Кирилл стоял у окна и смотрел на пустырь за домом. Сырая земля, покосившийся забор, детская площадка с облупившимися качелями — всё это раздражало его с самого переезда. Но ипотека диктовала свои правила: или старый фонд на окраине, или аренда без конца и края. Они с Аней выбрали своё.
В день сделки Аня сияла:
— Главное, своё. Небольшая перепланировка, ремонт — и будет уютно.
Кирилл тогда только кивнул. Он привык работать на перспективу. Брал подработки, уставал, но знал, зачем: чтобы выплатить кредит быстрее, отложить на отпуск, на нормальную кухню.
Первые месяцы всё шло спокойно. Пока не случилось то самое утро, когда на пороге их двушки появилась Ирина Петровна.
— Привет, дети, — её голос звенел фальшивой бодростью. — Мне тут… на пару недель надо у вас пожить. У нас домофон сломался, а в подъезде какой-то хулиган поселился. Я боюсь.
Кирилл тогда даже растерялся. Он знал, что мать Ани умеет драматизировать, но спорить не стал. Пара недель, подумал он. Перетерпим.
Ирина Петровна обосновалась основательно. Разложила по полкам свои коробки с витаминами, захватила в ванную половину места, что Кирилл держал под инструменты и бытовую химию, а через день переставила мебель в кухне.
— Тут так тесно, Кирилл. Вот если стол под окно, а микроволновку в угол, — объясняла она, не дожидаясь его ответа.
Он молчал. Считал. У него получалось — две недели выдержать можно.
Но две недели прошли, и разговоров о возвращении не было. Наоборот, в доме появились новые привычки. Вечером Ирина Петровна включала свой любимый сериал на полную громкость, а по утрам требовала тишины, потому что «голова болит».
— Мам, ты же понимаешь, мы работаем, — робко пыталась возражать Аня.
— А вы понимаете, что я не робот? — возмущалась Ирина Петровна. — И потом, я вон внуков нянчить собираюсь, вот и привыкайте.
Кирилл всё чаще ловил себя на том, что уходит на работу раньше обычного и возвращается позже. В офисе он хотя бы мог быть самим собой — не вздыхать, не поджимать губы, не считать до десяти.
Однажды вечером он зашёл в квартиру и замер. На его рабочем столе в маленьком углу комнаты стоял открытый ноутбук, а рядом лежали аккуратно сложенные счета.
— Я посмотрела твои траты, — сказала Ирина Петровна, появляясь в дверях. — Ты слишком много спускаешь на ерунду. Зачем тебе эта подписка на курсы? Лучше бы телевизор нормальный купил.
Кирилл даже не понял сразу, что сказать. В груди поднялась тяжёлая волна злости, но он проглотил её.
— Это мои деньги, — только и произнёс.
— Ты же семьянин, Кирилл, — мягко, почти ласково улыбнулась она. — Тут всё общее.
Аня в тот вечер промолчала. Она сидела за столом, крутила в руках телефон и избегала встречаться с ним взглядом.
Со временем Кирилл начал замечать мелочи, которые раньше не придавал значения. Его аккуратно сложенные рубашки вдруг начали пахнуть чужим кондиционером. В холодильнике появлялись продукты, которые он терпеть не мог. В ванной исчезли его бритвенные принадлежности — «мешали».
— Кирилл, ты не обижайся, — как-то вечером сказала Аня. — Маме сложно одной. А мы семья. Нужно поддержать.
— Поддержать — да, — выдохнул он. — Но не жить втроём в тесноте, когда у нас даже двери без замков.
Аня вздохнула, но промолчала.
Через месяц Кирилл понял, что это больше не временно. Ирина Петровна раз за разом откладывала разговор о переезде. Она уверенно вела хозяйство, решала, что купить на ужин, и даже взялась планировать ремонт.
— Кирилл, вот я думаю, если снести этот уголок, кухня станет больше, — рассуждала она, делая наброски в блокноте. — Ты всё равно в этих вещах не разбираешься.
Он сжал зубы и ушёл в спальню. На кухне раздался её довольный голос:
— Аня, скажи ему, что я права.
И Аня, тихо, устало:
— Мам, давай потом…
Кирилл понял, что это «потом» никогда не наступит.
Весна в этом году пришла рано, но Кирилл её не заметил. Он жил в режиме «работа-дом-работа», всё чаще задерживаясь в офисе. Коллеги подшучивали: «Ты что, карьеристом решил стать?» А он только отмахивался.
Дома царил вечный шум. Ирина Петровна будто нарочно выбирала громкий тон, даже когда говорила по телефону. Каждое её движение сопровождалось комментариями.
— Кирилл, ну ты совсем неправильно складываешь бельё, — бросала она, проходя мимо. — Я научу тебя, как надо.
— Кирилл, эта рыба — дрянь, в следующий раз бери у другого продавца.
— Кирилл, зачем ты включил кондиционер? Электричество нынче золотое.
Он не отвечал. Просто сжимал челюсти так, что начинали болеть зубы.
Аня пыталась лавировать между ними, как всегда. Если мать слишком перегибала палку, тихо шептала: «Не обращай внимания». Если Кирилл поднимал голос, просила: «Ну не сейчас, пожалуйста».
Ситуация достигла апогея, когда речь зашла о детях.
— Аня, тебе уже тридцать один, — сказала Ирина Петровна за ужином. — Пора подумать о ребёнке. Я помогу, не переживай.
Кирилл поднял глаза от тарелки.
— Мы сами решим, когда, — холодно сказал он.
— «Мы» — это кто? — усмехнулась она. — Ты думаешь, без меня справитесь? Я вырастила дочь, и знаю, как воспитывать внуков.
Аня опустила глаза. В комнате повисла тяжёлая тишина, а потом посыпались упрёки: что Кирилл эгоист, что он не думает о будущем семьи, что внуков ждут не только они, но и «вся родня».
На следующий день Кирилл снял коворкинг недалеко от офиса. Там, среди незнакомых людей, он мог дышать. Иногда задерживался до позднего вечера, возвращаясь домой, когда Ирина Петровна уже спала.
Но это не могло длиться вечно.
Конфликт разгорелся из-за денег. Кирилл получил премию и, не обсуждая, оплатил аванс за семейный отпуск. Он мечтал вывезти Аню к морю, отдохнуть вдвоём, хоть немного вернуть им двоим их прошлую лёгкость.
Ирина Петровна узнала случайно, увидев письмо на почте.
— Ты что, совсем с ума сошёл? — её голос звенел от возмущения. — Ты тратишь деньги, не посоветовавшись! Мы же собирались делать ремонт!
Кирилл поднял голову от ноутбука.
— «Мы» — это кто? — спокойно, почти устало спросил он.
— Я, Аня и ты, — отчеканила она. — Разве нет?
Аня, стоявшая рядом, что-то невнятно пробормотала про то, что и правда неплохо бы кухню обновить.
— Отпуск можно отложить, Кир, — тихо добавила она.
Он почувствовал, как внутри что-то ломается.
— Конечно, — сказал он ровно. — Всё можно отложить. Кроме ремонта, конечно.
С того вечера он стал чужим в собственной квартире.
В мае Кирилл попытался поговорить с Аней. Настоящим разговором. Без обид, без криков.
— Нам нужно что-то менять, — сказал он, пока они сидели на лавке во дворе. — Либо мы съезжаем, либо ставим рамки. Так дальше нельзя.
Аня тихо вздохнула, сжимая в руках телефон.
— Она одна, Кирилл. У неё никого, кроме меня. Я не могу её выгнать.
— Речь не о «выгнать», а о границах, — устало пояснил он. — Она лезет в каждый наш шаг. Даже в постель, если хочешь знать.
Аня подняла глаза, и он понял: она не готова.
— Мне нужно подумать, — только и сказала она.
Через неделю Ирина Петровна устроила сцену. Утром Кирилл нашёл свои наушники, сломанные пополам. Ирина Петровна объяснила это просто:
— Лежали не там, я споткнулась. А вообще, не держи свои гаджеты где попало. Дом — это не офис.
Кирилл впервые не сдержался.
— Может, это и не офис, но и не гостиница для всех, кто решил задержаться, — выдохнул он.
Ирина Петровна ахнула, прижала руку к груди.
— Аня, ты слышала, как он со мной разговаривает? — её голос дрожал. — Я ему мать!
— Мама, успокойся, — пробормотала Аня, бледнея. — Кирилл, не сейчас.
Он развернулся и ушёл, хлопнув дверью так, что со стены упала рамка с их свадебным фото.
После той сцены Кирилл начал ночевать у друга. Сначала — пару раз в неделю, под предлогом поздних совещаний, потом — почти каждый день. Возвращался лишь за чистыми рубашками и документами.
Ирина Петровна сделала вид, что ничего не замечает.
— У мужчины работа всегда на первом месте, — говорила она соседке в кухне так, чтобы Аня слышала. — Главное, чтобы домой возвращался. А остальное… Терпеть надо.
Аня слушала молча. Вечерами она сидела на диване, уткнувшись в телефон, а Кирилл — в своём съёмном углу коворкинга, где тишина давала ему возможность думать.
Окончательный разрыв случился в июне.
Кирилл вернулся домой в воскресенье, решив: хватит бегать, нужно расставить точки над «и». В квартире было на удивление тихо. Он уже успел подумать, что Ирина Петровна ушла к подруге, но, открыв дверь на кухню, застыл.
За столом сидела Ирина Петровна, в руках — кипа бумаг. Его банковские выписки.
— Ты снимаешь деньги с нашего счёта, — холодно сказала она. — И даже не считаешь нужным объяснить.
— С нашего? — Кирилл усмехнулся. — Это мой счёт.
— Не будь мелочным, Кирилл, — нахмурилась она. — Ты женат. Всё, что у тебя есть, принадлежит вашей семье. А значит, и мне тоже.
Он почувствовал, как внутри что-то щёлкнуло.
— Вам? — переспросил он тихо. — То есть теперь это и ваш счёт?
— Кирилл, не начинай, — вмешалась Аня, растерянно глядя на мужа. — Мама просто волнуется.
— Волнуется? — он усмехнулся ещё шире, но улыбка была холодной. — Она лезет в мои финансы, распоряжается моей квартирой, диктует, когда нам заводить детей, и это «волнуется»?
Ирина Петровна вспыхнула.
— Если бы не я, вы бы вообще не справились с этой ипотекой! Кто помогал с первоначальным взносом? Кто возил продукты, когда вы сидели без копейки?
Кирилл замер. Он помнил те времена. Помнил, как Ирина Петровна приезжала с сумками, но никогда не забывала упомянуть об этом в разговорах.
— Спасибо, — тихо сказал он. — Мы учтём.
И тут Аня, сжав кулаки, выдохнула:
— Кир, не надо так… Мама просто хочет как лучше.
Он посмотрел на неё. Долго. А потом вдруг понял, что устал — до дна, до предела.
— Вы же всё знаете лучше всех? — голос его звучал тихо, почти ровно. — Отлично. Идите с вещами жить в свой идеальный мир.
Ирина Петровна вскочила, лицо её побелело.
— Ты что, выгоняешь меня?
— Нет, — сказал Кирилл. — Я ухожу.
Он прошёл в комнату, быстро собрал сумку. Аня металась по квартире, что-то говорила, пыталась удержать, но он не слышал. Только шум в голове, и одно ясное ощущение — что он больше не может здесь дышать.
Он снял маленькую студию на другом конце города. Дешёвую, с облупленной мебелью и видом на серый двор. Но там было тихо. Никто не переставлял вещи без спроса, никто не комментировал каждый его шаг.
Аня звонила. Сначала каждый день, потом реже. Писала длинные сообщения: «Ты всё неправильно понял», «Мама переживает», «Давай попробуем снова». Он читал их и не отвечал.
Через месяц она приехала. Постояла в дверях, сжимая ключи в ладони, и тихо сказала:
— Я не могу без тебя. Но я и маму не могу оставить.
Он только кивнул.
— Тогда это выбор, Ань, — спокойно сказал он. — Я сделал свой.
Она ушла, не оглянувшись.
Соседи потом рассказывали, что Ирина Петровна долго сидела на лавочке у подъезда и громко жаловалась на «неблагодарного зятя». Говорила, что он предал семью, что «мужики нынче не те», что «всё для них мало».
Кирилл же в это время сидел в своей студии, пил холодный чай и смотрел на тёмное окно. Не было ни злости, ни боли — только усталость и странное ощущение пустоты.
Он знал, что назад дороги больше нет.
– Не понимаешь ты, Никита, своего счастья! – сказала мать