— Никто не заставлял. Могли в дом престарелых определить.
— Она твоя мама, Сережа. Не только моя.
— Конечно моя. Поэтому я и имею право на наследство. Как единственный сын, между прочим.
Людмила пересчитывала купюры в четвертый раз. Пятитысячные, потертые, сложенные аккуратными стопками. Ровно четыреста штук. Два миллиона рублей.
Шкатулка из красного дерева стояла на кухонном столе — той самой, где мама всегда завтракала.
От крышки все еще тянуло знакомым ароматом «Красной Москвы», духов, которыми мама пользовалась полвека.
Людмила провела пальцем по бархатной подкладке, нащупала записку.
«Детки мои, эти деньги для вас. Берегите друг друга. Мама.»
Ни слова о том, как делить. Ни намека на то, кому сколько.
Три дня назад они хоронили маму. Сергей приехал из Питера в дорогом черном костюме, с букетом роз за три тысячи.
Скорбел красиво, по-театральному — для родственников и соседей. Людмила стояла рядом в платье, которое не снимала месяц — некогда было думать о гардеробе.
Теперь брат сидел напротив, рассматривал деньги с плохо скрытым интересом. Глаза блестели.
— Ну надо же! — покачал головой Сергей. — Мама-то копила. Я и не подозревал. Хитрая была.
Людмила сжала челюсти. Хитрая. Он про маму говорил, как про постороннюю женщину, с которой случайно познакомился.
— Она копила на черный день, — тихо сказала Людмила. — Боялась, что в старости никому не нужна будет.
— Ну вот видишь — понадобилось, — Сергей взял одну пятитысячную, повертел на свету. — Подлинная. Давай по-честному разделим. Пополам.
«По-честному». Людмила усмехнулась невесело. Честно было бы, если бы он приезжал не только на похороны.
— Сережа, ты понимаешь, сколько я потратила на мамино лечение?
— Ну… не знаю. Сколько?
Людмила открыла кухонный ящик, достала толстую папку. Чеки из аптек, справки, выписки из больниц. Три года ее жизни, сложенные в хронологическом порядке.
— Вот, смотри. Только лекарства — пятьдесят тысяч в месяц. Три года — это полтора миллиона. Плюс сиделка на ночь, когда совсем плохо стало — еще триста тысяч.
Сергей листал бумаги рассеянно, не вчитываясь.
— Ты сама выбрала за ней ухаживать, — пожал плечами. — Никто не заставлял. Могли в дом престарелых определить.
Людмила почувствовала, как внутри что-то оборвалось. Дом престарелых. Для мамы, которая всю жизнь работала медсестрой, ставила людям капельницы по ночам.
— Она твоя мама, Сережа. Не только моя.
— Конечно моя. Поэтому я и имею право на наследство. Как единственный сын, между прочим.
Людмила вспомнила мамины последние месяцы. Как просила не оставлять одну, как хваталась за рукав: «Люся, не уходи». Как звонила Сергею, а он сбрасывал — «неудобно, совещание».
— Знаешь, что мама сказала перед см.ертью? — Людмила смотрела брату в глаза. — «Кто заботится, тот и получит». Дословно.
— Врешь, — сразу ощетинился Сергей. — Выдумываешь на ходу.
— Тетя Валя слышала. Она же дежурила со мной в последнюю ночь.
Сергей отвернулся к окну. На подоконнике увядали цветы — те самые, что он принес на похороны. Людмила их поставила в вазу, но воды налить забыла.
Некогда было. Все время уходило на мамины дела — справки в ЗАГСе, документы для пенсионного фонда, закрытие счетов.
— Слушай, — Сергей повернулся обратно, — давай без эмоций. Деньги есть. Нас двое. Делим пополам — и никто никого не обижает.
— А как же справедливость?
— Какая справедливость? — он повысил голос. — Закон есть закон! Наследники первой очереди — дети. Ты дочь, я сын. Поровну!
Людмила закрыла папку с чеками. Бесполезно. Он не понимал. Или не хотел понимать.
— Хорошо, — сказала она. — Но сначала поминки на 9 дней. Маму помянем, как положено.
Кафе «Уют» помнило еще советские времена — низкие потолки, бордовые занавески, официантки в фартучках. Сюда мама приходила на дни рождения подруг, сюда же они заказали поминальный обед.
Сорок человек — вся мамина жизнь за одним столом. Соседки по лестничной клетке, подруги по работе, дальние родственники из области. Все приехали проводить Анну Петровну в последний путь.
Дядя Витя произнес речь о том, какой прекрасной была их сестра. Тетя Валя всплакнула, вспомнив молодость. Людмила слушала в полудреме — дни без сна давали о себе знать.
— А теперь я хочу сказать, — Людмила поднялась с бокалом, — мама всегда говорила: главное в жизни — это семья. Она учила нас заботиться друг о друге. И всегда повторяла — кто заботится, тот и получает любовь.
Сергей поперхнулся компотом. Понял намек.
— И еще она говорила, — продолжала Людмила, — что не деньги делают человека богатым, а…
— Людка, хватит, — Сергей встал, покачиваясь. — Все понятно. Ты решила всех тут обработать?
Гости замолчали. Тетя Валя отложила вилку, дядя Витя нахмурился. В зале повисла неловкая тишина.
— Сережа, сядь, — шепнула Людмила. — Не здесь.
— А где? — он стукнул кулаком по столу. — Ты уже всем промыла мозги! Рассказываешь, какая ты хорошая! А я, значит, плохой?
— Я не говорила…
— Врешь! — Сергей схватил тарелку с кутьей, замахнулся. — Жадная ты! Алчная! Мама деньги копила для всех детей, а ты их себе загребаешь!
Тарелка полетела в стену, разбилась с громким звоном. Кутья разлетелась по красным обоям. Официантка ахнула, попятилась к стойке.
— Сережа! — закричала тетя Валя. — Ты что творишь?
— Я правду говорю! — он развернулся к гостям. — Хотите знать, что она делает? Прибирает к рукам мамино наследство! Говорит, что только ей полагается!
Людмила поднялась, чувствуя, как дрожат руки. Все смотрели на нее — кто с сочувствием, кто с любопытством.
— Я три года не спала ночами, — сказала она тихо, но так, чтобы все слышали. — Я тратила свои деньги на мамины лекарства. Я меняла ей памперсы, когда она уже не вставала. А ты где был? В командировках?
— Я работал! Семью кормил!
— Ты телефон не брал, когда ей плохо было! — голос Людмилы сорвался на крик. — Помнишь, в феврале скорую вызывали? Я тебе двадцать раз звонила — сбрасывал!
— Неудобно было! Совещание!
— Совещание! — Людмила всплеснула руками. — Мама ум.ирала, а у тебя совещание! Лекарства ты тоже не мог купить? Или сиделку оплатить?
Дядя Витя встал, попытался взять племянника за плечо.
— Сережа, успокойся. Не место тут для…
— А мне плевать на место! — Сергей оттолкнул дядю. — Пусть все знают! Она хочет миллионы получить за то, что маме таблетки давала!
— Это неправда, — прошептала Людмила.
— Правда! И я докажу! В суде докажу!
Он схватил куртку, протолкался между столами к выходу. На пороге обернулся:
— Увидимся в суде, сестрица!
Дверь хлопнула. Гости сидели ошеломленные. Тетя Валя тихо плакала в салфетку.
— Люся, — осторожно произнес дядя Витя, — что это было?
Людмила села обратно, налила себе воды дрожащими руками. Всего неделя прошла после похорон, а семья уже разваливалась.
— Мама оставила деньги, — тихо объяснила она. — Сережа считает, что они должны достаться ему.
— А ты?
— А я думаю, что мама копила их для того, кто о ней заботился.
Через пару месяцев курьер принес повестку. Исковое заявление о разделе наследства. Истец — Сергей Николаевич Волков. Требования — признать деньги совместным наследством и разделить поровну между детьми.
Людмила сидела на кухне, перечитывала юридический текст. Сухие формулировки, параграфы, ссылки на законы.
Ничего про бессонные ночи, про страх потерять последнего родного человека, про то, как мама шептала: «Спасибо тебе, доченька».
Пришлось искать адвоката.
Марина Сергеевна, опытная женщина с седыми волосами, выслушала историю и покачала головой.
— Сложное дело. Завещания на деньги нет, значит, формально они подпадают под наследство. Но есть нюансы.
— Какие?
— Можно доказать, что деньги предназначались вам как компенсация за уход. Нужны свидетели, документы о ваших тратах.
— Свидетели есть. Документы тоже.
— Тогда есть шансы. Но подготовка потребует времени. И денег.
— Сколько?
— Много. Плюс расходы.
Людмила кивнула. Деньги брать не хотелось — спорные миллионы лежали в банковской ячейке, нетронутые. Но выбора не было.
Суд тянулся полгода. Заседания, ходатайства, экспертизы. Сергей привез свидетелей из Питера — коллег, которые подтвердили, что он «заботился о матери на расстоянии, звонил, присылал деньги». Людмила предъявила справки о тратах, показания соседей.
Судья — усталая женщина предпенсионного возраста — выслушивала обе стороны без особого энтузиазма. Таких дел она видела сотни.
В итоге Соломоново решение: «Разделить спорную сумму пополам между наследниками первой очереди».
Людмила получила миллион. Минус триста тысяч адвокату, минус госпошлина и экспертизы. Итого — пятьсот пятьдесят тысяч.
У Сергея, видимо, траты оказались похожими.
Теперь она сидела в той же маминой кухне, держала в руках банковскую справку. Полмиллиона на счету — больше, чем она когда-либо имела. Можно купить машину. Или сделать ремонт. Или съездить в отпуск — впервые за пять лет.
Но радости не было. Только пустота.
Телефон зазвонил. На экране — «Сережа». Людмила посмотрела на высвечивающееся имя и нажала красную кнопку.
Деньги получены. Справедливость восторжествовала.
А семьи больше не было.
У меня вопрос: ребенок, которого ты носишь, чей? – спросил муж