Наташа уже третий год жила в своей двушке в панельном доме на окраине города. Квартира досталась ей от родителей, которые перебрались в деревню – поближе к огороду и свежему воздуху. Наташа работала бухгалтером в местной транспортной компании, получала немного, но на скромную жизнь ей хватало. Она не гнала за роскошью, старалась жить по средствам, всегда аккуратно вела учет расходов, а по вечерам вязала или читала книги.
И вот в апреле к ней заявилась двоюродная сестра – Лена. Когда-то они в детстве дружили, но давно не виделись. Лена позвонила почти без предисловий:
— Наташ, привет! Помнишь меня? У нас тут с Витькой проблема… Мы квартиру снимаем, а хозяин решил срочно продать. Нам бы пока пожить где-то месяц-другой, пока не найдем новое жильё. Ты ведь одна? Поможешь?
Наташа растерялась. «Семья всё-таки… Не выгонять же их». Но внутри сразу кольнула тревога: Лена всегда была легкомысленной, шумной и очень любила жить за чужой счет.
— Ну… приезжайте, — сказала она неуверенно, чувствуя, что отказывает себе в покое.
Через пару дней Лена и её муж Витя уже стояли в её прихожей с двумя чемоданами и большим пакетом с какими-то вещами. Витя — здоровый, небритый мужик лет тридцати пяти, с вечно прищуренными глазами и ухмылкой, от которой Наташе становилось неуютно.
— О, нормально тут у тебя! — оценил он, скидывая ботинки прямо на коврик. — Телевизор плоский… кухня большая… нормально поживём.
Наташа улыбнулась в ответ, но улыбка вышла натянутой.
Сначала всё было относительно спокойно. Они обещали «не мешать», «тихо пожить» и «скоро съехать». Лена поначалу даже предлагала помогать по дому: мыла посуду, разок сходила в магазин. Но уже через неделю Наташа заметила перемены.
Витя целыми днями сидел дома, смотрел телевизор и разбрасывал носки по всей квартире. Лена громко болтала по телефону с подружками, а вечерами они устраивали посиделки на кухне.
— Наташ, мы тут борщ сварили, поешь с нами, — как-то позвала Лена, а потом добавила: — Только хлеба нет, сама купи, ладно?
Наташа купила. Вечером, убирая со стола, она заметила, что её собственные продукты — сыр, йогурты, фрукты — тают с пугающей скоростью.
Через две недели напряжение стало ощутимым. Наташа устала от постоянного шума, от того, что в ванной всегда грязные полотенца, а на кухне — гора немытой посуды. Она старалась мягко намекнуть:
— Лена, вы хоть за собой убирайте. Я работаю, времени нет…
Лена улыбнулась сладко-сладко:
— Конечно, Наташ. Просто Витя устал, понимаешь? Он же после ночных смен никак не может отойти. А я… ну, я потом всё сделаю.
Но «потом» не наступало.
Вечерами Наташа всё чаще задерживалась на работе, лишь бы оттянуть возвращение домой. Подругам она жаловалась вполголоса:
— Я их не выгоню. Ну как? Родня всё-таки. Но жить так больше невозможно…
Подруги сочувствовали, советовали «поговорить жёстче», но Наташа отмахивалась:
— Да не могу я так. Вдруг они обидятся…
В начале мая стало хуже. Лена с Витей неожиданно объявили, что нашли вариант квартиры, но «там ремонт ещё не закончен».
— Недели две, максимум три, — сказала Лена, делая большие глаза. — Потерпи, сестричка. Ты же у меня золото.
Наташа кивнула, но внутри что-то оборвалось. Она видела, как «потерпи» превращается в постоянное «ещё чуть-чуть».
Соседи начали коситься. На лестничной площадке пожилая Валентина Петровна, что жила этажом ниже, тихо прищурилась:
— У тебя там что, ночлежка теперь? Курят под окнами, бутылки кидают в мусоропровод без пакетов.
Наташа смущённо улыбнулась:
— Да временно они. Скоро съедут.
Но Витя и Лена, похоже, чувствовали себя хозяевами. По вечерам с их друзьями на кухне стоял такой гвалт, что Наташа зажимала уши подушкой. Однажды она вышла и увидела, что её чайный сервиз — тот, которым она пользовалась только по праздникам, — стоит на столе, весь в липких следах от варенья.
— Лена, ну нельзя так, — тихо сказала Наташа. — Я же просила не трогать эти чашки.
Лена только фыркнула:
— Да ладно тебе, что за жадность? Мы ж аккуратно.
Витя в это время хмыкнул, не отрываясь от телефона:
— Наташ, расслабься. Дом у тебя большой, что тебе жалко-то?
В тот вечер Наташа долго сидела в ванной, пытаясь успокоиться. «Может, я и правда придираюсь? Они же семья…» — убеждала она себя, хотя в груди уже жгло раздражение.
В середине месяца ситуация накалилась ещё сильнее. Вечером, вернувшись с работы, Наташа увидела, что её стиральная машина гудит. В барабане — полный объём чужого белья, и воняет дешёвым порошком так, что глаза режет.
— Лена, ну вы хотя бы спросили бы, — не выдержала она. — Я же сказала — не перегружать машинку!
— Да перестань ты, — отмахнулась Лена, ковыряя ногтем экран телефона. — Всё же нормально. Мы же вместе живём, чего делить-то?
Витя в это время лежал на диване и жевал семечки.
— Купила бы машину получше, если боишься, что сломается, — бросил он, даже не повернув головы.
Слова застряли у Наташи в горле.
Попытки найти компромисс не приносили результата. Наташа однажды набралась смелости и осторожно намекнула:
— Лена, может, вы пока что снимете комнату где-нибудь? Я… ну… тяжело так.
Сестра тут же залилась слезами:
— Ты что, нас выгоняешь? Мы же семья! Я думала, ты нас понимаешь. Нам просто сейчас тяжело, ну потерпи ещё немного, ну!
После того разговора Наташе стало стыдно. Она снова пыталась убедить себя, что потерпит, что люди не могут быть настолько бесцеремонны. Но дни шли, и становилось только хуже.
Однажды субботним утром Наташа проснулась от шума. Витя и его друзья, трое здоровых мужиков, громко смеялись на кухне, жарили мясо и заливали его пивом. Наташа вышла, сонная, в халате:
— Ребята, вы могли бы хотя бы предупредить? Я же вчера говорила — у меня отчёт, я должна выспаться.
— Да чего ты, — протянул Витя, небрежно поворачиваясь. — Расслабься, праздник же.
Лена, с ярким макияжем, обняла его за плечо:
— Наташ, ну не будь букой. Мы тихо будем.
Через полчаса кухня уже гудела так, что стены дрожали.
Наташа вцепилась в кружку чая и поняла, что у неё дрожат руки. «Они не понимают намёков. Им и правда всё равно. И это не временно. Это надолго».
С подругами Наташа разговаривала всё реже. Стыдно было жаловаться, ведь каждый раз, когда она собиралась, в голове звучал голос Лены: «Семья не выгоняет».
Но в один из вечеров, уже в июне, после особенно тяжёлого дня на работе, Наташа задержалась у окна. Смотрела на двор, где соседский мальчишка гонял мяч, и думала:
«А что, если они вообще не собираются съезжать? Что, если я так и буду жить в собственной квартире как квартирантка?»
Сердце ухнуло куда-то вниз.
Всё сорвалось в начале июля. Наташа возвращалась домой позже обычного — завал на работе, отчёты, начальник с утра до вечера ходил по офису, требуя цифры «ещё вчера». У подъезда она заметила знакомую картину: возле лавочки у подъезда сидели Витя с друзьями, в руках — банки с пивом, рядом громко играла музыка из колонки.
— Натаха, а где ты пропадаешь? — весело крикнул Витя, увидев её. — Мы тут шашлыки хотим завтра замутить, мангал уже нашли. Тебе, хозяйка, только мясо купить надо, да специи.
Наташа не ответила. Она поднялась в квартиру и застыла в коридоре. Вся прихожая была завалена обувью. В комнате, которую она выделила Лене и Вите, теперь лежали чужие сумки, какие-то коробки. Будто кто-то ещё поселился.
— Лена, а что это? — спросила она, пытаясь держать голос ровным.
Лена, сидя за ноутбуком, даже не обернулась:
— А, это Витькина сестра приехала. У них там ремонт затянулся, ну она пару недель у нас перекантуется. Ты ж не против?
Наташа закрыла глаза. Сердце стучало так громко, что казалось, его слышно на всю квартиру.
— Лена, ты у меня даже не спросила, — сказала она тихо.
— Да ладно, чего ты, — отмахнулась Лена. — Мест всем хватит.
В этот момент Наташа поняла: они её просто не воспринимают. Она для них — бесплатный отель, где можно жить, есть и не платить.
На следующий день всё окончательно вышло из-под контроля. Утром Наташа обнаружила пустой холодильник. Даже пакет молока, который она приберегла для кофе, был вскрыт и допит наполовину.
Вечером в квартире снова собралось полдюжины человек. Гремела музыка, кто-то жарил картошку, кто-то уже наливал алкоголь. На кухне шум стоял такой, что Наташа чувствовала себя чужой в собственном доме.
— Наташ, ну что ты как тень? — крикнул Витя, хлопая её по плечу. — Давай к нам, веселись!
Наташа посмотрела на их довольные лица — Лены, Вити, его сестры, каких-то друзей, которых она даже не знала. И вдруг в голове стало пусто и ясно.
— Выйдите все, — сказала она тихо.
— Чего? — Витя усмехнулся, не веря в услышанное.
— Выйдите. Все. Сейчас.
В кухне стало тихо. Даже музыка показалась приглушённой. Лена моргнула, потом вскинулась:
— Ты с ума сошла? Мы же семья! Ты нас куда? На улицу?
Наташа взяла себя в руки. Голос больше не дрожал:
— Я вас кормлю, терплю шум, грязь, ваши бесконечные «ещё чуть-чуть». Я вас просила хотя бы немного уважать меня. Вы не слышите. Поэтому… собирайтесь.
— Да ты просто жадная, — зло бросила Лена. — Тебе что, жалко для семьи лишний кусок хлеба?
И вот тогда Наташа впервые позволила себе сказать то, что держала в себе всё это время:
— Я вас накормить не смогу — сама неделями макароны ем, — с горечью сказала она, глядя прямо в глаза сестре.
В комнате повисла тишина.
Витя хмыкнул, поднялся, демонстративно откинул банку с пивом в раковину.
— Ладно, мы уйдём, — сказал он холодно. — Не проси потом о помощи.
— Я и не собираюсь, — ответила Наташа.
Поздним вечером, когда дверь наконец захлопнулась, Наташа села на диван и закрыла лицо руками. В квартире стояла тишина, и от этой тишины звенело в ушах.
Она понимала, что это ещё не конец. Лена не сдастся просто так. Уже завтра будут звонки, слёзы, обвинения. Может, даже придут соседи жаловаться — им ведь теперь есть, что рассказать.
Но сейчас Наташе было всё равно. Она сидела в тёмной комнате, чувствуя странную пустоту и лёгкость одновременно.
Конфликт не был решён. Он только перешёл в другую фазу — острую и, возможно, ещё более болезненную.
Но впервые за эти месяцы Наташа чувствовала себя хозяйкой в собственном доме.
Дашенька, а долго ты будешь на шее у нашего Руслана висеть, работу нормальную искать собираешься? – с невинным видом спросила свекровь