски увеличиваются в разы.

Ты же не хочешь проблем? А если потом вообще не получится?

— Мам, у нас сейчас не лучшие времена для такого решения…

— Не лучшие? А когда они будут лучшими? В сорок лет? Света, милая, в наше время не ждали идеальных условий. Рожали — и как-то выкручивались.

Игорь поймал взгляд жены через комнату, сочувственно поморщился.

— Мам, через пять лет мы выплатим основную часть ипотеки, встанем на ноги, сможем…

— Пять лет! Света, ты с ума сошла? Мне шестьдесят восемь будет! Я хочу понянчиться с внуками, пока силы есть, пока руки-ноги служат!

Шестьдесят восемь? Света мысленно пересчитала. Маме пятьдесят восемь, значит, через пять лет будет шестьдесят три.

Математика хромала даже в материнских аргументах — видимо, паника заставляла прибавлять лишние годы.

— Хорошо, мам. Поговорим об этом потом, ладно? У меня сейчас рабочий день.

— Какой «потом»? Света, я серьезно разговариваю. Приезжайте завтра на ужин. Обязательно с Игорем. Обсудим все как нормальная семья, по-человечески.

Трубка замолчала, оставив после себя ощущение надвигающейся грозы

— Завтра к ним на ужин, — сообщила она мужу, не поворачивая головы.

— И я знаю тему разговора, — мрачно усмехнулся Игорь.

Света вспомнила детство — донашивание чужих курток, экономию на всем, мамины вздохи над пустым кошельком.

Как они с отцом высчитывали каждую копейку до зарплаты, как она стеснялась приводить одноклассников домой, потому что нечем было угостить.

Школьные экскурсии, на которые не хватало денег. Старые учебники, склеенные скотчем.

Она не хотела для своего ребенка такого старта.

Хотела уверенности, стабильности, возможности дать малышу все необходимое без оглядки на кошелек.

Разве это эгоизм?

— Знаешь, я иногда думаю, — тихо произнесла она, — что мама искренне забыла, каково это — считать деньги до копейки. Или просто не хочет помнить.

— А может, для нее важнее традиция, — осторожно предположил Игорь. — Ну, знаешь, «как положено».

Дочка должна родить внуков, бабушка должна нянчиться. Остальное — детали.

— Детали, — повторила Света. — Да, мелочи какие-то. Подгузники, коляска, детское питание, врачи, детский сад… Все ерунда.

На следующий вечер они стояли перед знакомой дверью с облупившейся краской и потертым звонком.

Анатолий Сергеевич открыл почти мгновенно — видимо, караулил у окна, как всегда перед важными семейными разговорами.

— А вот и вы! — слишком бодро произнес он, целуя Свету в щеку.

В его глазах мелькнула неловкость.

Отец никогда не умел справляться с семейными конфликтами, предпочитая отсиживаться в стороне или безоговорочно поддерживать жену.

Проще согласиться, чем спорить.

Валентина Петровна встретила их на пороге кухни — в нарядном синем платье, с тщательно уложенными волосами и яркой помадой.

Боевая раскраска для важного разговора.

— Садитесь, садитесь! Игорь, как дела на работе? Света, ты похудела, плохо питаешься.

Дежурные расспросы — все шло по привычному сценарию.

Света понимала: мать готовила наступление, выжидая подходящий момент.

И он настал.

Валентина Петровна отложила вилку салфеткой и приняла торжественный вид.

— Знаете, сегодня встретила Ленку Васильеву возле поликлиники, — начала она. — Представляете, уже бабушкой стала!

Дочка родила девочку. А ведь мы с Ленкой ровесницы, институт вместе заканчивали.

Света перехватила предупреждающий взгляд Игоря. Началось.

— И вот, она мне рассказывает, как внучку нянчит, как радуется. Сияет прямо!

А я… — Валентина Петровна выдержала паузу, — я стою и думаю: когда же и я такого счастья дождусь?

— Мам, мы говорили об этом…

— Говорили, говорили! — голос матери повысился. — А толку? Света, милая, тебе двадцать шесть лет. Это уже не двадцать, когда можно было тянуть время.

— Мы не тянем время, мам. Мы планируем.

— Планируете! — Валентина Петровна отложила вилку решительно. — А жизнь-то идет!

Смотри, что получается: нам с отцом уже много, через пять лет вообще старики будем.

Что за бабушка-дедушка из нас получится? Никаких сил не останется внуков носить на руках!

— Не до детей сейчас, — твердо ответила Света. — У нас ипотека…

— Ипотека! — мать всплеснула руками. — Всегда найдется отговорка! То учеба, то работа, то квартира, теперь ипотека.

А что дальше? Машина? Дача? Где конец этим планам?

— Через пять лет выплатим основную часть…

— Пять лет! — Валентина Петровна вскочила из-за стола. —Я в твоем возрасте уже тебя растила! И ничего, выкручивались как-то.

— В твоем возрасте квартиры стоили не как космический корабль, — не выдержала Света.

— Квартиры, деньги… — Анатолий Сергеевич вдруг подал голос, отложив кусок хлеба. — В наше время о таких мелочах не думали.

Любили — женились, рожали детей, а потом уже разбирались с бытом.

Света посмотрела на отца с удивлением. Обычно он отмалчивался во время маминых наступлений, ограничиваясь сочувственным покряхтыванием.

— Мелочи? — переспросила она. — Серьезно?

— Игорь, — Валентина Петровна повернулась к зятю, игнорируя дочь, — ты же мужчина, глава семьи. Скажи жене, что пора остепеняться.

Игорь медленно отложил вилку, посмотрел теще прямо в глаза.

— Валентина Петровна, — спокойно произнес он, — это решение Светы. Я его уважаю и поддерживаю.

— Решение Светы? — мать всплеснула руками, голос сорвался на визг. — А семья? А традиции? А продолжение рода?

Или вы думаете только о своих удовольствиях?

Света почувствовала, как внутри поднимается знакомая волна гнева. Та самая, что накрывала ее в детстве, когда мать обвиняла ее в неблагодарности за каждую купленную игрушку, за каждый рубль, потраченный на ее нужды.

— Мы думаем о будущем ребенке, — сдержанно ответила она, стараясь контролировать голос. — Хотим дать ему достойные условия для жизни.

— Достойные условия! — Валентина Петровна вскочила из-за стола, опрокинув солонку. — А что, я тебя в недостойных растила?

Неблагодарная! Я из кожи вон лезла, недоедала сама, чтобы ты ни в чем не нуждалась!

— Мам, при чем тут…

— При том! — мать размахивала руками, лицо покрылось красными пятнами. — Я тебя в люди выводила, образование дала, замуж выдала, а ты что?

Эго.истка! А как ба…ба — не пол но…ценная!

Света вскочила, чувствуя, как щеки пылают от стыда и ярости.

— Не пол но..ценная? — повторила она, не веря услышанному.

— Анатолий, скажи! — Валентина Петровна повернулась к мужу, ища поддержки. — Объясни ей!

— Мать права, — покорно кивнул отец, избегая смотреть на Свету. — Нечего прибедняться.

Мы тебя не в роскоши растили, но выросла же нормальным человеком.

— Да? — Света сжала кулаки до боли в костяшках. — А помнишь, как я в десятом классе после школы мыла полы в офисе, потому что на учебники денег не было? Или как донашивала Машкины куртки?

— Ничего, не ум.ерла же! — огрызнулся отец.

— Мы тебя растили, а не для себя жили! — выкрикнула мать, тыча пальцем в дочь. — Все для тебя, все ради тебя!

А ты боишься ответственности, вот в чем дело!

— Боюсь? — Света медленно встала, чувствуя, как внутри все переворачивается. — Я боюсь повторить ваши ошибки.

Боюсь, что мой ребенок будет стесняться приводить друзей домой, потому что нечем угостить!

Повисла оглушающая тишина. Валентина Петровна медленно сжала губы в тонкую белую линию. Глаза ее сузились до щелочек.

— Значит, так, — ледяным голосом произнесла она. — Раз мы для тебя такие плохие родители, раз ты нас стыдишься — живи как знаешь.

Но учти: мы больше не семья.

Света медленно взяла сумку с соседнего стула, кивнула Игорю. Он встал следом, не произнеся ни слова.

— Это ваш выбор, — тихо сказала она, направляясь к выходу.

Дверь хлопнула за ними с окончательностью приговора. Дома Игорь молча обнял ее со спины, прижался губами к затылку.

— Правильно сделала, — прошептал он. — Это твоя жизнь.

Жизнь по своим правилам — это правильно.