— Ты у нас старшая, Таня, — повторяли это как правило дорожного движения. — Значит, умнее, значит, уступи.
Сначала это были мелочи: отдавать Кириллу новые кроссовки, потому что «ему в школу, а тебе и те нормальные», идти забирать его с карате, потому что мама на смене, а папа в гараже «на полчаса». Полчаса тянулись до ночи. Таня сидела в коридоре спортивной школы и делала домашку на коленке. Кирилл выходил довольный, чавкал жвачкой: «Старшая же. Спасибо, Тань». И бежал в раздевалку, забывая, что телефон у неё.
— Нормально, — успокаивала себя. — Так у всех.
В десятом классе родители устроили «совет». На кухне дым от папиной сковороды, лягушачьи глаза настенных часов. Мама положила на стол тетрадь в клеточку: бюджет. У Тани — музыкальная школа по выходным, хористы везли на конкурс, но про это даже говорить не стали.
— Короче, — мама отбила ложкой по столу, — Кириллу нужна гитара, нормальная. Учитель сказал, без толку учиться на этой китайской. Тань, ты у нас подрабатываешь, на расклейке объявлений… можешь подкинуть? Это всё для него, талант.
— Я коплю на ноут, — тихо ответила Таня. — На учёбу же.
— Ноут можно и попроще, — заметил папа. — А талант, он не ждёт.
Она дала. Кирилл на следующий день играл во дворе «Nothing Else Matters», соседка с третьего аплодировала в халате и кричала маме: «Люда, у тебя сын — артист!». Мама улыбалась так, как будто это её сольник.
Таня поступила в техникум на бухучёт. Не потому что мечтала, просто рядом с домом и недорого: «Ты же понимаешь, мы тебе институт не потянем». Кирилла повезли в областной центр «на прослушивание». Возвращались с пакетами «музыкального», с чехлом за спиной. На Танины пары в техникуме родители приходили дважды: принести документы и поругать за прогул, когда она пропустила лекцию — сидела в очереди с мамой за Кириллами справками.
— Да что ты вцепилась в эту учёбу, — вздохнула мама. — Жизнь — она вот, рядом. Кирилл поедет в лагерь, нужна твоя карта, там удобнее перечислить.
— Я потом верну, — привычно вставил Кирилл.
Он всегда «потом». «Потом» не наступало.
Работать Таня пошла на втором курсе — сначала кассиршей на хлебном, потом в бухгалтерию небольшого склада. Нравилось, когда сходятся цифры и тихо под конец дня, только штамп щёлкает. Начальница, Лариса Егоровна, говорила: «Ты способная. Если потянешь вечерку, устрой тебя потом в нормальный офис». Таня думала, что потянет и вечерку, и Кирилла — привычка же.
Кирилла не взяли в колледж на гитару — то ли баллы, то ли конфликт с преподавателем. Он объявил, что хочет «своё» — студию записи в подвале дружбана. Мама прошептала на кухне:
— Танечка, там нужно немного. Они вчетвером скидываются. Ну им же старт.
— А мне ипотека, мам. Я хочу встать в очередь на субсидию, комнату хотя бы.
— Вот ты как скажешь — сердце режешь, — ответила мама и отвернулась к окну. — Мы тебя что, не любили? Тебе вот пальто в прошлом году купили, кожаное, помнишь?
Пальто было на скидке, грубое, скрипучее, и мама потом три месяца напоминала о нём, как о спасении. Таня чувствовала себя виноватой — за то, что думает о комнатке, о конце своей очереди, о том, как было бы не возвращаться в общую кухню, где все разговоры — про чужие ожидания.
Лариса Егоровна ткнула как-то в объявление: «Смотри, программа молодого специалиста. Если справки собрать, дадут хорошую скидку по ипотеке. Иди, оформляй, пока не поздно».
Таня оформляла, бегала между ЖЭКом и банком, ночами распечатывала копии, училась заполнять заявления без помарок. Под конец месяца получила одобрение на крошечную студию на окраине. Вернулась домой с глазами, в которых светился коридор чужого, но почти своего жилья.
— Молодец, — сказал папа. — Только не спеши. Кирилл должен встать на ноги. Мы решили: он пока поживёт у тебя, там будет у него тишина для музыки, и тебе не скучно.
— Я… ещё не купила даже плиту, — растерялась Таня. — И это моя ипотека, пап.
— Ты что, считать нас врагами? — подняла голос мама. — Мы семью держим. Он младший, он тонкий. Ты у нас сильная. Ему место надо, а тебе что — ты на работе весь день.
Так и вышло: в «студии» первым поселился Кирилл со своей гитарой, колонкой и друзьями. Они обещали не шуметь. Не получалось.
— Девять вечера — всё, тишина, — просила Таня. — У меня график, мне рано вставать.
— Угу, — кивал Кирилл и добавлял: — Ты же понимаешь, это на время.
«На время» растянулось на полтора года. Таня ночевала у Светки — подруги со школы, та жила с бабушкой, бабушка любила чай и сериалы, а Тане нравилось, что никто не просит «ещё немножко». Но совесть скребла: «Свою же квартиру заняли. Как-то некрасиво». Светка говорила:
— Ты не кукла спасатель. У тебя свой план.
— У меня — ипотека, — отвечала Таня, как будто оправдывалась перед воздухом.
Когда почти истёк срок льготного периода по процентам, Таня устроила свой мини-совет: позвала родителей, поставила на стол пирог (купила по дороге, сама уже ничего не успевала), распечатала график платежей.
— Так. Смотрите. Вот мой доход, вот взносы. Мне нужно жить в моей квартире, потому что иначе я не вывожу, — говорила она тихо, но отчётливо. — Кирилл может вернуться домой. Или снять с друзьями что-то.
— Таня, — сказал папа, щёлкнув ручкой. — Ты меня разочаровываешь. Мы тебя воспитывали не такой. Что значит «не вывожу»? Тебе помогать надо брату, у него сейчас проект.
— Какой проект? — спросила Таня.
— Запись молодых, онлайн-курсы, — вдохнула мама. — Он не может возвращаться в нашу двушку, там соседи, там кот соседский ходит, он аллергик.
— У Кирилла аллергия? — удивилась Таня. — С каких пор?
— Ну… он чихал у тёти Гали. Ты не видела?
Кирилл, опоздав, ввалился в квартиру, щёлкнул пальцами:
— Сеструха, ну мы разрулим. Через месяц максимум. Только не выгоняй. Мы уже стену обработали, звук не пройдёт.
— Деньги за электричество кто платит? — спросила Таня.
— Ты сейчас опять про деньги, — закатил глаза он. — Токсично.
Слово «токсично» пристало к Тане как клейкая бирка. Ей было стыдно даже говорить про коммуналку. На работе она брала подработки: квартальные отчёты соседней фирмы, ночные выгрузки. Пила кофе из автомата, на зубах скрипел сахар. Светка пихала ей контейнеры с гречкой.
— Ты заметила, как они тебя гнут под лозунги «ты же взрослая»? — спрашивала Светка.
— Ну… может, я и правда жестковата, — отвечала Таня и ловила себя на чужих словах. — Им же сложно.
Когда в офис пришёл аудитор из банка и проверил документы по их складу, Таня впервые почувствовала, что может быть нужна себе. Он сказал:
— У вас порядок. Я бы на вашем месте пошёл доучиваться. Сейчас бухгалтер с нормальной квалификацией может выбрать.
Слово «выбрать» прозвучало как музыка. Таня вернулась домой, достала из шкафа пачку старых тетрадей и записалась на курсы по МСФО. Ночью кирилловы «пацаны» завыли под гитару. Одному «как раз пришло вдохновение».
— Давайте сделаем так, — сказала Таня им на кухне, держа кружку с дешёвым чаем. — Если хотите жить здесь, платите треть коммуналки. И до десяти — тишина.
— Сеструха, ты что, в бухгалтерии список правил составила? — хмыкнул один.
— Составила, — сказала она. — И я его соблюдаю.
Мама на следующий день позвонила и разрыдалась:
— Ты превратилась в чужого человека. Я ночью не спала. Как ты могла выгнать его на улицу?
— Я никого не выгоняла, — Таня устала держать телефон. — Попросила соблюдать правила.
— Правила! — мама всхлипнула. — Мы же не завод. Ты родная или как?
Папа вечером добавил:
— И вообще, мы тогда твою квартиру… — он запнулся. — Это мы тебе помогли, помнишь?
— Я помню, как вы убеждали взять ипотеку на себя, — ответила Таня. — И помню, как платёж списывается с моей карты.
Разговор оборвался. Таня вышла на лестницу, прислонилась к перилам. Снизу кто-то тащил пакеты, пахло мандаринами. Она поймала себя на мысль: «Я вот стою, а где тут — я?»
Через пару недель Кирилл, сам, без советов, собрался и ушёл к друзьям. Сказал резко: «Ты мне ставишь ультиматумы, я бросаю». Таня выдохнула и впервые разложила по полочкам книги — свои, купленные б/у. Влезли на одну полку. Казалось, что сейчас начнётся другая жизнь. Она не знала, что это — пока только передышка.
Весной папа предложил «встретиться всем». Мама испекла сырники. На столе — салфетки, тетрадь в клетку, та самая. Папа говорил неспешно, постукивая ручкой:
— Вопрос такой. У Кирилла идея. Нужен поручитель для кредита — на оборудование. Ставка хорошая, мы узнавали. На тебя банк посмотрит охотно — ты стабильная.
— Поручитель — это если он не платит, я плачу, — уточнила Таня.
— Ну ты же знаешь его, — улыбнулась мама мягко. — Он не подведёт. Ты же не враг брату?
Слово «враг» повисло в воздухе. Таня вдруг вспомнила, как носила ему тетрадки, как стояла в холодном коридоре карате, как пекла в духовке замороженную пиццу, чтоб не будить маму, как отдавалась мысль: «Я сильная — значит, выдержу». Она посмотрела на их лица и услышала собственный голос:
— Давайте бумаги. Я почитаю.
— Да там нечего читать, — махнул Кирилл. — Обычный договор.
— Я почитаю, — повторила Таня.
Ночью она не спала. Сидела над договором и гуглила слова, о которых раньше не задумывалась: «солидарная ответственность», «досрочное взыскание». Около четырёх утра написала Светке: «Это ловушка?» Ответ пришёл через минуту: «Ты не обязана подписывать». И ещё: «Даже если они обидятся».
Утром Таня поставила подпись. Рука дрогнула на секунду. Она знала, что делает. Она встала и сказала:
— Я подписала, потому что хочу верить. Но если что-то пойдёт не так — я не потяну одна.
— Ничего не пойдёт не так, — отмахнулся Кирилл. — Всё будет огонь.
Первый месяц действительно был «огонь»: в соцсетях у Кирилла появились сторис из «студии», там мигали лампочки, кто-то крутил ручки на пульте, кто-то хлопал по барабану. Мама ходила гордой походкой, папа говорил соседу: «У нас бизнес». Таня платила банк. И ждала: когда вернутся те «чуть-чуть», что она вложила?
Второй месяц пришёл звонок из банка: «Платеж просрочен». Кирилл снял трубку через день, задыхаясь:
— Ну там, короче, кассовый разрыв. Мы уладим. Не кипишуй.
— Сколько? — спросила Таня.
Сумма была такой, что у неё по спине побежали мурашки. Она перевела, потому что иначе штраф. Утром проснулась с тяжёлой головой: снова минус.
— Ты герой, — сказала Лариса Егоровна, узнав, в общих чертах, что произошло. — Но герои обычно остаются с долгами.
Таня молча пила воду. Вечером пришло сообщение от мамы: «Мы тебе пирожков испекли, заходи». Она не зашла. Сидела на табурете и думала о слове «солидарная». Оно тикало, как те лягушачьи часы на кухне в детстве.
Однажды в воскресенье, когда она наконец собралась поспать до девяти, у двери позвонили. На пороге стоял Кирилл, бледный, с документами в руках. За его спиной виднелся смятый пакет с проводами.
— Нам надо срочно поговорить, — сказал он. — Там такое… меня подставили.
Она шагнула в сторону, пропуская его, и поняла, что её «передышка» закончилась.
Кирилл сел прямо на пол в коридоре, как будто его ноги отказывались держать. Бумаги выпали из рук и разлетелись. Таня машинально наклонилась, чтобы собрать их, и увидела печать банка, несколько уведомлений и одно слово, набранное жирным: «ДОСРОЧНО».
— Что случилось? — голос прозвучал глухо, как сквозь вату.
— Там… — Кирилл провёл ладонью по лицу. — Мы заключили договор с одним диджеем, типа крутой заказ, обещали оплату после выступления. А они… короче, свалили в другой город, ничего не перевели. Аренду помещения подняли. И… — он запнулся, — я взял ещё один короткий кредит. Под проценты, ну чтоб перекрыть дыру.
— Ты взял ещё один кредит, не сказав мне? — Таня сжала пальцы, чтобы не дрожать.
— Я хотел быстро закрыть, — залопотал он. — Ну ты же знаешь, это бизнес.
— Это не бизнес, Кирилл, — тихо сказала Таня. — Это дыра.
Он вскинул голову:
— Ты сейчас что, учить меня собралась? Сеструха, я разрулю. Мне просто нужно, чтобы ты пока… ну, ты знаешь, как в прошлый раз.
Таня вздохнула и прошла на кухню. Поставила чайник, достала из шкафа кружку с отбитой ручкой. В детстве они пили из неё какао по вечерам, и тогда тоже казалось, что всё разрулится.
— Я не могу платить за тебя, Кирилл, — сказала она, глядя на пустую плиту. — Я тяну ипотеку. Я живу в минусе уже третий месяц.
— Ну, мама сказала, что ты… — он запнулся, увидев, как Таня резко повернулась.
— Что сказала мама?
— Что ты сейчас поднимешься, тебя там на работе ценят. Ну и… ты всегда помогаешь. Ты же не бросишь.
Он говорил так, будто это аксиома. Как будто её жизнь — его страховка.
Таня почувствовала, как внутри поднимается злость, вязкая, горячая.
— Ты когда-нибудь слышал, чтобы я просила у тебя помощи? — спросила она. — Хоть раз?
Кирилл пожал плечами:
— Так ты сильная, тебе не надо.
Эта фраза была как выстрел. Таня опустилась на стул, обняла себя руками, чтобы не дрожать.
— Уходи, Кирилл, — сказала она тихо. — Мне нужно подумать.
Он ушёл, хлопнув дверью. Бумаги так и остались на столе.
Светка появилась вечером, как всегда, без звонка — с пакетом в руках. Пахло пирожками.
— Ну? — спросила она, оглядев хаос на столе.
Таня молчала. Светка сама разложила бумаги, прочитала, потом присвистнула:
— Это ж кабала. Ты зачем подписала поручительство без юриста?
— Потому что думала, что смогу… помочь, — выдохнула Таня.
— Помочь? Таня, ты помнишь, как они тебя учили кататься на велосипеде? «Давай сама, ты старшая». Ты вечно сама. А сейчас они просто садятся на твою шею.
Таня молчала. Слова Светки били слишком близко к правде.
В банке ей предложили реструктуризацию. Мягко, с улыбкой: «Чтобы избежать проблем с кредитной историей». Таня подписала бумаги, чувствуя, как за спиной поднимается тяжёлый груз.
Дома мама встретила её с улыбкой и кастрюлей борща:
— Танечка, не переживай. Всё наладится. Ты же знаешь, он талант.
— Мама, я не банк, — устало сказала Таня.
— Не начинай, — голос матери стал холодным. — У нас один сын. Ты — дочь, тебе проще. Девочка всегда справится.
С работы Таню начали отпускать всё позже. Лариса Егоровна поднимала брови:
— Ты устала. Попроси кого-то из семьи помочь.
Таня смеялась коротко, почти истерично:
— Некого.
Весной позвонил Кирилл:
— Таня, слушай, ты дома? Мы с ребятами зайдём, отпраздновать надо, сделка одна сорвалась, но всё равно повод есть.
— Нет, Кирилл, — ответила она, — мне завтра на работу.
— Ты чё такая злая? — фыркнул он. — Деньги не главное, мы же семья.
Она выключила телефон. Впервые.
Через неделю родители устроили семейный «разговор». В воскресенье, в родной квартире с ковром на стене. Мама нарезала селёдку, папа сидел с блокнотом.
— Таня, — начал он, — надо быть мягче. Кирилл сейчас в сложном положении. Если мы все вместе, он вытянет.
— А если нет? — тихо спросила Таня.
— Тогда ты… ну, мы что-нибудь придумаем, — сказала мама, глядя в пол. — Но ты должна понимать: у нас один сын. Ему нужна поддержка.
Светка потом сказала:
— Слушай, они даже не слышат тебя. Ты для них ресурс. Только и всего.
Таня попыталась поговорить с Кириллом напрямую. Пригласила его в кафе возле её офиса, заказала два кофе.
— Кирилл, — начала она, — я больше не могу платить за тебя. Ни одной копейки.
— Так и запишем: родная сестра бросает родного брата в беде, — ухмыльнулся он. — Ладно, Таня, как скажешь.
Он встал и ушёл, не допив кофе.
Вечером позвонила мама:
— Ты что сказала брату? Он пришёл, весь белый, как стена. Ты издеваешься над нами?
Таня выключила телефон и долго сидела в темноте. Потом открыла ноутбук и начала искать вторую работу.
Светка предложила:
— Переезжай ко мне. Пусть они сами решают свои проблемы.
— Я не могу, — покачала головой Таня. — Это же моя квартира.
— Квартира, да, — усмехнулась Светка. — Но тебе там даже дышать не дают.
Таня молчала. Она уже понимала, что разговор о квартире впереди. Но представить его не могла.
Через пару месяцев, когда Таня наконец закрыла очередной платёж и почти собрала подушку безопасности, родители позвонили снова.
— Таня, — голос мамы был каким-то официальным, — нам нужно поговорить. Завтра вечером.
Встреча прошла в нотариальной конторе. Пахло бумагой и дешёвым кофе. Таня сидела, слушала и не понимала, как слова складываются в смысл.
— Квартира, — ровным голосом сказал нотариус, — оформлена на родителей, как поручителей по ипотеке.
— Что? — спросила Таня, не веря.
— Формально, да, — кивнул папа. — Мы так оформили, чтоб проще было. Ты же не против?
— А теперь, — вмешалась мама, — мы решили, что квартира останется Кириллу. Он молодой, ему семья нужна будет. Ты же понимаешь.
Таня сидела, чувствуя, как внутри что-то ломается.
В коридоре конторы пахло мокрой бумагой и старым линолеумом. Таня сидела на скамейке, сжимая папку с документами, как будто она могла от этого что-то изменить.
— Подожди, — выдавила она, глядя на родителей. — Как — квартира Кириллу? Я же все эти годы платила.
Мама не выдержала её взгляда и уставилась в пол. Папа вздохнул и произнёс ровно, почти спокойно:
— Свет, они так спокойно заявили: «Квартира не делится, всё его».
У Тани перед глазами потемнело. Она вдруг вспомнила себя в коридоре музыкальной школы, с тетрадкой на коленях, и то, как думала тогда: «Я сильная, значит, выдержу».
— Вы серьёзно? — голос был чужой, хриплый. — Я тянула эту ипотеку. Все эти годы. Я.
— Не драматизируй, — холодно сказала мама. — Ты у нас девушка самостоятельная, на работу ходишь, вон как тебя ценят. А Кириллу нужна база. Он же мужчина.
— Мужчина… — Таня тихо засмеялась. — Мужчина, который даже свет вовремя не оплачивает.
— Таня! — рявкнул отец. — Не смей так про брата.
Она посмотрела на них, потом на Кирилла. Он сидел, развалившись на стуле, с телефоном в руках. Даже не поднял глаза.
Дома Таня упала на диван. Долго лежала, не двигаясь, пока в темноте звонил телефон. Мама, папа, даже тётя Лида из Рязани — все по цепочке знали, что «Таня неблагодарная».
Светка пришла без звонка, как всегда, с двумя стаканчиками кофе и пакетом из ближайшего магазина.
— Ну? — спросила она.
Таня молчала.
— Ты понимаешь, что они тебя вычеркнули? — Светка присела рядом. — Для них ты — просто банкомат. Пока даёшь — хорошая. Перестанешь — станешь врагом.
Таня не ответила. Внутри было пусто.
На работе она стала задерживаться до ночи. Брала всё — отчёты, сверки, даже чужие смены. Лариса Егоровна смотрела внимательно, но молчала. Только как-то раз сказала:
— Таня, пока ты для них только ресурс, ничего не изменится.
Эти слова застряли в голове, как заноза.
Через месяц Кирилл позвонил.
— Сеструха, слушай… я понимаю, ты злишься. Но это же формальность, ты там как бы живёшь. Никто тебя не выгоняет.
— Ага, — Таня усмехнулась. — Формальность.
— Ну да. Ты же всё равно вечно на работе или у этой своей Светки. А так хотя бы знаешь, что у брата крыша есть.
— Кирилл, — она сделала паузу, — я хочу продать квартиру и закрыть долг.
В трубке повисла тишина. Потом глухой смех:
— Ты серьёзно? Это не твоя квартира, Таня. Ты вообще в курсе?
Мама пришла вечером, не предупредив. Постучала, вошла, как к себе.
— Ты что творишь? — тихо, почти шепотом, но с железом в голосе. — Мы всю жизнь старались для вас. А ты… вечно обиженная.
— Я просто хочу жить своей жизнью, мам, — сказала Таня устало. — Без долгов, без этих игр.
— Игры? — мама вскинула брови. — Это семья. Ты думаешь, чужие помогут тебе, если что?
Таня посмотрела на неё. В груди было пусто, как в заброшенной квартире без мебели.
— Знаешь, мам, чужие хотя бы не выставляют счёт за каждый кусок хлеба.
Мама разрыдалась и ушла, хлопнув дверью.
Светка предложила уехать на выходные.
— Просто сменить картинку. Я договорилась с ребятами, у них дом у озера.
Таня сначала отказалась, но потом, собрав вещи в маленький рюкзак, поехала. Вечером сидела у костра, слушала треск веток и смех незнакомых людей. Чувствовала себя чужой и свободной одновременно.
— Ты понимаешь, что можешь сказать «нет»? — спросил один из парней, который жарил сосиски. — Это же твоё право.
— Нет, — тихо сказала Таня. — У нас так не работает.
Возвращение в город было как холодный душ. Первым делом — уведомление из банка: просрочка по одному из платежей. Потом звонок от отца:
— Ты собираешься платить или нет? Ты же взрослая, должна понимать, что это общий долг.
— Это не общий долг, — ответила Таня. — Это долг Кирилла.
— Он твой брат, — ледяным голосом сказал отец. — У нас один сын.
Вечером Таня сидела в тишине своей квартиры. Впервые за долгое время она убрала со стола чужие кружки, сложила гитарные струны в коробку и поставила её в шкаф. Комната стала непривычно просторной.
Телефон звонил, вибрировал, мигал сообщениями. Она не отвечала.
Светка написала коротко: «Ты можешь начать жить. Просто начни».
Таня закрыла глаза и попыталась представить, как это — жить без страха, без вечного «ты должна».
Но в голове всё ещё звучали мамины слова: «Квартира не делится, всё его».
И Таня поняла, что пока не знает, что будет дальше.
– Знаешь, Саша, – мне твой сюрприз не понравился, – сказала жена