Когда они только въехали в новую квартиру, казалось, что жизнь наконец встала на рельсы. Двушка в новостройке на окраине — не центр, конечно, но после съёмных комнат с соседями это было почти чудом. Кухня с серым гарнитуром и новой плитой, зал с большим окном, из которого вечером тянуло прохладой, и детская с весёлым жёлтым ковриком для Сашки.
Марина тогда даже радовалась: «Наконец-то своё». Пусть и в ипотеку на двадцать лет, но всё равно своё. Денис, правда, быстро объяснил, что слово «своё» звучит слишком громко: «Наше, но с оговоркой. Мама тоже вложилась, не забывай».
Мама — это Тамара Степановна. Та самая, которая за последние три года успела вырасти из редкого гостя в непрошенного участника каждого их семейного разговора. Она дала почти треть суммы на первоначальный взнос. И с тех пор не упускала ни одного повода напомнить об этом.
— Если бы не я, вы бы до сих пор в своих коммуналках жили, — любила повторять она, не скрывая довольства. — Так что имей в виду, Маринка, у меня тоже голос есть.
Марина тогда только кивала, пытаясь не разжигать конфликт. Но чем больше времени проходило, тем сложнее становилось молчать. Особенно после того, как в один дождливый октябрьский вечер Тамара Степановна просто… осталась у них.
— В подъезде потоп, — заявила она, не снимая плащ. — У нас свет вырубило, а Славка всё равно на вахте. Мне страшно одной.
И так «на пару ночей» превратились в месяцы.
Марина пыталась сохранять вежливость. Накрывала на стол, мыла за всеми посуду, старалась не раздражаться, когда свекровь громко комментировала всё подряд — от того, как Марина режет лук, до того, сколько времени Сашка проводит в телефоне.
— В твоём возрасте, Марина, женщины уже умели борщ варить с закрытыми глазами, — вздыхала Тамара, когда Марина заказывала ужин через приложение. — А ты только на кнопочки нажимать горазда.
Марина делала вид, что не слышит. Внутри, правда, всё сжималось: она вставала в шесть утра, чтобы успеть завести сына в сад, отработать в офисе до вечера и вернуться домой с единственным желанием — лечь в тишине. Но тишины не было. Тамара включала телевизор на полную громкость, громко переговаривалась с соседкой по телефону, а в редкие моменты молчания любила рассказывать, как «правильно вести хозяйство».
Денис же всё время «не успевал». «Ты же понимаешь, работа», — говорил он, кивая на телефон, пока чат с коллегами непрерывно пищал. Он уходил утром и возвращался поздно ночью, а на редких выходных был слишком уставшим для разговоров.
— Мам, ты что-то перегибаешь, — тихо сказал он как-то, когда Марина на кухне заплакала от усталости.
— Перегибаю? — возмутилась Тамара, стоя в дверях с чашкой чая. — Это я перегибаю? Да если бы не я, вы бы тут без света сидели, на полу ели.
Марина тогда впервые подумала, что жить так долго не получится. Но вслух ничего не сказала.
В ноябре к ним зачастили соседи. Сначала Ирина с пятого этажа — женщина вечно с бигуди и в халате с лебедями. Она приходила «за солью», но неизменно оставалась на час, жалуясь на управляющую компанию и цену на газ. Потом подтянулась её подруга Лариса.
— У вас тут весело, — усмехалась Ирина, когда Тамара угощала её пирожками и начинала рассказывать, как «эта молодёжь» ничего не умеет.
— А как же, — вторила Лариса. — Сейчас такие пошли, интернет им подавай, готовить не хотят.
Марина злилась. Не на соседок даже — на себя. За то, что не может ни слова возразить. За то, что всё время чувствует себя чужой в собственной квартире.
Иногда она представляла, как забирает Сашку и уходит. Просто выходит из дома и больше не возвращается. Но потом думала о платёжке за ипотеку, о зарплате, которая еле тянет детский сад и кредиты, и понимала, что пока это только фантазия.
В конце декабря Тамара вдруг заявила, что собирается оформить временную регистрацию по их адресу.
— Чтобы было где числиться, — объяснила она. — Да и так проще, мало ли, врачи, поликлиники.
Марина сжала зубы и промолчала. Но что-то внутри неё треснуло окончательно.
Январь прошёл на нервном автопилоте. Рабочие отчёты, Сашка с вечными простудами, визиты в поликлинику, недосып. Тамара в это время обосновалась в их квартире окончательно. В прихожей появилась вторая вешалка для её вещей, в шкафу — аккуратно разложенные стопки её свитеров, а на балконе — банки с соленьями, которые «некуда было поставить».
Марина всё чаще ловила себя на том, что возвращается домой с тревогой. В лифте задерживала дыхание, считала этажи и мысленно готовилась к вечеру. Вечеру, где телевизор орёт, соседки сидят на кухне, а Тамара читает ей лекции на тему «как правильно вести хозяйство».
— Ты зачем опять эти контейнеры из доставки приволокла? — раздражённо заметила свекровь как-то вечером, заглянув в пакет. — У меня борщ есть, холодец. Я ж старалась, готовила.
— Я на работе задержалась, — устало объяснила Марина. — Хотела быстро перекусить с Сашкой.
— Вот и учись планировать, — отрезала Тамара. — Женщина должна домом заниматься, а не на этих ваших кнопках сидеть.
Сашка, играющий с машинкой на ковре, замер и испуганно посмотрел на маму. Марина лишь выдохнула и ничего не ответила. Она чувствовала себя как на пороховой бочке.
С Денисом стало ещё сложнее. Он уходил всё раньше и возвращался всё позже, будто нарочно избегая разговоров. А когда всё-таки сталкивались за ужином, он отмахивался:
— Ну что ты хочешь? Мама добра желает. Да, бывает резкая, но это же мама…
Иногда Марине казалось, что её собственный голос в этом доме никто не слышит.
В феврале ситуация накалилась. В один из вечеров Марина вернулась с работы и застала в прихожей новую стиральную машину.
— Старая нормально работала, — заметила она, даже не снимая пальто.
— Эта лучше, — с довольной улыбкой пояснила Тамара. — Я Славке сказала — он купил. В кредит, конечно, но ничего, выплатим.
Марина замерла. Кредит. Ещё один. Даже не посоветовавшись с ними. Она попыталась возразить, но Тамара отмахнулась:
— Я для семьи стараюсь. Ты, Марина, только спасибо скажи, а не морщись.
В тот вечер Марина впервые позволила себе вспышку. Голос дрожал, но слова вырывались сами:
— Вы вообще понимаете, что это наша квартира? Наша жизнь? Вы не имеете права решать за нас, что покупать, кого звать, что делать!
Тамара застыла. На секунду в кухне повисла тишина, а потом раздался её тихий, но колючий голос:
— Ах вот как… Значит, я тут никто, да? Денис, слышишь? Я для вас, как для родных, а мне — вон дверь указывает.
Денис, стоявший в дверях, выглядел растерянным. Он, как всегда, попытался сгладить:
— Давайте без скандалов… Мама, ну ты понимаешь, Марина устала… Марин, ну ты тоже не кипятись…
Ссора закончилась глухим молчанием. Но после того вечера Тамара словно решила доказать, что уйти не намерена.
Весной всё стало ещё сложнее. У Марины на работе начались сокращения. Зарплаты урезали, премии отменили, но при этом нагрузку увеличили вдвое. Денис предложил «потерпеть пару месяцев» и не спорить с матерью.
— Сейчас кризис, — говорил он, закидывая вещи в спортивную сумку. — Лишние конфликты ни к чему.
В середине марта Марина пришла домой и застала на кухне чужого мужчину. Сосед снизу, как выяснилось. Тамара пригласила его «на ужин обсудить тарифы». Сосед сидел за столом в грязных сапогах, спокойно жевал её голубцы, а Сашка маялся в углу, потому что мультики выключили, чтобы телевизор не мешал разговору.
— Вы серьёзно? — тихо спросила Марина, чувствуя, как к горлу подкатывает злость.
— А что такого? — удивилась Тамара. — Человек пришёл, я его накормила. Ты бы сама к людям почаще выходила, а не жила бы в своём телефоне.
Марина ушла в спальню, закрыла дверь и впервые позволила себе разрыдаться в голос.
Её подруга Лена, узнав об этом, предложила на время переехать к ней. Но куда? Кредит, сад, работа — всё привязано к этой квартире.
В апреле случилась авария на линии, интернет в доме отключили на неделю. И именно в эту неделю стало ясно, насколько Тамара чувствует себя хозяйкой в их доме.
— Готовить учись, Марина, — сказала она, доставая из шкафа сковороду. — Интернет отключат и больше не привезут готовую еду. С голодом сына заморишь.
Эти слова застряли у Марины в голове, словно камень.
Часть 3
Слова про «заморишь сына голодом» будто что-то сломали. Марина не кричала, не спорила — просто закрылась в ванной, открыла кран и сидела на полу, слушая, как шумит вода. В голове крутилась только одна мысль: «Это никогда не закончится».
С той недели она стала другой. Молчаливой, собранной, осторожной. Просыпалась в шесть, готовила завтрак сама — не для того, чтобы угодить Тамаре, а чтобы у самой не было повода выслушивать очередную лекцию. По дороге в офис проверяла вакансии, искала, куда можно уйти с нынешней работой и более-менее стабильным графиком.
Денис ничего не замечал. Или делал вид, что не замечает. Когда Марина однажды осторожно заговорила о съёме жилья на время, он отмахнулся:
— Ты что, с ума сошла? У нас ипотека. Да и куда мы Сашку денем?
А ещё вечером добавил в усталом тоне:
— Мамы тоже не выгонишь, ей деваться некуда. Потерпи.
Потерпеть. Это слово стало почти проклятием.
К маю ситуация переросла в фарс. Тамара, пользуясь отсутствием Марины днём, начала «переделывать» квартиру. Переставила мебель в зале, увезла часть игрушек Сашки «на дачу», а в их спальне зачем-то сменила шторы на свои — тяжёлые, бордовые, из другой жизни.
Марина, вернувшись вечером, застала сына в слезах: он искал свои конструкторы, а Тамара, не обращая внимания, говорила соседке по телефону, что «пришлось навести порядок».
— Мам, где игрушки? — сдержанно спросила Марина.
— Убрала, — спокойно ответила Тамара. — Там мусор один, под ногами мешается.
— Это не мусор. Это вещи моего сына.
— Твоего? — свекровь подняла брови. — А кто за садик платит, а? Кто квартиру вам помог купить? Не зазнавайся, Марина. Тут всё общее.
Марина почувствовала, как её накрывает волной злости.
— Это наша квартира, — тихо сказала она. — И наши вещи.
— Вот только не начинай! — взвилась Тамара. — Если бы не я, вы бы и этих стен не имели. И вообще… Ты бы хоть благодарность проявила. Готовить учись срочно. Интернет отключат и больше не привезут готовую еду, с голодом сына заморишь!
Эта фраза ударила как пощёчина. В тот момент Марина поняла: дальше — всё.
Вечером, когда Сашка заснул, она собрала свои документы, свидетельство о рождении сына и положила в рюкзак пару сменных вещей. Не ругалась, не спорила. Просто написала Денису короткое: «Мы у Лены. Когда решишь, чья это квартира — вернёмся».
Лена встретила их с объятиями и горячим чаем. На кухне они долго молчали, пока Сашка мирно возился с конструктором на полу.
— Ты уверена? — тихо спросила Лена.
Марина кивнула. Она не знала, что будет дальше: съёмное жильё, суд, развод или, может, долгий разговор, который всё изменит. Но точно знала, что вернуться в ту атмосферу она уже не сможет.
Через пару дней позвонил Денис. Голос был усталый, растерянный.
— Ты правда так решила? — спросил он. — Мама… она не хотела…
— Денис, — перебила Марина. — Это не про то, что она хотела или не хотела. Это про нас. И про то, что я больше не готова жить в чужом доме, даже если на нём написано моё имя в ипотечном договоре.
Он ничего не ответил.
Вечером того же дня Тамара прислала длинное голосовое сообщение — почти пять минут. Сначала шёпотом, со слезами, про то, что «всё делала ради семьи», потом громко, с упрёками, что «отбила сына у матери».
Марина не стала слушать до конца.
Теперь по утрам она везла Сашку в сад через два района, потом ехала на работу и вечером возвращалась в маленькую арендованную однушку. Там было тесно, но тихо. Там никто не обсуждал её умения и не переставлял вещи без спроса.
И в этой тишине, среди коробок и запаха свежеокрашенных стен, Марина впервые за долгое время почувствовала, что дышит свободно.
Окончательного решения пока не было. Но впервые за несколько лет у неё появилось ощущение, что она — хозяйка собственной жизни.
На моей же даче родня мужа решила делить моё имущество, но я сорвала их план