Светлана любила ровные края. Полотенца в их новой ванной висели по росту, банки с крупами стояли по алфавиту, а будильник звенел в 6:40, потому что десяти минут хватало на чай и проверку плиты. Илья подшучивал, что если бы ей доверили светофоры на всём Петроградском, пробок стало бы меньше. Он вообще смотрел на неё со смесью уважения и тихой гордости: нашёл же, думает, в этом сумасшедшем городе человека, который держит слово и календарь.
Квартиру они взяли в кредит, двушка на восьмом. Дом новый, но не нарядный: подъезд пах краской и горячим картоном, лифт бубнил, как старый радиоприёмник. Света влюбилась не в метры, а в свет из окна кухни — он ложился на стол полосой, как от линейки, и даже посуду было приятно мыть, когда в раковине отражалась эта живая белая полоска.
Первую неделю после переезда — коробки, списки, чеки. На второй позвонила Галина Викторовна, свекровь. Голос у неё был как у учительницы с дежурства: некрикливый, но любой ставил в строи.
— Сыночек, как обустроились? — пропела она и, не дождавшись ответа, продолжила: — С семьёй надо же собираться. Я вот думаю: воскресные обеды возобновим. У вас места достаточно, не то, что у меня. У меня духовка шалит, пироги горят. А у вас новая техника, значит, и тесто не подведёте.
Илья, как обычно, поставил телефон на громкую связь — привычка, выработанная за годы: чтобы Света была «в курсе». Но от этого её не меньше кольнуло. «Возобновим» — как будто это они что-то нарушили. И «у вас места достаточно» — как будто метры измеряются уровнем обязанностей.
— Мама, — осторожно начал Илья, — мы… у нас пока коробки. Давай чуть позже?
— Коробки не мешают общению, — ровно ответила она. — В воскресенье на три. Я пирог всё равно привезу, хоть духовка и… того. Оля тоже будет. Игорька привезёт. Ребёнок должен видеть семью.
Света отодвинула ноутбук: в таблице эксель мигали жёлтые ячейки — отчёт по поставщикам, который завтра сдавать Марине Семёновне. «Семья — это хорошо, — подумала она. — Но почему будто по расписанию с печатью?»
В воскресенье они действительно накрыли — Света машинально проверила ровность тарелок, потом отругала себя: «Они же не линейка». Илья порезал салат, поставил курицу в духовку, открыл окно — ушёл запах свежей краски. Света надела юбку, которую любила мама: «женственная, не чёрт-те что».
Галина Викторовна явилась за десять минут до трёх, как на собрание. В руках — короб, из которого пахло корицей и терпением. Лицо — внимательное, сканирующее.
— О, чисто, — сказала она вместо «здравствуйте». — Я в твоём возрасте так не умела, всё у меня на бегу. Молодцы. Где вешалка? Я повешу сама, не утруждайтесь.
Света сдержанно улыбнулась, повела в прихожую. Вслед в квартиру ворвался и другой воздух — кислый запах духов и сладкой жвачки. Оля, золовка, вошла как на сцену: громкая, сияющая, «случайно» в белой толстовке. Рядом — Игорь, худой мальчишка лет семи с торчащими вверх вихрами, держал в руках планшет и не поднимал глаз.
— Я на пять минут опоздала, — сказала Оля, хотя была позже на полчаса. — У меня маникюр — клиентка из Питера, нельзя было перенести. Игорь, скажи тёте Свете «здравствуйте». Илья, принеси воды, у меня сушняк.
Она скинула кроссовки одним движением — и они остались у стены, как выброшенные рыбы, цепляясь за воздух. И сразу же втиснулась на кухню, вытащила из сумки миску с салатом и пакет с бельём.
— Я у вас к машинке, ладно? — прощебетала она. — Наша опять прыгает, как лошадь. Включу короткий режим, у меня там платья, ничего страшного.
— Оля, — улыбчиво, но твёрдо сказал Илья, — давай без машинки сегодня. Мы ещё не подключили фильтр,а у нас тариф, счётчик новый… потом разберёмся.
— Боже, какие вы экономные, — закатила глаза Оля. — Ладно-ладно, не кипятитесь. Свет, ты такая худенькая стала, тебе надо супчик, а не салат. Где тарелки, покажи? А то вы их наверняка куда-нибудь… экзотически поставили.
Света почувствовала, как краснеют уши. Она не любила прямой наглости. И не умела на неё отвечать красиво, как подруга Тая: та смеялась, отрезая, будто ножницами. Света же брала паузу, искала слова, а потом ночь прокручивала варианты, которые надо было сказать, но уже поздно.
Обед растянулся. Галина Викторовна ни разу не похвалила курицу, но трижды отметилась: «вот картошка — это без обмана». Оля в промежутках между репликами проверяла телефон, Игорь скатывал хлебные шарики. Илья пытался держать разговор — про дачу, про соседей, про новости. Света слушала и по привычке отмечала: молча ляжет ещё стопка посуды, и это будет её километр.
После десерта Оля «на минутку» выбежала «позвонить по работе». Вернулась через сорок — с кофе из бумажного стаканчика и без извинения. Игорь за это время успел разлить компот. Света вытирала и говорила себе: ничего страшного, дети разливают, пол вытирать не сложно.
Вечером, когда дверь закрылась, Илья долго молчал. Потом обнял со спины и шепнул в макушку:
— Прости. Мама со своими «традициями»… Но ты же знаешь, она из тех, кто любит порядок — свой порядок.
«Они не плохие, — подумала Света. — У них просто другие настройки. Но почему их настройки должны стать нашими?»
Через неделю Галина Викторовна прислала голосовое сообщение: «В субботу ко мне придут женщины из совета дома. Но интернет у меня шалит, модем светится и не думает, ты понимаешь. Может, мы у вас скоренько соберёмся? Часик. Я принесла бы пирожки». И эмодзи — улыбающееся лицо с сердечками.
«Часик» растянулся на три. В квартире не помещалась тишина: женщины вкуривались в протоколы, спорили про мусоропровод и про «безответственных с восьмого, которые оставляют коробки у лифта». Света ловила недоуменные взгляды соседки Нины Петровны, той самой «ответственной с пятого», которая случайно была среди этих «женщин» и теперь, увидев Свету на собственной кухне, как будто не знала: то ли улыбнуться по-родственному, то ли сделать вид, что так и надо.
— У вас тут так светло, — сказала Нина Петровна, — прямо как в поликлинике. Всё видно. И стол хороший. На таком удобно бумаги раскладывать, да.
Она поперхнулась своим же комплиментом и посмотрела на Галину Викторовну. Та удовлетворённо кивнула: мол, видишь — все говорят, что у вас удобно.
Света в этот момент мысленно писала письмо: «Марина Семёновна, извините, отчёт будет утром, у нас сейчас… собрание по мусоропроводу». Она даже улыбнулась от абсурдности. Потом нащупала взглядом Илью — тот переносил стулья, как на склад, и морщил лоб: домашняя работа превращалась в логистику чужих дел.
— Девочки, — попыталась Света мягко вмешаться, — может, вам удобнее у вас же, в подвальном помещении? Там столы, доска, маркеры…
— Там холодно, — отрезала Галина Викторовна. — И запах. И потом, мы же ненадолго. Зато здесь всё по-человечески.
Оля появилась к концу «несерьёзного часика» — с новой сумкой и словами «я на секунду». Она проскочила на кухню, как кот между ног, наложила себе пирог, оставила на табурете пустую коробку из-под доставки с чужим именем и чужим адресом. Света машинально сложила коробку и понесла к мусорному ведру, но рука остановилась: «потом» — и опустила её на стол.
— Ты мне не дашь пароль от вай-фая? — повернулась Оля. — А то у меня трафик закончился, а надо выкладывать сторис. У тебя же там длинный пароль, как в банке. Я всё равно забуду, запиши на бумажке. И Игорьку тоже пригодится.
— Давай я подключу и сама запомню, — предложил Илья.
— Нет, я хочу сама знать. Мы же семья, — улыбнулась Оля так, будто это железный аргумент как свидетельство в суде.
Света почувствовала, как у неё внутри подвигались стенки. «Семья» снова как ключ от всех замков.
В тот вечер Света позвонила Тая — подруга, проверенная бурей и ипотекой.
— Пиши правила, — сказала Тая. — Ну серьёзно. Список. Раз пришли, значит, собираешь головы и обсуждаешь. Ты думаешь, они поймут намёки? Никто не понимает намёков. Это как в офисе: пока не лежит регламент, будет «а что такого?».
Света скривилась: «Правила для семьи» звучало сухо, как инструкция к чайнику. Но она открыла ноутбук и напечатала заголовок: «Как мы живём у себя». Пункты писались тяжело, через «а вдруг обидятся». «Предупреждать о визитах», «не пользоваться техникой без нас», «соблюдать время», «не хранить у нас чужие вещи», «воскресные обеды — по очереди у всех». Выглядело это как маленькая революция.
Илья прочитал и кивнул, хотя глаза выдали сомнение: «с мамой так не прокатывает». Но он сказал:
— Я поговорю. Если не сейчас, то когда? Ты же не обязана здесь быть диспетчером.
Разговор состоялся в ближайшую среду — по дороге от метро до дома. Галина Викторовна слушала, не притормаживая шаг.
— Вы молодцы, что всё расписали, — сказала она, — но жизнь не по спискам. Семья — это гибкость. Вот у меня соседка Люба, муж у неё в море, и она никому «правила» не предъявляет. А вы сразу бумажками. Илья, ты же грамотный, скажи жене: мягкость в отношениях важнее.
Илья что-то ответил — плавно, без углов. Света чувствовала, как разговор выскальзывает из рук: вместо договорённостей — оценка её характера.
В пятницу Оля снова «на минутку» оставила Игоря «пока сходить в магазин». Света ехала домой с работы раздражённая — начальница переделала отчёт в последний момент, цифры не сходились, и она, кажется, впервые за долгое время позволила себе быть не идеальной: купила себе пирожок у метро и съела прямо на ходу, с жирной бумажкой, которую пришлось спрятать в карман, чтобы не встретить Нину Петровну.
Дома Игорь сидел на ковре и строил башню из банок с крупами.
— Игорь, милый, банки — это не конструктор, — присела рядом Света. — Давай лучше мандаринки посчитаем?
— Мама сказала, можно, — рассеянно ответил он и переставил банку с гречкой на банку риса. «Мама сказала» — как знак пропуска.
Телефон Оли не отвечал час, потом два. На третьем часу Света позвонила Илье — тот сидел в офисе у клиента и не мог выехать.
— Я заберу, — сказал он. — Только через час. Ты как?
«Как?» — хотел спросить весь её день. Но она сказала:
— Нормально. Мы посчитаем мандаринки.
Когда Оля наконец приехала, она влетела вихрем.
— Я же на пять минут, а там очередь у кассы… Ой, господи, что вы такие строгие. Игорь, бери планшет и идём. Свет, у тебя вон банка с гречкой на полу была — опасно. Подумаешь, что-то упадёт — полы же не из стекла. Не драматизируй.
Света посмотрела на неё длинно. Потом очень спокойно спросила:
— Оля, а ты можешь предупреждать заранее? И не извиняться так, чтобы не понятно, за что. Мы же договорились обсуждать.
— Ой, договорились они, — фыркнула Оля. — Ты кто такая, чтобы со мной «обсуждать»? Ты мне не начальница, Свет. И не психотерапевт. У нас у всех жизнь, а ты устроила тут офис.
Дверь хлопнула, как крышка рояля. Игорь успел оглянуться — в его взгляде не было вины, только растерянность. Света осталась в кухне одна, присела на край стула и наконец позволила себе не держать спину. «Илья придёт и скажет, что мы всё решим. А я хочу решить уже сейчас. Но это же не сделка, это быт. Как вбить в быт гвоздь, чтобы держался?»
Суббота прошла тише: они с Ильёй собирали книжный стеллаж, смеялись над инструкцией без слов — где человечки с дурацкими улыбками ворочают доски. Света шла в душ и думала, что может, это просто период. В воскресенье утром позвонила Галина Викторовна: «Сынок, я купила форель, но у меня ножи тупые. Можно у вас разделать? Я быстро». И Илья, уже умытый и добрый, сказал: «Заезжай».
Она приехала не одна — с подругой Аллой, той самой Любой из истории о мягкости, и с коробкой, где рыба была на льду и выглядела как атрибут стихийного бедствия. За час кухня превратилась в производственный цех. Заодно Алла «на секунду» постригла Галине Викторовне чёлку на свету. «К вам удобно, — сказала она, — тут зеркало без пятен».
Света стояла у окна и считала вдохи. «Я справлюсь, — говорила себе. — Я же умею разгружать цифры. Разгружу и это». Вечером они с Ильёй сидели на подоконнике — как в универе, только вместо тетрадок — сушащиеся лососевые доски.
— Мы снова проиграли, — хмыкнул он, кладя голову ей на плечо.
— Мы ещё не играли, — ответила она и с удивлением поняла, что говорит правду.
Прошёл месяц. «Семейные» визиты стали графиком без подписи. В чат «Семейка» Света несколько раз писала предложения — «давайте в следующее воскресенье у вас», «может, в кафе, я нашла недорогое» — и всякий раз получала то «посмотрим», то «у меня духовка несносная», то «Игорю дома лучше». Коллега Артём на работе заметил:
— Ты в понедельник всегда как после марафона. У тебя там что, клуб выходного дня?
Света какие-то дни смеялась, какие-то — молчала. Марина Семёновна однажды задержала её после совещания:
— Вы у меня умница, но перестаньте тащить всё. Делегируйте. Я не только про отчёты. Иначе сгорит ваш свет, Светлана.
Она кивнула. И записала в тетрадку дату. И рядом — слово «границы». Пока это было просто слово, переписанное красивой ручкой. Но она думала о нём как о предмете мебели, которого в их доме ещё не доставили.
Понедельник начался с сообщения в «Семейке»: «Свет, я к вам на минутку закину мешок — у нас лоджия сырая. До четверга, дальше вынесу, честно». Оля поставила смайлик с ручкой, как будто расписалась в обязательстве. Света прочитала и почувствовала, как по спине проходит тонкая, холодная струйка. До четверга — это, как она уже знала, чаще всего «до когда-нибудь».
— Мешок — это сколько литров? — попыталась она перевести в шутку, когда они с Ильёй вечером пили чай.
— Давай я сам перенесу и засеку таймер, — устало улыбнулся он. — В четверг сам ей вручу обратно.
Оля привезла не мешок, а два. В одном — коробки с лампочками и баночки с блёстками («это на марафон, я ногти буду снимать — у меня прямой эфир»), в другом — свёрнутый розовый коврик и блестящий штатив. Оставила на балконе, будто ставила цветы на нижнюю полку.
— У вас тут сухо и солнышко, — сказала она. — У нас влажно, понимаешь, после ливней, грибок может. А у вас — благодать. До четверга!
Света повела бровью. «До четверга» в её голове подсветилось красным. Она аккуратно подписала на стикере дату и прилепила на короб: четверг. Внутри прозвучало сухое щелчок — как будто какая-то шестерёнка поставилась на место.
Через два дня приехал курьер. Поздно, после десяти.
— Заказ на Олю… здесь её адрес? — спросил он, хитро улыбаясь, и уже развязывал пакет.
— Это не наш адрес, — автоматически сказала Света, и сама же поправила: — Вернее, наш, но… Оля здесь не живёт.
— А мне всё равно куда, — развёл руками курьер. — Оплата наличными, вот тут сумма.
Сумма была неприятно округлой. Илья посмотрел на Свету: «ну что?» — и достал кошелёк.
— Мы потом отдаём, — сказала Света в трубку, когда дозвонилась Оле. — Но так нельзя, ты не предупредила.
— Господи, вы что, совсем неповоротливые? — сочным голосом отозвалась Оля. — Мне нужен был один вечер без танцев с бубном. Игорь уснул, я не могла выйти — а трафик кончился, не оплатишь с карты. Вы же семья. У вас же есть наличка. Я завтра кину. Ну всё, целую, не делайте трагедии.
Завтра растянулось на пятницу. Деньги пришли с пометкой «сори-сори». Света открыла чат с Таей, хотела написать что-то колючее, но остановилась. «Если я буду жаловаться, это ничего не изменит, — подумала она. — Мне нужно обозначать».
— Оля, — написала она в чат «Семейка», — давайте без оформлений наших адресов на ваши заказы. Если надо принять — пишите заранее, чтобы мы решили, удобно ли. Оплату — только переводом перед получением. Так для всех будет честно.
Тайна переписки состояла в тишине. Галина Викторовна поставила палец вверх. Оля проигнорировала. И Нина Петровна, встретив Свету на лестнице, с виноватой улыбкой произнесла:
— Вчера у вас курьер стоял — я ему сказала, что вы дома. Простите. А то он такой настойчивый…
Света улыбнулась и сказала, что всё в порядке. А вечером поймала себя на том, что стала ходить по квартире тише, чтобы не привлекать внимание дверного звонка.
В четверг Илья честно вынес Олин мешок в коридор и написал: «Забери, пожалуйста, мы завтра ждём гостей». Оля прислала отрезанную фразу: «О, у меня катастрофа — не могу». «Не могу» переводилось на нормальный язык как «не хочу». Света выдохнула и ответила коротко: «Тогда мы выставим в кладовку на первом. Ключ у консьержки». И выставили. Оля обиделась, но промолчала — молчание то ли стратегическое, то ли просто занята.
На выходных они задумали маленькую вылазку — кино и пицца. Редкость. Света уже накрутила волосы и стояла у зеркала, когда позвонила Оля: голос — хриплый, задыхающийся.
— Свет, выручай. Игорь с температурой, а мне надо в аптеку и… ну, выручай. Я на пять минут.
— Давай мы привезём лекарства, — предложил Илья из коридора. — Не надо Игоря возить.
— Нет, вы не поняли, — резко сказала Оля. — Я уже под подъездом. Он уснёт у вас, а я туда-обратно, и всё.
— У нас кино, — честно ответила Света.
— Кино подождёт. Ребёнок важнее.
Света посмотрела на Илью. Он пожал плечами: «как скажешь». Он умел быть уступчивым, иногда слишком. Игорь вошёл в квартиру мрачный и горячий. Света положила его на диван, дала воду, открыла окно и пришла в минутный ужас: вдруг действительно что-то серьёзное? В пятьдесят восьмой раз подумала, что не умеет и не обязана быть врачом, но сейчас — обязана.
Оля вернулась через два часа, пахнущая не аптекой, а сладким кофе. Игорь уже смеялся над мультиками, температура сбилась.
— Спасибо, — сказала Оля и поправила белую толстовку. — Вы же понимаете, я в аптеке застряла — очередь. А потом соседка встретилась — как тут не поболтать. Не ругайтесь, я вам пиццу закажу.
Света почувствовала, как у неё отяжеляют руки. Она представила себе этот бледный круг тонкого теста, который Оля разложит на их столе как «компенсацию», и вдруг остро захотела, чтобы никто ничего не компенсировал, а просто уважал. «Надо говорить, — сказала она себе. — Сейчас».
— Оля, давай договоримся: мы не отменяем свои планы из-за твоих «на минутку». Если нужно — звони заранее. И мы поможем, когда сможем. Без давления.
— Ой, началось, — вздохнула Оля. — Свет, ты как диктор радио: у тебя всё «договоримся», «регламент». Живи попроще.
В понедельник Галина Викторовна позвала снова «женщин» — на этот раз для «круглого стола по лифтам». Ей «на работе снились кабины», поэтому она решила «разобраться с поставщиком». Света закрыла ноутбук и, не поднимая глаз, сказала:
— У нас принтер. И я распечатаю протокол. И турники на лестнице мы обсуждать не будем. И кофе я сварю сама, фильтр чистила.
— Видишь, — улыбнулась Галина Викторовна Илье, — у Светы всё налаживается. Уже без обид. И документы. Настоящая хозяйка.
Света вдруг услышав это, поймала себя на мысли, что ей… неприятно становится от слова «хозяйка». Как будто оно — шинель, которая ей велика и не по погоде. И ещё — что она перестаёт узнавать в себе тон, похожий на инструкцию. «Не хочу быть бригадиром своего дома», — заныло где-то в районе ключицы.
Они сделали попытку мирного решения. Сели с Ильёй и составили «календарь воскресений»: у Галины Викторовны, у Оли, у них, кафе, снова у них. Илья позвонил мастеру по духовкам, тот приехал к свекрови, заточил ножи, заменил уплотнитель, объяснил про режимы. Илья вышел оттуда с видом человека, который построил мост.
— Теперь никаких отговорок, — обрадовался он. — В ближайшее воскресенье у мамы.
Первое воскресенье у свекрови было… нормальным. Пироги не подгорели, а если и подгорели, то Галина Викторовна сказала «это румянец». Оля опоздала всего на двадцать минут. Игорь разлил сок, но подстелили газету. Света мало говорила, больше смотрела и думала, что, возможно, синусоида пошла вниз.
На следующей неделе было иначе. Она вернулась с работы и обнаружила в ванной серебристые блёстки. В умывальнике — крошечные квадратики фольги, по полу — штативные следы. На полке, где всегда лежали свернутые полотенца, кто-то оставил кружочек скотча. Света вытерла и притихла. Позвала Илью. Тот посмотрел на блёстки и нахмурился.
— Я давал ключ Оле, — вспомнил он. — Когда приходил мастер, и она обещала проследить. Я забрал. Но, может, делали дубликат? Я не знаю.
— Твои «не знаю» — это моя бессонница, — тихо сказала Света. — Пойдём поменяем личинку. И напишем в чат.
Они поменяли. И написали: «Мы меняем замки. Пожалуйста, без сюрпризов, приходим только по договорённости». Оля ответила моментально: «Боже, какие вы дикие. Я просто сняла маникюр на свету. У меня дома темно». Галина Викторовна добавила: «Света, ты перегибаешь. Людям надо доверять, иначе останетесь одни».
Света долго смотрела на эти строчки. Она думала о том, как ей действительно хочется иногда остаться одной. Не навсегда — на вечер. Чтобы слышать, как чайник тихо свистит, а не как слова бьют по столу, как тарелки.
— Мы не про доверие, — написала она. — Мы про договорённости.
Света впервые почувствовала не только злость, но и стыд — как будто то, что она делает, — слишком «взросло», а надо было «мягче». Ночь она крутилась, слушая, как в батарее булькает воздух, и в голове, как во сне, чётко складывалась карта шагов: напечатать наши правила на бумаге и повесить на внутренней стороне шкафа, чтобы видеть каждый день и не отступать.
Она повесила.
— Ты что, правда это сделала? — с удивлением спросил Илья утром, увидев листок.
— Да. Чтобы мы сами помнили. И чтобы было на что ссылаться, когда начнут делать вид, что ничего не было.
Он встал рядом, обнял. И в этот момент позвонила Марина Семёновна — начальница.
— Светлана, нужна помощь: у меня завтра встреча с подрядчиком, и надо таблицы привести, — сказала она тоном просьбы и приказа сразу. — Вы у меня среди надёжных.
Света поймала себя на том, что по привычке хотела ответить «да», уже даже начала: «Конеч—», — и вдруг изменило что-то маленькое внутри. Она вдохнула и сказала:
— Я сделаю, но в пределах рабочего времени. После шести у меня личное.
Пауза с той стороны была короткой, но ощутимой.
— Хорошо, — сказала Марина Семёновна. — Учтём.
Света положила трубку и улыбнулась. «Вот она, граница — она как тротуар: не надо ставить забор, достаточно разметки».
Дальше было четыре эпизода, один краше другого.
Первый — про «холодильник-социальную столовую». Оля открыла и нашла борщ.
— Ой, можно я заберу, у нас газ перекрыли на три часика. А я потом верну, честно-честно.
— Нельзя, — спокойно ответила Света. — Это наш ужин.
— Жадина, — без улыбки сказала Оля. И взяла сыр. — Тогда сыр.
Света забрала сыр из её руки и поставила обратно. Сердце колотило, но голос был ровным. Игорь уткнулся в планшет, как будто не слышал. Илья стоял у окна и делал вид, что смотрит на дождь.
Второй — «прачечный». Галина Викторовна пришла с пакетом тюля: мол, «у вас же стирает мягко». Света сжала зубы, но предложила компромисс:
— Я вызову мастера к вам. Если надо — оплачу половину. Но стирать будем у вас.
— Не надо отрывать у себя деньги, — надменно отказалась свекровь. — Просто включи короткий режим, и всё.
— Нет, — повторила Света. Илья подхватил:
— Мама, правда, давай я привезу мастера.
Она посмотрела на сына, как на подростка, который говорит глупости на родительском собрании.
Третий — «клуб по интересам». Оля позвала к Свете «девочек на чай», потому что «у вас свет и чисто». Света услышала это в последний момент — по звонку консьержки: «К вам три дамы, они и так поднялись». На кухне за полчаса нарастили гул и кружочки от кружек. Одна из дам поставила бокал на книгу Ильи по истории кино — остался круг. Когда Света попросила на будущее согласовывать, Оля закатила глаза:
— Да хоть кровью расписаться? — и начала рассказывать анекдот, как будто разговора не было.
Четвёртый — «многоходовка с билетом». Илья купил Свете билеты на спектакль, куда она давно хотела. В день спектакля Оля прислала: «Игорь простыл, на часик к вам, я до врача, потом обратно». Света ответила: «Нет». Пальцы слегка дрожали. Потом она поставила телефон на беззвучный режим и пошла накручивать волосы.
Через двадцать минут позвонила Галина Викторовна: голос — трескучий.
— Света, ты что, оставишь ребёнка без помощи?
— Ребёнок с мамой, — сказала Света. — И мама справится.
— Ты бесчеловечная. У нас в роду такого не было.
Света закрыла глаза. И подумала, что, возможно, как раз было — просто не было мессенджеров.
Они поехали на спектакль. Было красиво — сцена, музыка, ощущения, как от чистого стекла. Но в антракте Света всё равно проверила телефон. Там было девять пропущенных и два голоса. Она не включила. Внутри боролись две силы: желание объяс быть и желание беречь. «Ну и что теперь? — спросила она себя. — После спектакля они устроят сцену. И мы… мы выдержим. Наверное».
В понедельник Света в обед вышла на улицу — купить хлеба, размять ноги. На лавочке у подъезда сидела Нина Петровна, вязала что-то голубое.
— Я в вас верю, — сказала она неожиданно. — Вы разумная. Только не ссорьтесь навзрыд. Говорите как на собрании. У меня сын тоже… приводит невестку к ругани, а невестка — молодая, горячая, тоже права. В результате все без ужина. А вам жить тут.
Света кивнула. Открыла чат с Таей, написала: «В субботу собираю всех у нас и говорю вслух, не письменно. Если молчать — они будут писать за меня». Тая, как всегда, ответила быстро: «Окей. Поддержка будет в телефоне. Сделай список тезисов и поставь воду на чай, чтоб голос не пропал».
Список получился коротким — на половину листа: время визитов, согласование, без «на минутку», дети — по взаимной договоренности, заказы — только с предоплатой, ключи — только у них, воскресенья — по календарю, уважение — базово. Света читала его вслух в пустой кухне и слышала, как слово «уважение» раздвигает стены.
В субботу они действительно собрались. Илья заранее убрал ножи в ящик (не из паранойи — просто чтобы не мешали), поставил чайник и нарезал яблоки. Нина Петровна принесла пирожки «как соседская поддержка» и оставила в пакете — не зашла, но махнула рукой.
— У нас будет коротко, — сказала Света, когда все разместились. — Десять минут. Я прочитаю, вы скажете, что думаете.
— Ой, официоз, — вздохнула Оля, но села на краешек стула, будто перед косметологом.
Света говорила легко, как на презентации. Она чувствовала, как в комнате сначала раскачиваются невидимые струны напряжения, потом натягиваются, потом снова отдают. И ладони были сухими. Илья в нужных местах подхватывал, но не перетягивал, и Света благодарила его глазами.
— Мы вас услышали, — ровно произнесла Галина Викторовна. — Но семья — это не подписка на рассылку. Нельзя всё планировать. Бывают обстоятельства. Я старше — я знаю.
— Бывают, — согласилась Света. — И тогда мы помогаем. Но не живём в обстоятельствах постоянно.
Оля молчала. Потом спросила:
— Это из-за ключа, да? Так я… я не знала, что будет так много обид. Не думала. Ладно, договорились. Только, пожалуйста, не делайте из мухи слона.
Игорь в это время пинал ножку стула — звуки были, как метроном. И Света поняла, что исход разговора будет не здесь, а потом, тихо, в повседневности — в том, кто кому позвонит и как не возьмёт трубку.
Неделю после «совета» было удивительно спокойно. Оля писала заранее — иногда за час, иногда за день. «Могу я привезти?» — спрашивала, и Света впервые ловила себя на том, что ей не давит воздух. Галина Викторовна не приходила без предупреждения. И даже в «Семейке» было больше тиктоков с котами, чем повесток дня.
Света надеялась: «Может, вошли в ритм». Она писала отчёт, пила воду, ходила на обед с Артёмом и смеялась над его историями про клиентов. В пятницу купила новые бокалы — не дорогие, просто красивые, потому что хочется, чтобы у них тоже что-то было «как у людей».
И как это бывает — тишина закончилась внезапно.
— Свет, — позвонила Оля в воскресенье утром, голос бодрый, — у меня для тебя сюрприз. Ты ж хотела «как во взрослых семьях». Давай у вас сегодня общий обед — всё по высшему. Я привезу рыбу, мама — салаты, а ты… ну, ты же любишь всё организовывать. Я напишу в чат друзьям: соседка Нина, пусть тоже зайдёт, а то ей скучно. Заодно познакомим моих девочек — они хотели посмотреть вашу квартиру, у вас стиль.
Света закрыла глаза.
— Нет, — сказала она. — Сегодня мы с Ильёй вдвоём. И мы в кафе вечером. Обеды — по календарю. У тебя — через неделю.
— Ну всё, — голос у Оли стал резким, как стекло. — Мы делаем вид, что ты хозяйка. А на деле — ты не хозяйка, ты… диктатор. Точка.
Звонок отключился. Через десять минут пришло сообщение от Галины Викторовны: «Я заеду на минутку». Света увидела и почувствовала, как внутри сжимается что-то похожее на пружину. И поняла: финал будет не в сообщениях.
Она посмотрела на Илью. Он развёл руками: «я рядом». И эта простая фраза дала ей странную смесь напряжения и спокойствия. Она поставила чайник, убрала листок с «правилами» в ящик — не прятала, а просто решила, что текст уже у неё внутри.
И в голову не вовремя и смешно полезла мелочь: картонная коробка из-под чьей-то доставки, которую Оля оставила месяц назад. Света тогда не выкинула, потому что «потом». Коробка всё это время лежала в кладовке и шуршала сторонним присутствием. Света вынула её, сложила и поставила у двери. «Потом» пришло. Только вместо коробки, как она теперь видела, пришло всё остальное.
Воскресенье с утра было как чистая тетрадь: пустая страница, где хотелось писать аккуратно. Света сварила овсянку, Илья резал яблоко так, будто должен был пройти норматив — ломтики ровные, как железнодорожные шпалы. В обед они договорились пройтись до парка, а вечером — кафе без пафоса, где подают суп из тыквы в толстых мисках. Телефон лежал экраном вниз. «Сегодня без чатов», — сказала Света себе, как молитву.
К двум дня рассказывали по подъезду, что лифт снова «подкапывает» — стрелка скачет. Света об этом услышала от Нины Петровны, когда та постучала в дверь: «Не пугаетесь, если застрянете. Я позову нашего Васю». Они улыбнулись друг другу: соседская дипломатия.
В половине четвёртого включился звонок: резкий, без паузы. Света вздрогнула. На экране — «Мама Ильи». Сообщение: «Я заеду на минутку». И почти сразу — шум в подъезде, как будто въехала небольшая оркестровая яма: голоса, пакеты, скрежет колес. Илья поднял брови, Света почувствовала, как в животе подпрыгнуло всё — и страх, и злость.
— Не открывай сразу, — сказала она. — Давай спросим из-за двери, кто и зачем.
Илья кивнул, но сделать шаг к глазку не успел. Дверь снаружи кто-то толкнул ладонью — вежливо, но настойчиво. И в замочную скважину залился голос Оли:
— Это мы! У нас тут мини-праздник. Свет, не пугайся: девочки с тортиком, мама с салатами, я — с морем. Ну, креветки. Игорь с роялем! Шучу. Быстро. Эфир на двадцать минут, свет у вас идеальный.
Света поймала взгляд Ильи. Внутри всё заклокотало, как чайник. Она повернула ключ ровно на столько, чтобы щёлкнуло, и оставила цепочку.
— У нас сегодня нет праздника, — сказала она спокойно. — Мы не принимаем гостей. Обеды по календарю — через неделю у тебя.
— Я на минуту, — донёсся голос Галины Викторовны, ровный, уже знакомый до болевого щелчка. — Я только передам салаты. Дверь-то открой, не стоять же в тамбуре, как посылка.
Света на секунду представила, как они втекут, как вода под порог — и уже не остановишь. Она вдохнула — глубоко, как учила Тая: носом на четыре, выдох длиннее.
— Мы не открываем. Передайте салаты через Илью. И ключ, Оля, вернёшь сейчас. Даже если «потеряла» — тогда говори прямо.
— Ох ты, началось, — фыркнула Оля. Где-то рядом блеснул металлической коленкой штатив, ударился о порожек. — Нам что, стоять в коридоре? Игорь, не суетись. Тётя Света злится. Пусть злится, зато красивее будет — румянец.
— Оля, — жёстко сказал Илья, вставая рядом со Светой, — ключ. И без эфиров. Это наш дом. Сегодня — нет.
Пауза была не тишиной — она звенела тонко, как стекло, когда по нему проводят ногтем. Потом — вздох свекрови, тяжёлый, с усталой укоризной:
— Вы что, враги себе? Мы ведь семья. Нельзя так. У людей планы.
— У нас тоже, — без повышения голоса ответила Света. — Мы идём в кафе. Если вам надо поесть — дома духовка работает. Мы же помогли починить, помните?
— У меня там кошка, — отмахнулась Оля. — Она нервная. Я не могу оставить на долго… Ладно! Возьми, вот ключ. Но не делай вид, что я преступница.
Щёлкнул металл о металл — ключ положили на коврик. Света протянула руку, подцепила, убрала в карман. В это время за спинами незваных гостей затопали дополнительные каблуки, щёлкнуло что-то типа замка от сумки, и незнакомый женский голос — звенящий, такой «сторисовым» — произнёс:
— Ох, у них коридор — мечта. Шторы без пыли, линолеум встык, не наедешь. Можно я одну сторис сниму, просто интерьер? Мои подписчики любят такие разборы: «как в обычной квартире сделать вау».
Свету перекрутило. Она почти физически ощутила, как какая-то нитка, давно идущая под кожей, натянулась и порвалась. Она сняла цепочку, распахнула дверь ровно настолько, чтобы в проём вошёл Светин голос, а не люди, и ладонью закрыла вспыхнувшую у незнакомки камеру.
— Нет, — сказала она. — Здесь не снимают. Здесь живут. Вы все сейчас разворачиваетесь и уходите. Обеды — по календарю. Эфиры — в ваших домах. Наши ключи — у нас. Когда захотите говорить без шуток — позвоните заранее.
— Света, ты чего как начальник смены? — рассмеялась Оля, но смех засипел. — Мы же… по-хорошему. Я даже не красила ногти на вашем столе, видишь? Я в коридоре. Это уважение!
Галина Викторовна подняла пакет с чем-то стеклянным — банки звякнули.
— Я отдам и уйду, — сказала она мягче. — Не делай драму.
— Драма — это вы, — спокойно произнесла Света. — Когда решаете за нас. Не надо.
Илья молчал, но стоял так близко, что Света чувствовала его плечо — как опору. Он взял у свекрови пакет, не пуская дальше, и вложил — обратно — в руки.
— Мама, без обид. Сегодня — нет.
Оля переступила с ноги на ногу, взяла штатив, словно копьё. Незнакомая девушка с телефоном шмыгнула, зацепив ногтем дверную коробку. Игорь сопел, а потом неожиданно сказал:
— Можно я в туалет?
Мир на секунду качнулся. Любая «граница» влетала в реальность через ребёнка — как через небольшой форточки сквозняк.
— Внизу есть, — тихо сказала Света. — У консьержки. Попросите. Или наверху у Нины Петровны.
В этот момент в лифте зыркнуло и пискнуло, двери раскрылись, как рты. Нина Петровна выглянула сама — нитки на пальце, клубок на запястье.
— У меня можно, — сказала она, и бросила взгляд, короткий, как моргание. — И без съёмок, девушки. Я человек старого поколения, у меня внучка ругается, когда я лишнее выкладываю.
Игорь побежал к Нине Петровне. Оля дёрнулась, будто хотела возразить, но пожала плечами и, уже громко, на весь этаж, произнесла:
— Мы уходим. Мы поняли, здесь строгий режим. Поймите и вы потом, когда сами попросите о помощи.
— Мы попросим, когда нужно, — отрезал Илья. — Но не будем устраивать десант.
Они действительно развернулись. Воздух в дверях стал легче, как будто сняли тяжёлую занавеску. И именно в этот момент, уже на пороге, свекровь, поправляя воротник и все-таки заглядывая в щёлку глазами, сказала с тем же ровным тоном, знакомым до судорог:
— Свет, к приходу надо было стол накрыть, а не суши заказывать, — заметила свекровь на пороге.
Света на секунду замерла. Это была не реплика — печать. Как будто ей на лоб поставили штамп «неправильно». И от этого ей не стало хуже — наоборот, яснее. Она поняла, что как бы ни обговорили «календарь», система внутри людей останется. Упрёк у свекрови — как дыхание: не потому что ей мало еды, а потому что так устроена.
— Мы накрыли себе границы, — спокойно ответила Света. — А есть пойдём в кафе.
Галина Викторовна приподняла бровь, как любительница театра на смелой реплике. Оля фыркнула — звук короткий, как вспышка. Девочки с тортиком переглянулись, одна пряча телефон, другая шурша коробкой. Несколько секунд показались длинными, как трос. Потом входная дверь подъезда хлопнула — звук дошёл и сюда, отдавшись в полозьях почтового ящика.
Света закрыла дверь, повернула два оборота ключа. Сердце стучало гулко, как насос. Она прислонилась лбом к прохладному дереву. Илья стоял рядом, рука на её спине — ровно там, где утро держит равновесие.
— Я не герой, — сказала она тихо. — Я просто не хочу жить в коридоре.
— Ты и не должна, — ответил он. — У нас есть комнаты.
Она усмехнулась. С кухни пахло чайником, который забыла выключить. В окне полосой лежала её любимая белая линия света, и она подумала, что, может быть, весь этот цирк и затеян для того, чтобы эта полоска оставалась её.
Телефон ожил. Сообщения посыпались, как горох. «Семейка»: от Оли — «Ок, живите по своим правилам. У меня тоже есть правила: я больше не babysit Игоря у вас. Хотя вы и просили». От Галины Викторовны — «В следующую субботу обед у меня. По-человечески. Без вот этого всего». И ещё — голосовое, длинное, как старый тост.
Света не включила. Ей показалось, что сейчас важно слышать то, что в её голове, а не в динамике. Она наложила в миску груши — те, что купила вчера на акции, хотя и не акция здесь была главной, а просто желание, чтобы что-то простое лежало и радовало.
Зазвонил Артём — коллега.
— Ну что, как выступление? — спросил он без прелюдий. — Дрожали коленки?
— Дрожали, — честно ответила она. — Но я стояла.
— Тогда запиши это в отчёт дня. Дуло ветра в сторону тебя.
Она улыбнулась. И в этот момент пришло сообщение от Таи: «Горжусь. Если станет пусто — набери. Пустота потом набивается своими вещами, но первое время гулкая».
— Пойдём в кафе? — спросил Илья. — Там наш суп ждёт.
— Пойдём, — сказала Света, и надела кроссовки. — Только зайдём к Нине Петровне — спасибо сказать.
Они вышли в подъезд. Воздух был прохладный, пах слегка пылью и чужими духами — остатком чужого парада. На первом этаже, у консьержки, стояли две коробки с чужими именами — та самая привычная корреспонденция. Света взглянула и подумала, что вещи всегда ищут те двери, где их примут. «Вопрос только — что я сама пускаю», — сказала она себе, и ей стало странно спокойно.
Нина Петровна открыла сразу — будто ждала.
— Всё нормально? — спросила она, бережно снимая очки.
— Нормально, — ответила Света. — Спасибо, что выручили Игоря.
— Да какое там, — махнула рукой Нина Петровна. — Это ваша доброта отозвалась. Только дальше — без вечных «на минутку», а то они и жизнь так пройдут: «на минутку».
Света кивнула. Илья перевёл взгляд на неё, как на компас. Они вышли на улицу — август пах мокрым асфальтом, у перехода стоял мальчишка и джигой крутил колесо самоката. Света подумала: «Конфликт не кончился. Он переехал на другой этаж — в слова, в паузы, в календарь. Там тоже будет шумно». И непрошеная мысль кольнула: «А что, если в следующую субботу всё повторится, только на их территории? И я… что я буду делать?»
Телефон снова запищал — Оля выложила сторис: на чёрном фоне белые буквы «Некоторые путают границы с ледяными стенами» и смайлик с глазами. Ни имени, ни адреса, но все знают. Под этим — комменты от «девочек»: «сочувствуем», «держись». Света задержала палец над экраном и закрыла. В этот момент по их чату прошла новая стрелочка: «Поставщик лифтов будет во вторник, надо у кого-то встретить. У меня дела». Писала, конечно, Галина Викторовна. Системность — как часы.
Света остановилась, посмотрела на Илью.
— Мы идём в кафе, — сказала она просто. — А во вторник… во вторник у нас тренировка по неоткрытым дверям.
Илья кивнул, и они перешли дорогу. Полоса белого света от окна дома шла за ними в голове, как дорожная разметка. Они шли по ней сейчас — прямо, не сбиваясь. А впереди — развилка. И никакой стрелки, только собственная. Кто-то уже писал в мессенджере, в подъезде кто-то собирал пакеты, а в их телефоне дрожал курсор, как всегда, на пустой строке: что ответить, идти ли в субботу, принимать ли «по-человечески».
Ветер сдвигал листья, и город дышал. История не заканчивается. Она просто идёт дальше — в нажатие кнопки, в поворот ключа, в слово «нет», которое в их доме теперь звучит не как скандал, а как нормальный человеческий звук. И пока они идут к своему супу, звонок снова вспыхивает, но Света не берёт — не потому что злится, а потому что думает. Сейчас — настоящее. Дальше — посмотрим.
Свекровь приютила