Когда я была маленькой, я думала, что так и должно быть: брат — любимчик, а я… ну, так, сама по себе. Родители никогда не говорили вслух, что Сашка — главный в доме, но это и так было очевидно. Новенький велосипед на его день рождения, а мне — шапка из “Секонда”. Лучшие куски на столе — ему, оправдания и упрёки — мне.
— Ты девочка, тебе и так много не надо, — любила повторять мама.
Я росла тихой. Смотрела, как Сашка ломает игрушки, не убирает за собой, получает пятёрки только потому, что «ну, мальчик у нас умный». А когда я поступила в университет и начала подрабатывать, мама сказала:
— Лиза, ты молодец, конечно. Но не забывай, у тебя же брат студент, ему помогать надо.
И я помогала. Переводила деньги на его карточку. Сначала немного — на питание, как говорили родители. Потом — на аренду квартиры в столице, когда он поступил в престижный вуз. Я гордилась, что могу. Но всё чаще ловила себя на мысли, что никто ни разу не спросил, как я справляюсь.
Жизнь шла своим чередом. Я устроилась в банк, купила старенькую «двушку» в ипотеку. И тут же на семейном совете меня убедили сдать квартиру, чтобы часть дохода идти брату «на раскрутку». Мол, он талантливый, ему просто нужна поддержка, а ты, Лиза, потерпишь.
— Ты ведь понимаешь, — отец как-то облокотился на стол, сдвинув брови. — Это наш общий вклад. Потом он тебя тоже поддержит.
Слушала я и верила. А потом привыкла. Жила на съёмной «однушке» в спальном районе, ела пельмени, ездила в отпуск только раз в три года.
Всё изменилось прошлым летом. Сашка приехал домой с новой девушкой. Вернее, с невестой. Марина — яркая, ухоженная, с длинными ногтями и уверенным взглядом. Родители суетились, как перед приездом звезды, застелили белую скатерть, купили дорогой торт, открыли вино, которое «держали на особый случай».
— Лиза, — мама шепнула мне на кухне, вытирая руки о фартук, — ты там про свою съёмную квартиру не рассказывай. Зачем им знать, что ты по чужим углам?
Я только усмехнулась. А что я могла сказать? Что у меня есть квартира, но я не живу в ней, потому что брату удобнее сдавать её для дополнительного дохода?
Марина с порога заявила:
— Мы планируем через полгода свадьбу. Но сначала хотим купить квартиру побольше. В ипотеку, конечно. Родители Саши сказали, что помогут.
Я сидела напротив и смотрела, как мама кивает, а отец, раскрасневшись, обещает, что «мы с Лизой поддержим». И вот тут я впервые почувствовала, как что-то внутри меня дрогнуло.
В тот вечер я долго не могла заснуть. В голове вертелись мамины слова: «Мы с Лизой поддержим». Почему «мы»? Почему всегда я?
Через месяц родители позвонили и позвали на семейный ужин. Голос мамы был мягкий, почти ласковый, и я уже знала, что разговор будет неприятный.
— Лизонька, ну не дуйся, — мама поставила передо мной тарелку с борщом и села напротив. — Нам нужно серьёзно поговорить.
Я уже знала этот тон. Он всегда предвещал что-то такое, от чего у меня потом неделями болела голова.
— Сашка с Мариной нашли вариант квартиры, — начал отец. — Двушка в новом доме, район хороший, ипотека на двадцать лет. Им не хватает первоначального взноса. Совсем немного.
— «Совсем немного» — это сколько? — я подняла глаза от тарелки.
— Всего миллион, — спокойно ответил отец.
Я рассмеялась. Впервые, наверное, за всю жизнь рассмеялась им в лицо.
— У меня таких денег нет.
— Есть, — спокойно сказала мама. — Твоя квартира. Продашь — и всё решим. Ты же сама там не живёшь.
— Не живу, потому что вы меня попросили сдавать её, чтобы Саше было легче, — я почувствовала, как голос предательски дрожит. — Но она моя. Это единственное, что у меня есть.
— Лиза, — мама посмотрела на меня так, словно я сказала что-то безумное. — Ты же понимаешь, это для семьи. Ты что, жадничаешь?
Я промолчала. Они говорили ещё долго, объясняли, что «Саша — будущее семьи», что «мужчинам сложнее», что «женщинам всё равно всегда есть на кого опереться».
В тот вечер я ушла, хлопнув дверью. Но уже на следующий день мама написала длинное сообщение, где просила «не быть эгоисткой» и «подумать о брате».
Я пыталась объяснить друзьям ситуацию. Таня, коллега по банку, только покачала головой:
— Лиз, да тебя просто используют. У тебя синдром хорошей девочки. Скажи «нет» раз в жизни.
Но сказать «нет» оказалось не так-то просто. Каждый звонок мамы сопровождался манипуляциями. То она рассказывала, что Саша «сильно переживает» и «боится, что у него ничего не получится». То намекала, что я неблагодарная, раз не хочу помочь родной крови.
И всё это время я видела, как в их глазах я становлюсь чем-то вроде кошелька.
— Мы же не просим для себя, — в очередной раз сказала мама. — Это для него. Ты сама ведь понимаешь, что ему надо на ноги встать.
А потом последовал неожиданный поворот. Марина позвонила мне сама. Голос у неё был ровный, холодный:
— Лиза, вы с родителями должны понимать, что мы не можем ждать вечно. Банк готов одобрить кредит только в течение месяца. Решайте быстрее.
И вот тогда меня прорвало.
— Слушай, Марина, — я сказала спокойно, но ледяным тоном, — это моя квартира. Моя. И если вы хотите жильё, то берите ипотеку без моих денег.
В трубке повисла пауза. Потом девушка фыркнула и сбросила вызов.
Через неделю в дверь постучала мама. Пришла без звонка, с пирогом в руках, будто ничего не произошло. Я открыла не сразу.
— Лизонька, ну что ты упёрлась? — с порога начала она. — Ты же всегда была разумной. Подумай, сколько раз мы с отцом тебе помогали…
— Когда, мам? — я посмотрела на неё устало. — Когда вы мне помогали?
Она замолчала. Впервые за долгое время я видела её растерянной. Но только на мгновение. Потом на лице снова появилась эта непоколебимая уверенность.
— Мы вкладываемся в будущее сына, он нас в старости содержать будет, а ты сама справишься.
И я поняла: вот она, их правда. Я для них — лишняя. Удобная, молчаливая, всегда готовая помочь.
В тот вечер я долго сидела на кухне, глядя в темноту за окном. И впервые задумалась: а если перестать быть удобной?
Я решила пропасть. Не отвечать на звонки, не читать длинные сообщения в мессенджерах. Впервые в жизни я позволила себе тишину.
Первые два дня было непривычно. Телефон вибрировал, экран вспыхивал от непрочитанных сообщений — мама, папа, даже сам Саша.
Потом — тишина. Видимо, они решили, что если не давить, я «одумаюсь».
Я уехала в командировку на неделю, и там, среди чужого города, впервые почувствовала лёгкость. Завтракала в кафе, гуляла вечером по набережной, тратила деньги только на себя и даже подумала: а может, съехать со съёмной квартиры и вернуться в свою, пусть и без ремонта?
Вернувшись домой, я застала сюрприз. На столе, прямо под дверью, лежал конверт. Внутри — ключи от моей квартиры и записка:
«Раз уж ты не хочешь помогать, мы нашли вариант без тебя. Но не обижайся потом, если останешься одна».
Я перечитала записку несколько раз. Не поняла сначала, что значит «нашли вариант без тебя». Только вечером позвонила соседка, тётя Галя, и всё объяснила:
— Лиз, твои родители приводили сюда риелтора. Смотрели твою квартиру, цену узнавали. Видно, хотели выставить её на продажу.
Я сидела на кухне, прижимая к губам кружку с остывшим чаем. От обиды и злости тряслись руки. Они были готовы продать моё жильё без моего согласия.
Позвонила Саше. Он взял трубку на третьем гудке, как ни в чём не бывало:
— Лиз, ну чего ты так? Это ведь всё для дела. Нам же нужна квартира побольше. Ты потом поймёшь…
— Пойму что, Саша? — я старалась говорить ровно, но голос всё равно срывался. — Что мои интересы — мусор? Что я обязана платить за твою жизнь, а взамен получать… ничего?
Он замолчал на секунду, потом вздохнул, как взрослый, разговаривающий с капризным ребёнком:
— Ты же знаешь, родители рассчитывают. Они стареют, им нужна уверенность, что я рядом. А ты… ты ведь сама справишься. Всегда справлялась.
Эти слова окончательно добили. «Ты сама справишься» — будто заклинание, которое мне повторяли всю жизнь.
На следующий день я взяла отгул и поехала в свою квартиру. Там по-прежнему жили квартиранты — молодая пара с малышом. Они платили исправно, и я не собиралась их выселять. Поднялась на этаж, посидела на лестничной клетке, вдыхая запах пыли и краски, и поняла: нет, я не отдам им этот кусок своей жизни.
Вечером, собравшись с духом, я пришла к родителям. Мама встретила меня взглядом ледяным, будто я предала их.
— Ну что, — начала она, не дожидаясь, пока я сниму куртку. — Передумала? Решила наконец помочь брату?
Я медленно поставила сумку на пол и посмотрела им в глаза.
— Нет.
— Лиза, — вмешался отец, — ты не понимаешь. Мы вкладываемся в будущее сына, он нас в старости содержать будет, а ты сама справишься.
Слова упали в комнату, как камень.
— Нет, пап. Я не справлюсь. И не хочу больше справляться за всех.
Мама вскочила со стула, как ужаленная:
— Ах вот как? После всего, что мы для тебя сделали?!
— Что вы для меня сделали? — спросила я тихо. — Вы когда-нибудь интересовались, как я живу? Как я плачу по ипотеке, как таскаю по два проекта в банке, чтобы свести концы с концами? Нет. Вам было удобно, что я молчала и платила.
Молчание. Долгое, вязкое.
Я ушла, не хлопнув дверью. Просто вышла и пошла домой.
С тех пор мы почти не общаемся. Иногда мама звонит — коротко, сухо, без прежней уверенности в голосе. Иногда Саша пишет что-то нейтральное. Но я не отвечаю.
Я не знаю, как будет дальше. Может, мы помиримся. Может, нет. Но впервые за все эти годы я чувствую, что делаю что-то для себя.
И пусть они считают, что я предала семью. Пусть думают, что я «сама справлюсь». Главное, что впервые я начала жить своей жизнью.
Бывшая пришла покаяться